Судьба, или жизнь дается человеку один раз… - Яков Рахманов

* * *

Не единой службой жив солдат. У него имеются увольнения и самоволки. Так как мне часто приходилось бывать в городе в кинотеатре или на железнодорожной станции, то мне выписали круглосуточный пропуск. К тому же киномеханика знает весь полк, он наряду с поварами и врачами один из уважаемых людей среди сослуживцев. Патруль в городе у меня спрашивал только одно: «Какой фильм будет?» Работа это работа, даже если на «вольных» гражданских городских просторах. А увольнение — это почти свобода и отдых на весь день или целые сутки. А какие забайкальские девушки!

К одной из них я зачастил. Алла — так звали эту забайкальскую красавицу, в которой смешались русская и бурятская кровь. В ее огромные слегка раскосые черные глаза невозможно было спокойно смотреть. Длинные черные, немного волнистые волосы как–то необыкновенно струились и сверкали на солнце. Тонкая талия и высокая грудь принадлежали почти выточенной фигуре. С Левкиной сестрой мы много гуляли, но дальше поцелуев тогда еще не созрели. Меня очень тянуло к моей метиске, порой вздутые в определенном месте штаны чуть не вгоняли меня в краску. Решимости не хватало. Но и Аллу тоже влекло ко мне.

— Ты можешь в следующую субботу взять увольнение на сутки? — спросила она.

— Что, брат приехал, поедем на рыбалку?

— Нет, у меня день рождения. Валерке скажи тоже, — Валерка давно уже ходил к ее подруге.

— Хорошо, попробуем.

В субботу мы нагладились, намарафетились, надраили до зеркального блеска сапоги и отправились к подругам. После того как мы пришли, последующие два–три часа я уже ничего не соображал. Алла была в полупрозрачном типа марлевого шикарном платье. Я не мог оторваться от мельканий ее тела. Темное пятнышко в основании живота бросало в пот. Соски её груди готовы были прорвать ткань платья. Сегодня или никогда! Когда я вышел покурить, Алла оказалась около меня и отвела меня в сторонку к небольшому чуланчику: «Пойдем, посидим. Отдохнем от них», — сказала она. В чуланчике стоял топчан, накрытый ярким лоскутным одеялом. Я прилип к ней всем телом и всосался в ее губы. Ремень с гимнастерки слетел в тот же миг. На галифе ремня не было. Я медленно стал входить в нее, дрожь пронзила все тело, и тут же член вонзился со всей мощью на всю глубину. Прошло несколько минут и я понял, что такое оргазм. Минут через десять она попросила: «Раздевайся, я не успела». Я не соображал и не спрашивал, чего она не успела. Ее горячее упругое тело прижалось ко мне. Член слабо шевельнулся, подрожал и встал несгибаемым колом. Я вторично вошел в прекраснейшее из женских мест.

— Не торопись, медленней, — завораживающий голос Аллы, — вынимай почти до конца и как можно медленней вводи, слегка пошевеливая, — последовал ее затихающий шепот. К концу получаса, когда она стала вся дрожать и слегка меня покусывать, и я уже был не в состоянии что–либо делать медленно от возбуждения, мы вместе задвигались в сумасшедшем ритме, я понял, что такое удовольствие, полученное от желанной женщины. На свете стало одним мужчиной больше. С Аллой примерно в таких обстоятельствах встречались еще несколько раз. Она была девушка ищущая, мужчин выбирала сама. Они должны были ее ублажать до изнеможения по несколько раз. Через два–три месяца она их меняла. Воин — партнер не постоянный. Сегодня он есть, а завтра неизвестно, когда его дождешься. Тем не менее, дружеские отношения поддерживались до конца моей службы. Мы часто ходили к подругам в гости, ездили с ними на речку отдыхать и рыбачить.

Однажды один из майоров попросил меня отремонтировать сломанный магнитофон его жены. Дом офицерского состава находился на территории части. После обеда, взяв инструменты и приборы, я отправился по указанному адресу. Дверь открыла симпатичная узбечка в национальном халатике с массой мелких иссиня черных косичек на голове. «Матур», — представилась она.

— Яша, когда закончите ремонт, позовите меня, попьем чаю, — проворковала она и удалилась. Я провозился часа полтора. Она иногда заглядывала и молча удалялась, сменив халат. Я собрал магнитофон, свои инструменты и тут появилась Матур. «Ну как?» — спросила она загадочно и многозначительно. Халатик распахнулся, показав смуглое, стройное, молодое тело, однозначно зовущее к совершенно определенным действиям. Магнитофон «ломался» еще пару раз, когда майор уезжал в командировку или заступал на сутки дежурным по части.

