Избранные произведения - Михаил Ломоносов

Риторизованное описание исторических событий сопровождается античными реминисценциями. На дела Петровы взирают Аполлон и музы, как в школьной драме:

С прекрасной высоты, с великого ПарнасаНаполнился мой слух пронзающего гласа.Минерва, Аполлон и девять сестр зовутИ нудят совершить священный спешно труд.

На историзм поэмы легла тень условности. Становится понятным, что при описании чертогов морского царя Ломоносов не обратился ни к народным сказкам, ни к былине о Садко, чуждым его барочной поэтике.

В поэтике Ломоносова реальные Рифейские горы (Урал) соседствуют с книжным образом Нила, «который из рая течет», упоминание Индии с библейским Ливаном. Фантастическое изображение чертогов Нептуна с деталями рельефа морского дна и его фауны («черепокожных»). Бурные процессы в природе привлекают внимание поэта, пронизывают его «священным ужасом» перед их величием и титанизмом. Вся «натура» мятется, наполняя оды торжественным великолепием. Клокочут недра Земли, рождая металлы, извергают лаву огнедышащие вулканы, ревет неумолчный Океан, где движутся ледяные горы, сверкают молнии, и на мачтах кораблей появляются таинственные огни св. Эльма. Крупицы реальных знаний вплетаются в словесный декоративный узор.

В поэзии барокко высокий полет мысли сочетался с поэтическим отношением к природе, восторгом перед ее грозным величием. Стремление охватить единым взором мироздание, постичь его в великом и малом было присуще философам, поэтам и ученым эпохи барокко. Наука нуждалась в крыльях фантазии, чтобы не заблудиться в эмпирических потемках. По дерзновенному полету мысли Ломоносов ближе этой эпохе, нежели мировоззрению механицистов своего века. Чувство Космоса достигает у него необычайной глубины и силы.

Открылась бездна звезд полна,Звездам числа нет, бездне дна.

В «Вечернем размышлении о божием величестве при случае великого северного сияния» Ломоносов не только созерцает ночное небо, но и стремится познать законы «натуры» и обсуждает различные гипотезы:

Что зыблет ясный ночью луч?Что тонкий пламень в твердь разит?Как молния без грозных тучСтремится от земли в зенит?

Ломоносов ссылается на эту оду в 1753 году в ученом «Изъяснении», приложенном к его «Слову о явлениях воздушных от электрической силы происходящих», где отмечает, что она «сочинена 1743 года, а в 1747 году в «Риторике» напечатана» и «содержит мое давнишнее мнение, что северное сияние движением эфира произведено быть может», – и таким образом утверждает свой научный приоритет. А в «Утреннем размышлении…» он описывает бурные процессы, происходящие на Солнце, как «горящий вечно Океан», Ломоносов-ученый мыслил как поэт, а поэт – как ученый. Это роднит его с великими учеными XVII века Галилеем и Кеплером, писавшими о «гармонии мира». Вместе с тем у Ломоносова слабо выражены некоторые излюбленные мотивы западноевропейского барокко, так, например, идея «Vanitas» – бренности и преходящности бытия– только вскользь упомянута в «Риторике». Ему в неизмеримо большей мере присущи деятельный и жизнеутверждающий оптимизм и вера в человеческий разум.

В трагедиях «Тамира и Селим» (1750) и «Демофонт» (1751), сочиненных по «изустному приказу» царицы для придворного театра, возникают картины, отвечающие его привычной поэтике. Вымышленный сюжет о походе «багдатского царевича» Селима против крымского хана переплетается с поэтической обработкой событий русской истории согласно «Сказанию о Мамаевом побоище» и «Синопсису».[51] Описание Куликовской битвы, вложенное в уста крымского царевича Парсима, полно барочного динамизма:

Как туча бурная ударив от пучины,Ужасной в воздухе рождает бегом свист,Ревет и гонит мглу чрез горы и долины.Возносит от земли до облак легкой лист,Так сила росская, поднявшись из засады,С внезапным мужеством пустилась против нас…

Работа Ломоносова над поэтическим словом была истерически необходима и плодотворна. Его метафоризм способствовал развитию поэтического мышления. Никто до него, ни после него, до Державина и Пушкина, не добивался такой четкости ритма и звучности стиха. «Водопад» и другие стихи Державина обязаны своим красочным великолепием Ломоносову. Отголоски его стихов и даже прямые заимствования встречаются в «Полтаве»

На холмах пушки, присмирев,

Прервали свой голодный рев.

