Романтический эгоист - Фредерик Бегбедер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне следовало бы сойтись с Пенелопой, когда она этого еще хотела. Она восхитительна и лукава. Но мне казалось, что у нее слишком маленькая грудь. И потом, она трахалась с Людо тайком от меня. Вот дура: если бы она мне об этом сказала, я бы дико возбудился. Что компенсировало бы нехватку грудей!
пятница
Вчера вечером мой друг Гийом Раппно ответил какому-то придурку, который спрашивал его электронный адрес:
— [email protected] Потом начался тотальный мордобой, обвал синяков, реки кровоподтеков.
суббота
Людо хандрит.
— Ты чего хандришь?
— Я бросил любовницу.
— Да что ты? У тебя была любовница?
— Ну да. А то зачем было тогда жениться?
— Так почему ты ее бросил?
— Она слишком сильно душилась.
— Что?!
— Ну да, жена орала на меня, когда я возвращался домой, поэтому я решил завязать.
Дамы и барышни, дорогие читательницы, если у вас есть женатый любовник, сжальтесь над его женой, не душитесь хмельными пахучими духами. К черту “Коко”, “Пуазон”, “Обсессьон”, и, главное, никакого “Раша”. Будьте милосердны. Заранее благодарен вам за понимание.
воскресенье
Как, в сущности, легко испортить хорошие отношения — достаточно сказать: “Я тебя люблю”.
понедельник
Мне сплошь и рядом попадаются юные кретины, которые не хотят “брать в голову”. Тогда как я, разменяв пятый десяток, люблю как раз “брать в голову”: разбирать по косточкам то, что не ладится в моей дурацкой жизни, и переделывать окружающий мир. Хочешь жить — бери в голову. Бери в голову и бейся ею об стенку. Сегодня Декарт сказал бы: “Я беру в голову, следовательно, я существую”.
вторник
Людо ждет второго ребенка! Он сообщает об этом с похоронной физиономией, и я срываюсь:
— Проблема в том, что, женившись, трахаешься без резинки. Черт возьми, ты не обязан перенаселять планету!
— Пошел ты, я очень рад! Обожаю делать детей.
Охотно верю. В моем присутствии он всегда принимает несчастный вид (чтобы доставить мне удовольствие), но на самом деле он в восторге. Потомство — доказательство его потенции. Но я не сдаюсь:
— Ты только глянь на их растопыренные пальчики, это же завоеватели, они проникают к нам, чтобы занять наше место!
— Да что ты понимаешь! Когда эти ручки тянутся к тебе… А вообще-то, с чего это я вдруг занялся любовью с собственной женой…
— Это вредно для здоровья! И уже не модно!
— Знаешь анекдот про мужика, который поехал в Лурд[130] со своей женой?
— Нет.
— Чуда не произошло, они по-прежнему вместе.
За что люблю Людо: он всегда рассказывает застольные анекдоты до начала ужина.
среда
Процесс над Роланом Дюма неприятен тем, что мои “Берлути”[131] могут выйти из моды.
четверг
То было время, когда в капиталистических странах бабки текли мощным потоком. Их было как грязи. К счастью, осталась все-таки горстка людей, которые не захотели пачкаться.
пятница
Вчера вечером Анн Скотт неожиданно залупила мне:
— Мне, право, неловко, что ради меня ты бросил пятерых девиц.
Бывают такие дни. До этого она мне оставила сообщение, а когда я перезвонил, то напоролся на ее ответчик. Она перезвонила, но у меня была встреча, и я выключил мобильник. Она снова оставила мне номер мобильника на ответчике. Когда я ей позвонил, она уже выключила свой. На мою эсэмэску она ответила, но, когда перезвонила, разговор прервался, потому что я въезжал в туннель. Я набирал ее, она — меня в разных концах города. За весь день мы так и не поговорили. Будем считать, что мы гонялись друг за другом.
суббота
Почему так приятно трахаться без резинки? Потому что рискуешь дважды и по полной программе: дать жизнь и заразиться смертью.
воскресенье
Когда спишь с женщинами направо и налево, они все сливаются в одну. И она просто меняет имя, кожу, рожу, рост и голос. Длина волос, объем груди, степень эпиляции лобка и цвет белья варьируются от случая к случаю. Но ты повторяешь ей заученные фразы, делаешь одни и те же штучки, совершаешь одинаковые движения в установленном порядке: “Ты хорошо пахнешь… подвинься ближе, еще… я тебя боюсь… я так хочу твои губы… дай я тебя полижу, скорей, я больше не могу… о, благодарю тебя, Господи, какое счастье… ты мне страшно нравишься… мне кажется, это сон… мы будем заниматься этим всю ночь, всю жизнь…” Талдычишь одно и то же каждый вечер разным девушкам с завороженным взглядом ребенка, который разворачивает подарок. Перемены приводят к повторяемости. Как ни парадоксально, новизна возникает, только если хранишь верность одной женщине. Донжуаны лишены воображения. Казанову принято считать многостаночником, а он был просто лентяем. Потому что, как ни меняй баб, ты-то остаешься все тем же мужиком, поборником пути наименьшего сопротивления. Чтобы хранить верность, необходим талант.
