Ярость - Генри Каттнер

Скудлеры. Раса неприятных существ, живущих в пещере, на пути к стране Оз. Они обладали способностями отделять головы от туловища и кидаться ими в прохожих. Через мгновение подобное сравнение сделалось очевидным.

Скудлеры могли существовать при том, что голова их находилась в одном месте, а туловище в другом. Но обе части принадлежали одному и тому же скудлеру.

Конечно, дядя-фантом имел и голову, и тело. Но Джейн могла смутно понять возможность двойственности его натуры — одна из них уверенно двигалась по дому, являясь источником странной злобы, а другая, безымянная, гнездилась в погребе и ждала красного мяса.

— Чарльз знает об этом больше остальных, — сказала Беатрис. — Это он обнаружил, что мы должны кормить Руггедо. Мы испробовали и другую пищу, но оказалось, что необходимо именно сырое мясо. А если мы прекратим, должно произойти что-то ужасное. Мы, дети, это понимаем.

Замечательно было то, что Джейн не спрашивала почему. Дети понимали подобное проявление телепатии как само собой разумеющееся.

— Они не знают, — сказала Беатрис. — Мы не можем им сказать.

— Не можем, — согласилась Джейн.

Две девочки посмотрели друг на друга, беспомощные перед лицом известной проблемы не достигших зрелости существ — той проблемы, что мир взрослых слишком сложен, чтобы можно было его понять, из-за чего детям приходится быть осторожными.

Взрослые всегда правы. Они — раса чужих.

К счастью для детей, они выступали перед лицом врага сплоченной группой. Случись это с одним ребенком, он мог впасть в дикую истерику. Но Чарльзу, которому принадлежала честь открытия, было только шесть лет. Он был еще мал, обычный процесс перехода в психически неустойчивое состояние был для него невозможен.

— И они болеют с тех пор, как он появился, — сказала Беатрис.

Джейн это уже заметила. Волк может спрятаться среди стада овец незамеченным, но овцы будут нервничать, хоть и не понимая, в чем источник этой нервозности.

Дело тут было в настроении. Даже он поддался этому настроению, чувству тревоги, ожидания, ощущению того, что что-то не так, хотя и не понятно, что именно. Но для него это был только камуфляж. Джейн считала, что он не хотел привлекать внимание отличием от избранного им эталона, заключенного в человекообразную оболочку.

Джейн приняла версию. Дядя был… пустым. Того, кто сидел в погребе, звали Руггедо, и его следовало регулярно кормить сырым мясом, что бы ни случилось Нечто…

Переодетый, взявшийся неизвестно откуда, он обладал властью. Очевидные доказательства его власти принимались безоговорочно.

Дети — реалисты. Им не казалось невероятным, что среди них появился странный и голодный нечеловек — ведь он был!

Он пришел откуда-то. Из времени, из пространства или из некоего укрытия. Он никогда не обладал человеческими чувствами — дети легко распознают подобные вещи. Он очень ловко притворялся, будто он человек, и разум взрослых создал искусственное воспоминание о его прежнем существовании. Взрослые думали, будто помнят его. Взрослые распознают мираж, ребенок обманывается. Но мираж, интеллектуальный, обманет взрослого, а не ребенка.

Власть Руггедо не могла распространяться на их разум, ибо, с точки зрения взрослого, они не были ни достаточно зрелыми, ни достаточно нормальными. Беатрис, самая старшая, боялась. У нее начало развиваться воображение.

Маленький Чарли испытывал состояние, близкое к восторгу. Бобби, самый младший, начал уже утомляться.

Возможно, позже Би могла смутно припомнить, как выглядел Руггедо, но остальные не помнили ничего. Ибо они шли по очень странной дороге и, возможно, каким-то образом менялись на то время, что были с ним. Он принимал или отвергал еду, и это было все. Наверху тело скудлера притворялось человеческим, в то время как голова его лежала в маленьком ужасном гнезде, сделанном из свернутого пространства, так что он был невидим и недостижим для любого, кто не знал, как отыскать Дорогу из Желтых Камней.

Кем же он был? Не прибегая к стандартным сравнениям — а в этом мире их нет — сущность его определить нельзя. Дети думали о нем как о Руггедо. Но он не был толстым, комичным, вечно странствующим королем Гномов.

Он никогда им не был.

Назовем его демоном.

Как имя-символ, оно включает в себя слишком много и слишком мало. Но оно подойдет. По своим физическим качествам он был чудовищем, чужим суперсуществом.

Но, не следуя его поступкам и желаниям, — назовем его демоном.

Глава 2

Сырое красное мясо

Однажды, несколькими днями позже, Беатрис спросила у Джейн:

— Сколько у тебя с собой денег?

— Четыре доллара тридцать пять центов, — ответила Джейн, исследовав содержимое своего кошелька. — Папа дал мне пять долларов на вокзале. Я купила жареной кукурузы и… ну, еще разное.

— Послушай, до чего же я рада, что ты приехала. Беатрис глубоко вздохнула. Само собой разумелось, что столь свойственные детским кружкам принципы социализма будут Применены и данным тесным кружком. Маленький капитал Джейн был нужен не одному из его членов, а всем, вместе взятым.

— Нам страшно нужны деньги, — сказала Беатрис. — Бабушка поймала нас, когда мы брали мясо из холодильника, и больше мы этого делать не можем. Но на твои деньги мы можем купить много мяса.

Ни один из них не подумал о том неизбежном моменте, когда капитал этот должен был истощиться. Четыре доллара тридцать пять центов казались по тем временам крупной суммой. И потом, им не нужно было покупать дорогое мясо — достаточно того, что оно будет сырым и красным.

Все вместе они шли по затененным акациями улицам. Кое-где акации уступали место пальмам и перечным лианам. Они купили два фунта мяса и еще двадцать центов промотали на содовую.

Когда они вернулись домой, то застали там обычное воскресное сонное царство.

Дяди Симон и Джеймс пошли за сигаретами, дяди Лью и Берт читали газеты, тетя Бетти вязала крючком. Бабушка Китон читала "Журнал для молодежи", не пропуская пикантные места. Девочки остановились за расшитыми портьерами и заглянули в комнату.

— Входите, малышки, — сказал Лью. У него был глубокий густой голос.

— Картинки видели? Матт и Джеф хороши. И Спартак Плаг…

— Для меня достаточно хорош мистер Гибсон, — сказала бабушка Китон. — Он настоящий художник. Его люди похожи на людей.

Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился дядя Джеймс — толстый, улыбающийся, явно довольный жизнью после нескольких кружек пива. За ним, подобно олицетворению честности, вышагивал дядя Симон.