Божественная комедия - Данте Алигьери

106 Все, кто насильем осквернил свой сан.

        Здесь Александр[132] и Дионисий лютый,

        Сицилии нанёсший много ран;

109 Вот этот, с чёрной шерстью, — пресловутый

       Граф Адзолино[133]; светлый, рядом с ним, —

       Обиццо д'Эсте, тот, что в мире смуты

112 Родимым сыном истреблён своим"[134].

       Поняв мой взгляд, вождь молвил, благосклонный:

       «Здесь он да будет первым, я — вторым»[135].

115 Потом мы подошли к неотдаленной

        Толпе людей, где каждый был покрыт

        По горло этой влагой раскалённой.

118 Мы видели — один вдали стоит.

       Несс молвил: "Он пронзил под божьей сенью

       То сердце, что над Темзой кровь точит"[136].

121 Потом я видел, ниже по теченью,

        Других, являвших плечи, грудь, живот;

        Иной из них мне был знакомой тенью.

124 За пядью пядь, спадал волноворот,

        И под конец он обжигал лишь ноги;

        И здесь мы реку пересекли вброд.

127 "Как до сих пор, всю эту часть дороги, —

        Сказал кентавр, — мелеет кипяток,

        Так, дальше, снова под уклон отлогий

130 Уходит дно, и пучится поток,

        И, полный круг смыкая там, где стонет

        Толпа тиранов, он опять глубок.

133 Там под небесным гневом выю клонит

       И Аттила[137], когда-то бич земли,

       И Пирр, и Секст[138]; там мука слезы гонит,

136 И вечным плачем лица обожгли

        Риньер де'Пацци и Риньер Корнето[139],

        Которые такой разбой вели".

139 Тут он помчался вспять и скрылся где-то.

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

1 Ещё кентавр не пересёк потока,

      Как мы вступили в одичалый лес,

      Где ни тропы не находило око.

4 Там бурых листьев сумрачен навес,

      Там вьётся в узел каждый сук ползущий,

      Там нет плодов, и яд в шипах древес.

7 Такой унылой и дремучей пущи

      От Чечины и до Корнето[140] нет,

      Приют зверью пустынному дающей.

10 Там гнезда гарпий, их поганый след,

       Тех, что троян, закинутых кочевьем,

       Прогнали со Строфад предвестьем бед[141].

13 С широкими крылами, с ликом девьим,

       Когтистые, с пернатым животом,

      Они тоскливо кличут по деревьям.

16 "Пред тем, как дальше мы с тобой пойдём, —

       Так начал мой учитель, наставляя, —

       Знай, что сейчас мы в поясе втором,

19 А там, за ним, пустыня огневая.

       Здесь ты увидишь то, — добавил он, —

       Чему бы не поверил, мне внимая".

22 Я отовсюду слышал громкий стон,

       Но никого окрест не появлялось;

       И я остановился, изумлён.

25 Учителю, мне кажется, казалось,

       Что мне казалось, будто это крик

       Толпы какой-то, что в кустах скрывалась.

28 И мне сказал мой мудрый проводник:

       "Тебе любую ветвь сломать довольно,

       Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг".

31 Тогда я руку протянул невольно

       К терновнику и отломил сучок;

       И ствол воскликнул: «Не ломай, мне больно!»

34 В надломе кровью потемнел росток

       И снова крикнул: "Прекрати мученья!

       Ужели дух твой до того жесток?

37 Мы были люди, а теперь растенья.

       И к душам гадов было бы грешно

       Выказывать так мало сожаленья".

40 И как с конца палимое бревно

       От тока ветра и его накала

       В другом конце трещит и слез полно,

43 Так раненое древо источало

       Слова и кровь; я в ужасе затих,

       И наземь ветвь из рук моих упала.

46 "Когда б он знал, что на путях своих, —

       Ответил вождь мой жалобному звуку, —

       Он встретит то, о чём вещал мой стих[142],

49 О бедный дух, он не простёр бы руку.

       Но чтоб он мог чудесное познать,

       Тебя со скорбью я обрёк на муку.

52 Скажи ему, кто ты; дабы воздать

       Тебе добром, он о тебе вспомянет

       В земном краю, куда взойдёт опять".

55 И древо: "Твой призыв меня так манит,

       Что не могу внимать ему, молча;

       И пусть не в тягость вам рассказ мой станет.

58 Я тот, кто оба сберегал ключа[144]

       От сердца Федерика и вращал их

       К затвору и к отвору, не звуча,

61 Хранитель тайн его, больших и малых.

       Неся мой долг, который мне был свят,

       Я не щадил ни сна, ни сил усталых.

64 Развратница[145], от кесарских палат

       Не отводящая очей тлетворных,

       Чума народов и дворцовый яд,

67 Так воспалила на меня придворных,

       Что Август[146], их пыланьем воспылав,

       Низверг мой блеск в пучину бедствий чёрных

70 Смятенный дух мой, вознегодовав,

       Замыслил смертью помешать злословью,

       И правый стал перед собой неправ[147].

73 Моих корней клянусь ужасной кровью,

      Я жил и умер, свой обет храня,

      И господину я служил любовью!

76 И тот из вас, кто выйдет к свету дня,

      Пусть честь мою излечит от извета,

      Которым зависть ранила меня!"

79 "Он смолк, — услышал я из уст поэта. —

      Заговори с ним, — время не ушло, —

      Когда ты ждёшь на что-нибудь ответа".

82 "Спроси его что хочешь, что б могло

       Быть мне полезным, — молвил я, смущённый. —

       Я не решусь; мне слишком тяжело".

85 "Вот этот, — начал спутник благосклонный, —

       Готов свершить тобой просимый труд.

       А ты, о дух, в темницу заточенный,

88 Поведай нам, как душу в плен берут

       Узлы ветвей; поведай, если можно,

       Выходят ли когда из этих пут".

91 Тут ствол дохнул огромно и тревожно,

       И в этом вздохе слову был исход:

       "Ответ вам будет дан немногосложно.

94 Когда душа, ожесточась, порвёт

       Самоуправно оболочку тела,

       Минос[148] её в седьмую бездну шлёт.

97 Ей не даётся точного предела;

       Упав в лесу, как малое зерно,

      Она растёт, где ей судьба велела.

100 Зерно в побег и в ствол превращено;

        И гарпии, кормясь его листами,

        Боль создают и боли той окно[149].

103 Пойдём и мы за нашими телами[150],

       Но их мы не наденем в Судный день:

       Не наше то, что сбросили мы сами[151].

106 Мы их притащим в сумрачную сень,

        И плоть повиснет на кусте колючем,

        Где спит её безжалостная тень".

109 Мы думали, что ствол, тоскою мучим,

        Ещё и дальше говорить готов,

        Но услыхали шум в лесу дремучем,

112 Как на облаве внемлет зверолов,

        Что мчится вепрь и вслед за ним борзые,

        И слышит хруст растоптанных кустов.

115 И вот бегут[152], левее нас, нагие,

        Истерзанные двое, меж ветвей,

        Ломая грудью заросли тугие.

118 Передний[153]: «Смерть, ко мне, ко мне скорей!»

        Другой[154], который не отстать старался,

        Кричал: "Сегодня, Лано, ты быстрей,

121 Чем был, когда у Топпо подвизался!"

        Он, задыхаясь, посмотрел вокруг,