Судьба, или жизнь дается человеку один раз… - Яков Рахманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
11 августа. По случаю нашего прибытия решили устроить выходной. Мне приказали отлеживаться и наградили банкой сгущенки. Ребята во главе с Емельяном Леонтьевичем развили бурную деятельность: напекли хлеба, наладили из мешков и тонких жердей целую фабрику по копчению рыбы и куропаток, соорудили и натопили баньку. Мы же привезли с базы горячительных капель и разных вкусностей. Вечером после бани все избавились от «загара». Обновленные и помолодевшие, после удаления полубород и щетин сели за ломившийся от яств стол. Маршрут на реке Горной обещал быть удачным.
29 августа. Около полумесяца работали в бассейне реки Горной и ее притоков, по два–три дня на каждом разрезе. Почти повсеместно была хорошая обнаженность. Во многих слоях терригенных и морских осадков содержались остатки хорошо сохранившихся фауны и флоры. Несколько раз находили выходы на поверхность каменного угля. Необходимо было их детально описать, всесторонне измерить и собрать достаточное количество образцов разновидностей угля, поэтому в такие дни задерживались на разрезах допоздна. За работой почти не заметили, как началась чукотская осень. Лиственничные леса покрылись охрянно–желтой окраской, полярная береза зарделась кроваво–красными маленькими ажурными листочками, ярко голубые ягоды голубики пробивались через зеленовато–желтые округлые листочки. Куропатки стали сбиваться в огромные стаи. Шелудиво–неряшливые, линяющие летом северные олени покрылись лоснящимся на солнце прекрасным мехом.
3–5 сентября. В школу мы уже опоздали. Нужно было время, чтобы свернуть базу, к тому же до ближайшего поселка Краскино можно было добраться за два дня. Только оттуда можно было попасть на какой–нибудь транспорт. 14 часов 15 минут. База эвакуирована. Отсалютовали тремя залпами из всех стволов в память о погибших товарищах. Распрощались с базой и двинулись на Краскино. Прибыли на место, перетащили две с половинной тонны груза. Половина первого ночи. Валентин бросает клич — навались! Устраивают нам с Левкой проводы. Завтра закончится наш очередной, а для меня, как я тогда полагал, последний полевой сезон. Последняя в этом сезоне ночь у костра в палатке и спальном мешке. Поднимаем кружки за отъезжающих и успешное окончание сезона. В четвертом часу расходимся по спальным мешкам.
7 сентября. Последние напутствия отъезжающим. Салют из всех стволов. В 10:00 отшвартовываемся от бухты, которой дали название Удачная. Мы стояли с Левкой на корме и непроизвольно, не сговариваясь, запели: «Если б вы могли, вы понять могли, как без стаи трудно оставаться…»
Стояли, пока палатки не скрылись из вида. В этот момент как–то особенно остро прочувствовалось, как нас сблизила, сроднила гибель наших товарищей, а к горлу подступил какой–то неловкий комок. В восемь вечера прибыли в Анадырь — как раз к отходу катера на Комбинат, где находится аэропорт. Здесь не было ни гостиницы, ни буфета, поэтому устроились на ночь на скамейках.
9–11 сентября. Совсем испортилась погода, и мы ждем ее в аэропорту. Тоска зеленая.
12 сентября. То же самое.
14 сентября. С утра опять дождь, и улететь шансов мало. Аэродром пообещали открыть после обеда. В 14 часов прилетел первый борт–разведчик, и сразу установилась хорошая погода. Вылетели в 15 часов. Прилетели в Марково и узнали, что Магадан закрыт по погодным условиям, придется ночевать в Сеймчане. Ну, Сеймчан — это не анадырская дыра, там все известно и знакомо. Завтра вылетаем в 7 часов.
15 сентября. Магадан закрыт до 11 часов. Откладывают до 15 часов, обещая открыть в 17 часов. Выруливаем на старт, начало разгона и стоп машина. Магадан опять закрылся на 40 минут. Наконец–то вылетаем и в 19:40 благополучно приземляемся в аэропорту Магадана. За нами приземляются еще с десяток самолетов, набирается очень много пассажиров. Автобусов не хватает, ждем дополнительных автобусов. В одиннадцатом часу ночи прибываем домой. Нам, конечно, очень рады, хоть и устали ждать и волноваться. Пять–десять минут бурная встреча. У слабого пола выступают слезы радости, и нас оставляют в покое. Моемся и засыпаем мертвецким сном.
На следующий день идем в школу. На доске объявлений висит приказ: «Учеников 10а класса Рахманова Я.И. и Митрофанова Л.Н. считать отчисленными по техническим причинам». Оказывается, учительница русского языка и литературы встала в позу: — Я их предупреждала, что если они не вернутся в августе из своей дурацкой экспедиции на переэкзаменовку, то я их в десятый класс не переведу. А они, не только наплевали на это, но еще и опоздали на полмесяца.