Шум Полтавской битвы, чугунные ядра, что «прах роют и в крови шипят», сам Петр, чей «лик ужасен», конь его храпит

И мчится в прахе боевом,

Гордясь могущим седоком,[52] –

все это дань петровскому времени и поэзии Ломоносова.

Творчество Ломоносова входит в общий художественный стиль эпохи. Он сложился в литературной и бытовой обстановке барокко. Уже у себя на родине Ломоносов видел, как куростровские косторезы изготовляли из моржовой и мамонтовой (ископаемой) кости шкатулки, игольницы, ароматницы, коробочки для «мушек» и, следуя вкусам своих заказчиков, усваивали декоративные мотивы барокко и рококо. Петровская барочная эмблематика залетала на Север из книги «Символы и емблематы», изданной в 1705 году. В Москве он увидел архитектуру церквей конца XVII века и Сухаревой башни, причудливый Анненгоф, графику петровских изданий. Даже на таблицах «Синусов, тангенсов и секансов» (1716) была помещена барочная виньетка с Адамом, поливающим райское дерево познания «Невский парадиз» был город, построенный в стиле европейского барокко, с мерцающими среди молодой зелени статуями Летнего сада, павильонами, фейерверками и иллюминациями. За четыре года пребывания за границей Ломоносов побывал в художественных центрах, насыщенных барокко, как Дрезден, Лейпциг, Амстердам, познакомился с произведениями выдающихся поэтов немецкого барокко. И снова в Петербурге, занимаясь составлением проектов иллюминаций, сочиняя оды и надписи и, наконец, став мозаичистом, Ломоносов оставался в пределах этого стиля. Между Ломоносовым-художником и Ломоносовым-поэтом не было противоречий. Его вкусы и навыки в области изобразительного искусства также отвечали позднему барокко.

В 1758 году Ломоносов разработал и представил в Сенат проект мозаичного надгробия Петра Великого и Екатерины I с аллегорическими изображениями, эмблемами и девизами. «Лазоревые столпы», урны, серебряные и позолоченные статуи, изображения Добродетелей, Славы, попирающей ногой поверженную Смерть. И, наконец, мозаичные панно, расходящиеся от гробницы и представляющие «дела Петровы» – Азовскою баталию, с изображением вверху апостола Петра, низвергающего Симона-волхва (аналога Фаэтона); Левенгауптскую – с тем же апостолом, указующим на льва; Полтавскую баталию с апостолом Павлом, патетически воздевающим руки к небу. Весь проект носит барочный характер, как и замысел монумента Петру Великому Карло Растрелли (старшего), насыщенный барочной аллегорией и эмблематикой, с двадцатью мраморными статуями и тридцатью барельефами. В проекте Растрелли была предусмотрена фигура крылатой Славы и скульптурные аллегории Добродетелей, изображения «викторий» и «знатные плоды флота Российского».[53]Все это свидетельствует о единстве художественного мышления и стиля Ломоносова.

Барочное устремление поэзии Ломоносова отражало особенности исторического развития России. Утилитаризм петровского времени уживался с торжественно-метафорическим стилем. Пафос стремительно выходившего на мировую арену государства требовал громких слов и риторического восторга. «Лира Ломоносова, – заметил П. А. Вяземский, – была отголоском полтавских пушек».[54] Но не только гром петровских побед нашел отклик в поэзии Ломоносова. Отправляясь от петровских реформ, он выдвигал широкую программу развития страны «для приращения общей пользы». Его поэзия несла в себе заряд жизнеутверждающего оптимизма.

Поэзия Ломоносова позволяет ощутить и оценить красоту старинной витийственности, ее великолепное звучание. Исполненный пафоса слог Ломоносова был близок Радищеву, который, обращаясь к нему, воскликнул: «Слово твое, живущее присно и вовеки в творениях твоих, слово российского племени, тобою в языке нашем обновленное, прелетит во устах народных за необозримый горизонт столетий».[55]

Александр Морозов

Оды похвальные

Ода блаженный памяти государыне императрице Анне Иоанновне на победу над турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года*

