Все приключения мушкетеров - Александр Дюма

Она рассчитала, что надо было по крайней мере три дни, чтобы проехать оттуда до кардинала; кроме того один день нужно было бы употребить для высадки, итого с 9 прошедшими уже днями было бы потеряно 13 дней, а в 13 дней много важных событий могло произойти в Лондоне; она думала, что кардинал, без сомнения, рассердится за ее возвращение и, следовательно, больше будет расположен верить жалобам других на нее, нежели ее обвинениям против них. И потому, когда проезжали мимо Лориана и Бреста, то она не настаивала уже, чтобы ее высадили, а капитан со своей стороны и не думал напоминать ей об этом. Итак, миледи ехала дальше и в тот самый день, когда Планше отправлялся из Портсмута во Францию, посланница кардинала торжественно въехала в порт.

По всему городу было необыкновенное движение; спускали в море четыре большие, недавно отстроенные корабля; Бокингем стоял на плотине, блистая, по обыкновению, золотом, бриллиантами и разными драгоценными камнями, в шляпе, украшенной белым пером, спускавшимся ему на плечо, окруженный штабом, почти столь же блестящим, как и он сам.

Был один из тех прекрасных, редких зимних дней, когда Англия вспоминает, что есть на свете солнце. Бледное светило опускалось за горизонт, обливая пурпуровым светом небо и море и бросая последние золотые лучи свои па башни и старинные дома города, окна которых блестели, как будто отражением пожара. Миледи, вдыхая чистый и бальзамический морской воздух, смотря на грозные приготовления, которые ей поручено было уничтожить, на могущественную армию, которую она одна должна была победить несколькими мешками золота, сравнивала себя мысленно с Юдифью, страшной еврейкой, когда она проникла в лагерь ассириян и увидела огромную массу колесниц, лошадей, людей и оружия, которая должна быть рассеяться как облако, от одного движения руки ее.

Вошли в гавань; но когда приготовлялись бросить якорь, маленький хорошо вооруженный купер подошел к купеческому кораблю, выдавая себя за сторожевой, и спустил на море свою лодку, которая подошла к лестнице. В этой лодке были офицер, подшкипер и восемь гребцов; офицер один вошел на корабль; где был принят со всем уважением, внушаемым мундиром.

Офицер поговорил несколько минут с капитаном корабля, показал ему какие-то бумаги, и, по приказанию капитана, весь экипаж корабля, матросы и пассажиры, приглашены были на палубу.

Когда все явились, офицер спросил вслух, откуда ехал брик, какою дорогой, какие встречал мели, и на все вопросы его капитан отвечал без затруднения. Тогда офицер стал осматривать всех пассажиров и, остановившись перед миледи, смотрел на нее с большим вниманием, не говоря ни слова.

Потом он обратился опять к капитану, сказал ему несколько слов и, как будто корабль должен был ему повиноваться, приказал сделать один маневр, который тотчас был исполнен. Тогда корабль отправился дальше, в сопровождении куттера, который шел рядом с ним, угрожая ему жерлами шести своих пушек, между тем как лодка шла сзади, по следам корабля.

В то время, когда офицер рассматривал миледи, она со своей стороны пожирала его глазами. Но хотя эта женщина проницательным взглядом своим привыкла читать в сердце людей, которых тайны ей нужно было узнать, на этот раз она встретила лицо такое бесстрастное, что ровно ничего не открыла, Офицер этот был 25 или 26-ти лет от роду; его лицо было белое со светло-голубыми немного впалыми глазами, губы тонкие, неподвижно правильные, выдавшийся подбородок его показывал силу воли, которая в простонародном британском типе означает упрямство, лоб высокий, как у поэтов, энтузиастов и солдат, волосы короткие и редкие, прекрасного темно-каштанового цвета, как и борода, покрывавшая нижнюю часть лица его.

Была уже ночь, когда вошли в гавань. Туман увеличивал темноту и образовал около маяков и береговых фонарей круги, похожие на те, какие окружают луну перед наступлением дождливого времени. Воздух был сырой и холодный.

Миледи, как ни была крепка здоровьем, почувствовала дрожь.

Офицер спросил вещи миледи, велел отнести багаж ее в лодку, и когда это было исполнено, он пригласил и ее сойти туда, подав ей руку.

Миледи посмотрела на него и не решалась сойти.

– Кто вы, милостивый государь? – спросила она, – и отчего вы так добры, что принимаете во мне особенное участие?

– Вы видите по моему мундиру, миледи, что я офицер английского флота, – отвечал молодой человек.

– Разве офицеры английского флота имеют обыкновение услуживать своим соотечественницам, пристающим в каком-нибудь порте Великобритании, и простирают любезность свою даже до того, что провожают их на берег?

– Да, миледи, не из учтивости, а из предосторожности: у нас есть обыкновение во время войны провожать иностранцев в известную гостиницу, где они остаются под надзором правительства до тех пор, пока о них соберут точные сведения.

Эти слова сказаны были с чрезвычайною вежливостью и с совершенным спокойствием, но они не убедили миледи.

– Но я не иностранка, – сказала она самым чистым английским языком, меня зовут леди Клерик и эта мера….

– Эта мера общая для всех, миледи, и вы напрасно будете стараться избавиться от нее.

– В таком случае я пойду с вами.

И приняв руку офицера, она начала спускаться по лестнице, внизу которой ожидала ее лодка.

Большой плащ постлан был в лодке; офицер пригласил ее сесть на плащ и сел возле нее.

– Гребите, – сказал он матросам.

Восемь гребцов опустили весла разом и лодка, казалось, летела по поверхности воды.

Через пять минут пристали к берегу.

Офицер вскочил на берег и предложил руку миледи.

Карета ожидала их.

– Эта карета для нас? – спросила миледи.

– Да, миледи, – отвечал офицер.

– Значит, гостиница неблизко.

– На другом конце города.

– Поедем! – сказала миледи.

Она села в карету. Офицер посмотрел, чтобы чемоданы были крепко привязаны сзади кареты, потом занял место возле миледи и затворил дверцу.

Кучеру не было отдано никакого приказания, куда ехать, но он тотчас пустил лошадей в галоп, и карета покатилась по улицам.

Такой странный прием должен был заставить миледи задуматься; видя, что молодой офицер вовсе не расположен был начинать разговора, она легла в угол кареты и перебирала все возможные предположения, какие приходили ей в голову.

Спустя четверть часа, удивляясь, что карета так долго не останавливалась, она наклонилась к дверцам, чтоб посмотреть, куда ее везли.

Домов уже не видно было, в темноте мелькали только деревья, как большие черные привидения.

Миледи вздрогнула.

– Мы уже за городом? – спросила она.

Офицер молчал.

– Предупреждаю вас, что я не поеду дальше, если вы не скажете мне, куда вы меня везете.