Вразумление, самосотворение и биография - Валерий Николаевич Горелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приготовленную рыбу надо было везти в город, чтобы она не пересохла, да и в икорке чтобы не вылезло соли больше положенной. Сборы были хлопотные. Сергей тоже собрался; тут вдруг обнаружилось, что у Мелании скоро день рождения, да и у Ульянки тоже близко. Собирались на двух подводах, да еще и с невесткиным братом – Федотом, здоровенным и добродушным парнем. Коль поехал Сергей, Мелания осталась дома, там, в городе, уже как сложится, но обернуться можно было за 7-10 дней. Такие возвращения всегда были праздником, но в ту весну все вышло по-другому.
***
Гидеон, чертя границы и контуры новой войны, подписывал каждую карту «Бомба». Сергей в редкие у того перерывы пытался убедить профессора, что его дар не может быть утоплен в повседневности, и он должен послужить. Только вот кому и чему может этот дар послужить, он не смог даже сам для себя объяснить. В один момент убеждаемый смог ему ответить так, что продолжать уговоры не хотелось. Ответ был не эмоциональный и не требующий подтверждений, но очень даже убедительный. Он спросил у Сергея, как тот считает, что если будет провидец, что заявит о гибели всего живого по причине того, что вода неожиданно поменяет свой удельный вес, поверят ли ему? И второе: если людям долго внушают, что сахар – это яд, а один будет настаивать, что белый кристаллический сахар – единственный барьер на пути к предстоящей мировой пандемии, поверят ли ему? Возразить было нечего. В тот день Гедеон на дворе выложил короб из полешек, обложил его своими рукописными папками и, не колеблясь, запалил. На вопрошающий взгляд Сергея сказал, что это всего лишь 10 предложений, а он уже вступил на новый путь эры сражений, он должен был описать то, что сам для себя назвал бомбой.
Киприан притащил свежую новость: у дома местного уполномоченного ОГПУ стоит автомобиль – грузовик и там уже сутки гульба по полной, а солдат здоровенный нерусской наружности ходит с винтовкой, пугает штыком девок и хватает их за подолы. Шофер, тоже пьяный, спит в машине, а главный, весь в портупеях и с большим пистолетом на боку, из дома не показывается, с местными уполномоченными там резвятся, самогон им носят раз за разом, да сала и балыков симужных на закуску. Тут все всех знали, а зачем те приехали – не знали, видимо, тайный визит, но пока только пьют и безобразничают.
Приехали телеги, коней до завтра распрягли, да кормиться поставили, а телеги загружали до самых сумерек, все перекладывали, увязывали да приноравливались. Настроение было на подъеме, даже Перчушка прыгал вокруг телег, предчувствуя их дальнюю дорогу. За вечерним киселем все были торжественны и смешливы, даже Мелания вдруг заулыбалась, и в ее больших серых глазах снова начала появляться жизнь. Сергей все бегал причесываться, подливал Мелании да крошил ей шаньги.
Утром, чуть засветло, запрягли лошадок да тронулись. Гедеона не разбудили, он всю ночь с коленом промаялся, к утру лишь уснул, а раскачался к обеду. Мелания покормила его жирным рыбным супом, а он усадил ее рядом и по-отечески спросил, нравится ли ей Сергей. Она не ответила, мужчина накрыл ее ладонь своей и сказал без нравоучительных ноток:
– По всему – человек хороший, добрый и совестливый.
Мелания, смущаясь, ушла во двор. Она готовилась идти на речку полоскать белье. Гедеон смотрел на нее и думал, что у него так ничего толкового с женщинами и не получилось. Он редко о таком рассуждал, а потому легко успокоился и сел за свою ворожбу. Сегодня он должен закончить вычерчивать карту с расстановкой государств союзников и противников, готовых вцепиться друг в друга. А уже завтра откуда-то появятся даты. Он – стратег войны, наделенный даром Божьим читать войны. Пришла Ульянка в платьице, чулочках и потертых сандаликах:
– Деду, я, вроде, заболела, – сказала она.
У девочки был небольшой жар, наверное, застыла вчера, бегая по еще очень холодной воде. У нее наступил возраст почемучки, и она спросила:
– Деду, я знаю, что люди врут друг другу, а птички тоже врут?
Гедеон смотрел в ее маленькие черненькие глазки и понимал, как важен ответ. Он объяснил, что люди врут во благо, а птички и во благо не врут. Девочка закивала, она, наверное, и сама так думала.
***
Карту он уже закончил. Подумав, на ее полях написал: США, Россия, Франция, Китай, Индия, Пакистан, Израиль и Северная Корея. Вдруг громко залаял Перчушка, лай был мрачный и тревожный, как те раскаты грома из детства. По крутому берегу Емцы, прямиком к Мелании, сидящей на корточках у воды, ехал военный грузовик «Паккард». Он остановился, двое пошли наверх к дому, а у машины остался тот самый здоровенный инородец, привычно пьяный, и еще шофер, который тут же прилег на руль. Инородец подошел к Мелании, она поднялась, тот пытался штыком поднять ей подол, женщина отшатнулась. Тогда воин, держа винтовку наперевес, попытался другой рукой схватить ее за грудь, за что получил мокрой тряпкой. Пытаясь увернуться, он споткнулся на пьяных ногах, полетел вперед и наствольный штык вошел в грудь женщины. Она опустилась на землю уже мертвой. Инородец вытащил штык, ее льняная белая рубаха превратилась в кровавый саван. Тот начал хмыкать и приплясывать, пинать женщину ногами в обмотках и щупать груди. У местного уполномоченного, что был в потертой кожанке, в руках был сосновый дрын, которым он сразу попотчевал собаку. Гедеон сидел за столом, разговаривать с ним и не стали, приезжий комиссар, похоже волостной, положил на стол бумажку, подтверждая свои полномочия. Второй поволок профессора из-за стола, ударив его за сопротивление палкой по здоровому колену. Теперь идти мужчина точно не мог, и потому вниз его катили пинками и улюлюканьем. Перчушка пытался на них кидаться, и чудом увернулся от выстрела из нагана. Подбежали шофер с инородцем-красноармейцем, затащили Гедеона в кузов и, не дав сесть, кинули на доски. Тот не издал ни звука во время этих процедур. Машина тронулась, было не видно, но, похоже, Ульянка бежала следом, был слышен ее пронзительный голос:
– Деду, маму убили, деду, не бросай меня! – а потом только затихающий тревожный лай собаки.
Инородец со штыком сидел рядом, наблюдая, чтобы враг и головы не мог поднять, потому и не