ОДА БЛАЖЕННЫЯ ПАМЯТИ ГОСУДАРЫНЕ ИМПЕРАТРИЦЕ АННЕ ИОАННОВНЕ НА ПОБЕДУ НАД ТУРКАМИ И ТАТАРАМИ И НА ВЗЯТИЕ ХОТИНА 1739 ГОДА

Восторг внезапный ум пленил,Ведет на верьх горы высокой1,Где ветр в лесах шуметь забыл;В долине тишина глубокой.Внимая нечто, ключ2 молчит,Которой завсегда журчитИ с шумом в низ с холмов стремится.Лавровы вьются там венцы,Там слух спешит во все концы;Далече дым в полях курится.Не Пинд ли под ногами зрю?Я слышу чистых сестр3 музыку!Пермесским жаром4 я горю,Теку поспешно к оных лику.Врачебной дали мне воды:Испей и все забудь труды;Умой росой Кастальской очи,Чрез степь и горы взор простриИ дух свой к тем странам впери,Где всходит день по темной ночи.Корабль как ярых волн среди,Которые хотят покрыти,Бежит, срывая с них верьхи,Претит с пути себя склонити;Седая пена вкруг шумит,В пучине след его горит,К российской силе так стремятся,Кругом объехав, тьмы татар;Скрывает небо конской пар!Что ж в том? стремглав без душ валятся.Крепит Отечества любовьСынов российских дух и руку;Желает всяк пролить всю кровь,От грозного бодрится звуку.Как сильный лев стада волков,Что кажут острых яд зубов,Очей горящих гонит страхом,От реву лес и брег дрожит,И хвост песок и пыль мутит,Разит извившись сильным махом.Не медь ли в чреве Этны ржетИ, с серою кипя, клокочет?Не ад ли тяжки узы рветИ челюсти разинуть хочет?То род отверженной рабы5,В горах огнем наполнив рвы,Металл и пламень в дол бросает,Где в труд избранный наш народСреди врагов, среди болотЧрез быстрой ток на огнь дерзает.За холмы, где паляща хлябьДым, пепел, пламень, смерть рыгает,За Тигр, Стамбул, своих заграбь6,Что камни с берегов сдирает;Но чтоб орлов сдержать полет,Таких препон на свете нет.Им воды, лес, бугры, стремнины,Глухие степи равен путь.Где только ветры могут дуть,Доступят там полки орлины.Пускай земля как понт трясет,Пускай везде громады стонут,Премрачный дым покроет свет,В крови Молдавски горы тонут;Но вам не может то вредить,О россы, вас сам рок покрытьЖелает для счастливой Анны.Уже ваш к ней усердный жарБыстро проходит сквозь татар,И путь отворен вам пространный.Скрывает луч свой в волны день,7Оставив бой ночным пожарам;7Мурза упал на долгу тень;7Взят купно свет и дух татарам.Из лыв густых выходит волкНа бледный труп в турецкий полк.Иной в последни видя зорю,Закрой, кричит, багряной видИ купно с ним Магметов стыд;Спустись поспешно с солнцем к морю.Что так теснит боязнь мой дух?Хладнеют жилы, сердце ноет!Что бьет за странной шум в мой слух?Пустыня, лес и воздух воет!В пещеру скрыл свирепство зверь,Небесная отверзлась дверь,Над войском облак вдруг развился,Блеснул горящим вдруг лицем,Умытым кровию мечемГоня врагов, Герой открылся8.Не сей ли при Донских струяхРассыпал вредны россам стены?И персы в жаждущих степяхНе сим ли пали пораженны?Он так к своим взирал врагам,Как к готским приплывал брегам,Так сильну возносил десницу;Так быстрой конь его скакал,Когда он те поля топтал,Где зрим всходящу к нам денницу.Кругом его из облаковГремящие перуны блещут,И чувствуя приход Петров,Дубравы и поля трепещут.Кто с ним толь грозно зрит на юг,Одеян страшным громом вкруг?Никак Смиритель стран Казанских9?Каспийски воды10, сей при васСелима11 гордого потряс,Наполнил степь голов поганских.Герою молвил тут Герой:«Нетщетно я с тобой трудился,Нетщетен подвиг мой и твой,Чтоб россов целой свет страшился.Чрез нас предел наш стал широкНа север, запад и восток.На юге Анна торжествует,Покрыв своих победой сей».Свилася мгла, Герои в ней;Не зрит их око, слух не чует.Крутит река татарску кровь,Что протекала между ними;Не смея в бой пуститься вновь,Местами враг бежит пустыми,Забыв и меч, и стан, и стыд,И представляет страшный видВ крови другов своих лежащих.Уже, тряхнувшись, легкий листСтрашит его, как ярый свистБыстро сквозь воздух ядр летящих.Шумит с ручьями бор и дол:Победа, росская победа!Но враг, что от меча ушол,Боится собственного следа.Тогда увидев бег своих,Луна12 стыдилась сраму ихИ в мрак лице, зардевшись, скрыла.