Мы ничего не стали доказывать и объяснять про возникшие в экспедиции обстоятельства и причины опоздания и молча согласились посещать девятый класс еще раз. Так закончился, как оказалось, совсем не последний сезон нашей службы на ниве геологии. В мае следующего года я снова уехал на Чукотку, а Левка — в Якутию.
Я решил, ну его этот повторный девятый класс. В это время Акмолинская школа летного состава объявляла набор молодых людей со средним образованием, проходящих службу в любом авиационном предприятии. Я быстро прошел строжайшую авиационную медицинскую комиссию, устроился на работу в аэропорт и перевелся в вечернюю школу. На все про все ушло меньше недели. В понедельник нужно было выходить на работу. В воскресенье я решил поделиться с Левкой, моим лучшим другом, этими радостными новостями о предстоящей перемене в моей школярской жизни. До этого, когда мы отправлялись в экспедицию, я уже заходил к ним в дом, но не намного дальше порога. На этот раз мне предложили раздеться и пройти в зал, где уже собрались гости. Был день рождения Левкиной младшей сестры. Это был судьбоносный шаг. Увидев шестнадцатилетнюю полностью сформировавшуюся, празднично одетую, красивую девушку с огромными серыми, сверкающими и любопытно оценивающими меня глазами, я понял, что в понедельник я не пойду ни на какую работу, а полечу в их девятый класс. В нем, догнав свою сестру, учился второгодник Лев Митрофанов. Весь вечер я не переставал любоваться ее статной фигурой, которую не портили слегка широковатые бедра, а во время танца с ней меня обдало таким жаром, что все сомнения относительно завтрашних действий испарились как слабенький утренний туман под лучами яркого солнца. Интуитивно я догадывался, что возник не только односторонний интерес.
Глава 4. АРМИЯ Я сходил еще раз в поле, окончил школу в 1960 году, стал готовиться к поступлению в Высшее военно–морское училище им. Адмирала Макарова во Владивостоке. В это училище меня должен был направлять магаданский военный комиссариат. Разнарядка из училища на этот год не пришла. Военком сказал: — Иди, работай Рахманов. Весной поедешь.
— Кто же меня примет на работу с приписным свидетельством, — отпарировал я.
— Я позвоню — примут, — объяснил он. — Куда пойдешь?
81 У меня было три специальности после окончания школы — токаря, шлифовальщика и киномеханика.
— Пойду кино крутить.
— Хорошо. Иди завтра устраивайся. Я позвоню в Кинокуст Горкома профсоюза.
Меня приняли на работу, я стал исправно показывать кино. Поскольку у меня оказался сильный покровитель, я получал свежие, только что вышедшие на экран фильмы. Я рисовал красочные афиши. Народ повалил в наш заштатный небольшой профсоюзный кинозал. Все стали больше зарабатывать. Меня оценили и перевели на старшую должность. Через три недели бац — повестка. Меня призывают в ряды Военно–морского флота. Отлично, год послужу и пойду в свое желанное училище.
Через неделю нас собрали, погрузили на корабль и отправили во Владивосток. Вот тут–то и начинается самое интересное и неожиданное! Для начала нас переодели в поношенную матросскую форму, как известно, призывникам выдают только новое форменное обмундирование, бескозырки были без ленточек. Нам объяснили, что ленточки положены только после принятия присяги. Мы ничего не делали. Только ходили строем для приема пищи в столовую и пропадали целыми днями в казарме или возле нее. Оказалось, что мы ждали еще одну партию призывников с Сахалина. На следующий день после их прибытия нас рассовали по вагонам и повезли неизвестно куда. Только на третьи сутки сарафанное радио донесло, что нас везут в Забайкалье в город Нерчинск, где будет формироваться полк ракетчиков стратегического назначения. Вот тебе и Тихий океан, и штурманские погоны, и дальние походы. Но я почему–то не унывал, я хотел служить, будучи уверенным, что после года службы я все равно буду поступать в военно–морское училище.
Через неделю мы прибыли на пересадочную станцию Знаменка, чтобы пересесть на местный поезд, идущий до Нерчинска. В томливом ожидании кто–то из сахалинцев сцепился с одним из магаданских. Магаданский стал давить. Сахалинцы заволновались и стали собираться толпой. «Наших бьют!» — закричал магаданец Петька Карпышев. Нас было 25, их — 200. У нас были ремни с флотскими металлическими пряжками, одно мгновенье и специальным движением ремень обертывается вокруг руки, мы становимся спина к спине и начинаем разить направо и налево очень резкими и хлесткими ударами, от которых часть нападающих валится на землю. Вскакивают старшины и офицеры, появляется оружие. Через десять минут побитых сахалинцев оттесняют к другой половине вокзала. Подают состав. Ехавших до этого вместе нас разделяют по вагонам: нас 20 — в один вагон, их 200 — в два. Пока мы ехали до части, слава нас опередила: «везут магаданских ?рок». Нас с целью предосторожности разместили по разным казармам по 4–5 человек. Сахалинцев — всех вместе.