* * *

Караульная служба — ответственная и почетная обязанность каждого военнослужащего, но когда она случается два раза в неделю, а у военного кроме этого масса дел по его службе и специальности, то жить становится тяжеловато. Я решил показать, что ефрейтор Рахманов, начальник полкового солдатского клуба и единственный киномеханик на все ближайшие войсковые части, не должен так часто ходить в караул в ущерб основной его службе. Дождавшись, когда на товарную станцию Нерчинск пришла очень большая партия кинофильмов, и подгадав под субботу, я пошел на сутки в караул. В субботу необходимо показывать фильм солдатам и сержантам, а в воскресенье — офицерам и их семьям. Кроме того, кинобанки со станции я мог теперь получить только в понедельник, а это означало, что будут выставлены огромные штрафы за просроченный груз. Ключи от обеих кинобудок я взял с собой в караул. Кино мог показать начальник офицерского клуба капитан Березкин, кинобанки мог получить только я.

К восьми часам вечера телефон в штабе разрывался от звонков: Почему не показываете фильм и не получаете груз со станции?» Наконец–то выяснили, что Рахманова кто–то отправил в караул на склады боеприпасов, а это был пост Љ2 после поста у Знамени полка.

Начальник офицерского клуба, не раздумывая, помчался на пост, чтобы хотя бы взять ключи от кинобудок. Я вспоминаю устав и рассказ отца, как он пошел проверять посты без начальника караула и разводящего. Только эти два человека имеют право подойти к часовому и сменить его при необходимости. Часовой, строго следуя уставу пограничной службы, положил отца — начальника штаба погранзаставы, в лужу и держал его в ней до прихода смены караула. На следующее утро часовой получил отпуск на родину за отличное несение караульной службы. Не за ради отпуска, а на благо служения Отчизне я крикнул: — Стой, кто идет?! — Капитан, не обращая внимания на окрик, несется ко мне.

— Всем стоять! Буду стрелять!

Окрик не подействовал, капитану были срочно нужны ключи от кинобудки, поскольку в солдатском кинозале бушевали около тысячи молодых глоток, требуя фильм. Я приготовил автомат к бою, перевел затвор в состояние готовности к стрельбе. Клацанье затвора автомата Калашникова действует на любого сразу и отрезвляюще. Мой капитан, очень хороший, но уж очень шебутной мужик, про каких говорят, что с ними дерьмо хорошо есть, потому что они всегда вперед выскакивают, недоуменно застыл на месте. Затем быстро сообразил и понесся обратно за начальником караула и разводящими.

Возвращаясь, капитан снова выскочил впереди разводящих и начальника караула.

— Всем стоять, разводящий ко мне! — Произнес я очередную уставную команду при направленном в их сторону автомате. Капитан нетерпеливо и суетливо начал перебирать ногами, но остался стоять на месте, очевидно помня мои упражнения с Калашниковым. Подошел разводящий, я отдал ему ключи, продолжив караульную службу по охране боеприпасов полка. На утреннем разводе ефрейтору Рахманову объявили благодарность за отличное несение караульной службы и приказали немедленно следовать на станцию для получения кинофильмов. Так закончился мой последний караул в ракетных войсках. И теперь, когда в списках очередного караула появлялась моя фамилия, ефрейтор Евтушенко из Роты управления автоматически подшивал на гимнастерку свежий подворотничок и ложился отдыхать до времени выхода в караул. Только на последнем году службы, когда полк поднимался по тревоге на двух–трех дневные учения в марш–бросках, а в части оставались минимальный состав и мы — шесть сержантов–дембелей из Роты управления и связи полка, я заступал в караул для охраны поста Љ1 — Знамени Отдельного полка ракет стратегического назначения.

* * *

На втором году моей службы в войска поступил циркуляр о принятии военнослужащих в высшие учебные заведения вне конкурса. В полку служило много физиков и математиков с высшим образованием, поэтому был издан приказ о создании подготовительных курсов для желающих поступать учиться. Желающих учиться было бы, вероятно, не много, но главная фишка этого циркуляра заключалось в том, что поступивший или не поступивший военнослужащий последнего года службы автоматически демобелизовывался. Я решил «поступать» в Харьковское высшее авиационно–инженерное военное училище. Оно было очень близко к городу Киеву, где в это время была на каникулах будущий педагог и моя будущая жена Татьяна Митрофанова. Я выехал на неделю раньше вступительных экзаменов. Частный дом Татьяниной родни находился на окраине Киева. Я добрался до него к двум часам ночи и, не решившись никого будить, прикорнул на крылечке. Там меня и обнаружил в шесть утра ее отец. Немного пожурили, но очень обрадовались, естественно накрыли стол. Танька была поражена, ведь перед армией мы, в общем, просто расстались, ничего друг другу не обещая. Мне нашли Левкину одежду, он был в экспедиции, и я стал жить гражданской жизнью. Днем помогал по благоустройству дома и сада, мы с будущим тестем строили гараж. Вечера и ночи проводили с Танюхой. Она, как потом оказалось, была любвеобильной женщиной (по этой причине мы потом и развелись), но до сих пор пребывала в нетронутых девушках. На третью ночь мы сидели на веранде и наше обоюдное терпение кончилось. Крепкие объятия. Короткие, как выстрел, произнесенные Татьяной на высокой ноте: «Ах! Больно!, — и наступившее вскоре умиротворение. Так мы поженились физически. Будущая теща, узнав об этом от дочери, нашла повод, чтобы устроить праздничный ужин, приобщив его к моему отъезду в Харьков.