Летает слава в тьме ночной,Звучит во всех землях трубой,Коль росская ужасна сила.Вливаясь в Понт, Дунай реветИ россов плеску отвещает;Ярясь волнами турка льет,Что стыд свой за него скрывает.Он рыщет, как пронзенный зверь,И чает, что уже теперьВ последней раз заносит ногу,И что земля его носитьНе хочет, что не мог покрыть.Смущает мрак и страх дорогу.Где ныне похвальба твоя?Где дерзость? где в бою упорство?Где злость на северны края?Стамбул, где наших войск презорство?Ты лишь своим велел ступить,Нас тотчас чаял победить;Янычар твой свирепо злился,13Как тигр на росский полк скакал.13Но что? внезапно мертв упал,В крови своей пронзен залился.Целуйте ногу ту в слезах,Что вас, агаряне, попрала,Целуйте руку, что вам страхМечем кровавым показала.Великой Анны грозной взорОтраду дать просящим скор;По страшной туче воссияет,К себе повинность вашу зря.К своим любовию горя,Вам казнь и милость обещает.Златой уже денницы перстЗавесу света вскрыл с звездами;От встока скачет по сту верст,Пуская искры конь ноздрями.Лицем сияет Феб на том.Он пламенным потряс верьхом;Преславно дело зря, дивится:«Я мало таковых видалПобед, коль долго я блистал,Коль долго круг веков катится».Как в клуб змия себя крутит,Шипит, под камень жало кроет,Орел когда шумя летитИ там парит, где ветр не воет;Превыше молний, бурь, снеговЗверей он видит, рыб, гадов.Пред росской так дрожит Орлицей,Стесняет внутрь Хотин своих14.Но что? в стенах ли может сихПред сильной устоять царицей?Кто скоро толь тебя, Калчак15,Учит российской вдаться власти,Ключи вручить в подданства знакИ большей избежать напасти?Правдивой Аннин гнев велит,Что падших перед ней щадит.Ее взошли и там оливы,Где Вислы ток16, где славный Рен,Мечем противник где смирен,Извергли дух сердца кичливы.О как красуются места,Что иго лютое сбросилиИ что на турках тягота,Которую от них носили;И варварские руки те,Что их держали в тесноте,В полон уже несут оковы;Что ноги узами звучат,Которы для отгнанья стадЧужи поля топтать готовы.Не вся твоя тут, Порта, казнь,Не так тебя смирять достойно,Но большу нанести боязнь,Что жить нам не дала спокойно.Еще высоких мыслей страстьПретит тебе пред Анной пасть?Где можешь ты от ней укрыться?Дамаск, Каир, Алепп17 сгорит;Обставят росским флотом Крит18;Евфрат в твоей крови смутится.Чинит премену что во всем?Что очи блеском проницает?Чистейшим с неба что лучемИ дневну ясность превышает?Героев слышу весел клик!Одеян в славу Аннин ликНад звездны вечность взносит круги;И правда, взяв перо злато,В нетленной книге пишет то,Велики коль ее заслуги.Витийство, Пиндар, уст твоихТяжчае б Фивы обвинили19,Затем что о победах сихОни б громчае возгласили,Как прежде о красе Афин;Россия как прекрасный кринЦветет под Анниной державой.В Китайских чтут ее стенах20,И свет во всех своих концахИсполнен храбрых россов славой.Россия, коль счастлива тыПод сильным Анниным покровом!Какие видишь красотыПри сем торжествованьи новом!Военных не страшися бед:Бежит оттуду бранный вред,Народ где Анну прославляет.Пусть злобна зависть яд свой льет,Пусть свой язык, ярясь, грызет;То наша радость презирает.Козацких поль заднестрской тать21Разбит, прогнан, как прах развеян,Не смеет больше уж топтать,С пшеницой где покой насеян.Безбедно едет в путь купец,И видит край волнам пловец,Нигде не знал, плывя, препятства.Красуется велик и мал;Жить хочет век, кто в гроб желал;Влекут к тому торжеств изрядства.Пастух стада гоняет в лугИ лесом без боязни ходит;Пришед, овец пасет где друг,С ним песню новую заводит.Солдатску храбрость хвалит в ней,И жизни часть блажит своей,И вечно тишины желаетМестам, где толь спокойно спит;И ту, что от врагов хранит,Простым усердьем прославляет.Любовь России, страх врагов,Страны полночной героиня,Седми пространных морь22 бреговНадежда, радость и богиня,Велика Анна, ты добротСияешь светом и щедрот:Прости, что раб твой к громкой славе,Звучит что крепость сил твоих,Придать дерзнул некрасной стихВ подданства знак твоей державе.

Между сентябрем и декабрем 1739