понедельник
Бедный Бальтус, Шарль Трене украл у него смерть. Как Эдит Пиаф украла смерть у Жана Кокто в 1963 году. Надо постараться не умереть одновременно с какой-нибудь звездой эстрады. Почив, они тянут одеяло (прессы) на себя. Не хотелось бы сдохнуть в один день с Джонни Холлидеем.
вторник
Вчера вечером зажигали в отельных барах на улице Риволи, начиная с “Крийона”: “Интерконтиненталь”, “Кост”, “Вандом”, “Ритц”, “Мёрис”, “У Режины”. До “Режины” добрались немногие (на самом деле добрался я один, победа за мной, я выиграл, э-э, что я выиграл-то?). Потом у меня отсосала какая-то блядь, и ее тут же стошнило. Просматривается ли тут причинно-следственная связь? Дело было в подвале бара с девочками в Восьмом округе. Я кончил в презерватив, который она аккуратно вынула изо рта. Она встала и вышла в туалет, и слышно было, как она кашляет за дверью, а потом спускает воду. Дебютантка, наверно, очень уж нежно она целовалась взасос. Я сконфуженно оделся.
Я мог бы забрать свои деньги у нее из сумки, бедняжка ни о чем бы не догадалась, думаю, она была еще пьянее меня. Я заплатил за шампанское и ушел не попрощавшись (наверное, я все-таки рассердился, что она блеванула, поцеловав меня). Кто мы такие, чтобы позволять себе такую мерзость? Заблудшие овцы на поверхности планеты. В предрассветном такси по радио передавали “Что остается от нашей любви?”, и я, по-моему, даже всплакнул, и шофер тоже (оказался фанатом Трене). Ну и видок у нас был. Две заблудшие овцы
в рассвета мраморных лучах,
на низких Сены берегах.
Я хлюпал носом, понимая: то, что мне дала эта девушка, не имеет цены.
среда
Бежать, нестись не переводя дыхания. А потом внезапно остановиться и сказать ей, глядя прямо в глаза: мне нужна только ты, честное слово. И поверить в это. Хорошо бы еще не расхохотаться в эту минуту, немножко испугаться, рискнуть, совершить какой-нибудь дурацкий поступок, например, подарить цветы — в любой день, кроме 14 февраля, — или трахнуться на трезвую голову.
четверг
“Мохнатый колобок” снова в моде благодаря культовому фильму “Слишком много плоти”, в котором Элоди Бушез выставляет на всеобщее обозрение свой передок, покрытый обильной растительностью. Новое — это хорошо забытое старое, ночные минетки опять заволосатели. Прощай, “писька под Коджака”, теперь носят “письку под Барри Уайта”!
пятница
У меня застой в чувствах.
В Америке люди, находящиеся в моем положении, говорят:
— I am in a transitional stage![132]
Быть может, у меня переходный период, который продлится всю жизнь.
суббота
Презентация “Паши” в Брюсселе. Знаменитый клуб на Ибице открывает бельгийский филиал (ул. Экюийе, 41), рулит там диджей Пиппи. Знакомлюсь с некой Фло, которая нажирается “Мохито”. Она учит меня нескольким идиоматическим выражениям. Так, например, секс-бомбу брюссельцы называют “топ-киска”, а “шляться” будет “наворачивать”. Фло отказывается перейти в “Зимние игры” (бельгийский “Ледуайен”).
— А топ-киски там есть?
— Нет, там одни пердухи. (Местный термин для обозначения буржуек.) Хороши там только официантки, но они слишком заняты.
Продолжаю исследовать всеобщую клубизацию мира. Сегодня вечером на улице прохладно и свет какой-то печальный, словно утомленный ветром. Я веду этот дневник еще и с целью показать грядущим поколениям: вот как мы жили в начале XXI века, вот то блаженное время, когда мы разрушали вашу среду обитания. Мы завалились в “Фюз” (ул. Блае, 203), где я полностью прочувствовал европейскую экзотику. Фло ест банан. Звучит по-дурацки, но девица, которая в ночном клубе ест банан, создает нужную атмосферу. Девушка за стойкой протягивает мне шорт-дринк, “Блю лемон”. Я спрашиваю ее: