Очерки по русской семантике - Александр Пеньковский

Поскольку эти толкования вращаются в замкнутом синонимическом кругу (радость – «чувство удовольствия…» → удовольствие → «чувство радости…» → радость – «чувство удовольствия…» →…), то ни тонкие различия между дополняющими и уточняющими их удовлетворением и довольством (ср., однако: удовольствие – «чувство радости и довольства от… удовлетворяющих переживаний» [Уш.: 4, 899]), ни введенный в толкование удовольствия предложный оборот, обозначающий его каузатор, не могут помочь тем, кто обращается к словарям, ни в осознании того, что объединяет значения этих слов и стоящие за ними понятия-концепты, ни в осознании того, что их различает.

Здесь, как и во многих других случаях (см. [Пеньковский 1988: 53–55]), наши словари, с их традиционно ретроспективной ориентацией, отражают отношения, характерные для литературного языка конца XVIII – сер. XIX в., когда целостное семантическое поле ‘удовольствие – радость’ членилось именами удовольствие и радость (и некоторыми другими) иначе, чем в современном языке. Первое в этот период имело более широкое, чем сегодня, диффузно-размытое значение и, покрывая часть семантического комплекса имени радость, функционировало в качестве дублета последнего, широко и свободно замещая его в различных сочетаниях с предикатами, атрибутами и т. п., в том числе и в многочисленных оборотах, составляющих сегодня специфическую идиоматику радости.[14] Ср., например, отражающие старую норму и не встречающиеся в современном употреблении обороты типа давать / дарить удовольствие; переживать удовольствие; сиять / светиться / дышать удовольствием; купаться / плавать / тонуть в удовольствии; быть в удовольствии; в порыве удовольствия; искреннее / непритворное удовольствие и др.

Наследием и свидетельством указанного этапа семантической истории имени удовольствие в русском языке являются живые отношения дублетности в парах к моему (твоему нашему общему всех присутствующих) удовольствию – к моей (твоей, нашей, общей, всех присутствующих) радости, а также случаи дублетного употребления наречных сочетаний с удовольствием – с радостью в некоторых контекстах (см. об этом в работе [Пеньковский 1998: 214–245] и в наст. изд. с. 239–273). Того же происхождения в современном языке и обороты чувство удовольствия, чувствовать удовольствие (ср.: ощущение удовольствия и чувство радости, но не *ощущение радости), которые заслуживают особого внимания, поскольку именно они прежде всего навязывают нашему сознанию подведение УДОВОЛЬСТВИЯ под категорию «чувства», что и отражают в своих дефинициях толковые словари.

Однако в той картине мира, которая может быть воссоздана на основе всего массива данных современного языка, УДОВОЛЬСТВИЕ – это не «чувство» (или по крайней мере не просто «чувство»). Это положительная чувственная реакция (ср. [Вольф 1989]). УДОВОЛЬСТВИЕ – всегда удовольствие от чего-либо, и этим, в частности, оно отличается от РАДОСТИ, которая может быть и «ни от чего»: беспричинная радость, но не *беспричинное удовольствие. Ср.: …я вдруг почувствовал беспричинную радость жизни (Л. Толстой); Без всякой причины в груди ее шевельнулась радость (Чехов). РАДОСТЬ с категориально-сущностной точки зрения это и «чувственная реакция» (радость, как и удовольствие, испытывают: Я с радостью узнал, что… / Узнав, что… я испытал радость), и «чувство» (радость в отличие от удовольствия переживают, и сама она, как и другие чувства, живет в человеке), и «чувственное состояние», в котором пребывают: Не в радости ли просыпался я всякое утро? (Карамзин); Я все еще продолжал быть в радости и сиянии (Достоевский); – Рады стараться… – в благодарной радости крикнули ребята (Станюкович); …чтобы художник, если бы удалось ему заглянуть в душу своего слушателя и читателя, сказал бы в радости… (Н. А. Ильин).[15] Ср. также: радостный настрой, радостное настроение, радостное расположение духа.

При этом важно не только то, что удовольствие не мыслится вообще вне каузативной связи, но и то, что каузатор удовольствия, каков бы он ни был, не «дотягивает» до ранга «причины» или «основания» (ср.: Куда меньше оснований для радости было бы у него, если бы он знал, что… – Экспресс. 18 апреля 1990; Я, разумеется, обрадовалась. Но радость была совсем необоснованная. – Е. Керсновская) и должен квалифицироваться как «стимул». «Стимул» в том точном значении этого слова, с каким оно входит в терминологическую пару «стимул – реакция», принятую в современной общеупотребительной, не специально бихевиористской, системе психологических понятий [Платонов 1984: 143]. Это именно «стимул», поскольку УДОВОЛЬСТВИЕ прежде всего и преимущественно чувственно-физиологическая реакция, тогда как РАДОСТЬ имеет более высокую чувственно-психическую природу. Толкуя удовольствие как «чувство радости», а радость как «чувство удовольствия», лексикографы должны были уточнить, что удовольствие – это радость тела, а радость – удовольствие души и духа. Ср.: Наибольшую радость телу дает свет солнца, наибольшую радость духу – ясность математической истины (Д. Мережковский).

Стимулом УДОВОЛЬСТВИЯ является действие. Именно действие, действие как процесс может доставить нам удовольствие. Только действуя, мы можем получить удовольствие. Это совершенно очевидно, когда речь идет о физиологически-телесных и физических действиях, но это справедливо и в отношении любых других, в том числе и высоких ментальных действий, если они имеют доступную ощущениям физическую подоснову. Именно о таких действиях (слушать музыку, смотреть картины Тарковского, беседовать с умным человеком, решать математические задачи и т. п.) говорят, что они доставляют чисто физическое удовольствие.[16] При этом важно одно: такое действие должно быть активным, намеренным, целенаправленным действием самого субъекта чувственной реакции. Ее стимулом может быть, естественно, и отрицательное действие, т. е. активное недействие (то, что называется сладким ничегонеделанием – dolce far niente), и намеренное, активное пребывание в том или ином состоянии (сидеть, стоять, валяться, лежать, спать с удовольствием). Ср.: Она ровно дышала, улыбалась и, по-видимому, спала с удовольствием (А. П. Чехов); с удовольствием предаваться какому-либо чувству.

Что касается действий, совершаемых во внешнем мире другими, и в частности действий, совершаемых другими специально для нас (для нашего удовольствия), то – вопреки поверхностной форме описывающих подобные ситуации высказываний (Ваша игра доставила мне удовольствие / Вы доставили мне удовольствие вашей игрой / Я получил удовольствие от вашей игры) – они должны рассматриваться не как стимул, а как источник удовольствия. Стимулом же, в соответствии со сказанным выше, здесь, как и в любом другом случае, является собственное действие «получившего удовольствие». Неназванное, но необходимое, оно легко восстанавливается: Неудовольствием слушал (смотрел на) вашу игру / следил за вашей игрой / внимал вашей игре…

Удовольствие скрыто в источнике и таится в его глубине. Но не в готовом виде, а лишь как потенция, виртуально, in spe, как огненная искра в кремне, материализуемая лишь при ударе огнивом. Поэтому удовольствие ищут (ср. изысканное удовольствие, но не *изысканная радость) и находят, а найдя – извлекают. Извлекая действием, получают; получая – имеют; имея – испытывают. Но, чтобы искать, находить, извлекать, получать и испытывать удовольствие, необходимо еще «владеть технологией» всех этих действий, знать способы и приемы их применения, иметь соответствующие навыки и умения. А этому, не впадая в грех гедонизма, нужно учить и учиться. Ср. мысль Г. Честертона о необходимости «научить молодого человека будущего умению получать удовольствие от общения с самим собой» [Честертон 1984: 331].

УДОВОЛЬСТВИЕ, таким образом, «механично» и «технично» в отличие от РАДОСТИ, которая «органична». Не случайно, что удовольствие портят (ср.: Кто меня благодарит, удовольствие мое портит… – И. С. Тургенев; Он подождал, не желая портить Дортмунду удовольствие… – Смена. 1990. № 3), как портят вещь или механизм, тогда как живую радость омрачают, отравляют и убивают. Убитая, она умирает, как умирают другие светлые чувства или носитель их, человек, но умирает, чтобы возродиться, как божество, к новой жизни или воскреснуть, как Бог, «в жизнь вечную». Удовольствие же нельзя воскресить, и возродиться оно не может. Его можно лишь повторить, вновь включив механизм соответствующей чувственно-физиологической реакции.