Дымовое древо - Джонсон Денис

Каждые несколько дней он приходил в администрацию с новым поводом для переезда в другой номер.

Его объект обосновался в съёмной комнате в смешанном китайско-вьетнамском квартале на окраине района Тёлон.

Через дорогу от места завершения задания располагался один-единственный магазин, где продавались ткани и, возможно, также шились женские платья. Остальная часть квартала по ту сторону дороги представляла собой жилые домики с запертыми дверями и несколько проулков, в которых проводили, наверно, бо́льшую часть своей жизни шумливые женщины и дети – среди контейнеров, стоявших вместо столов, и ящиков, на которых сидели вместо стульев, дымящихся жаровен, протекающих деревянных кадок и бельевых верёвок. Можно было немного постоять и понаблюдать, но на улице не было кафе – соответственно, Фесту было никак не оправдать своё присутствие. Он встал у входа в магазин тканей и сделал вид, будто кого-то ждёт.

Вход в гостиницу ничем не отличался от любой другой деревянной двери в квартале. По соседству на первом этаже владелец заведения вёл в конторе со стеклянными окнами какое-то своё дело, и параллельно следил за комнатами наверху. Майор Кэн называл этого человека «тёмной лошадкой». В одиночестве, покуривая сигарету с видом психоаналитика, кропотливо исследующего глубины собственного подсознания, этот тёмный элемент сидел между двумя электровентиляторами, установленными на стойке с таким расчётом, чтобы не сдуло бумаги. Фесту оставалось только гадать, кто он по профессии – биржевой маклер, юрист, ростовщик: определить её можно было только по китайским иероглифам, нанесённых краской на его окна. Пока Фест стоял на противоположной стороне улицы и вёл наблюдение, в контору вошёл какой-то мужчина с картонной папкой под мышкой, сел в кресло перед стойкой, зажав папку между колен, и стал один за другим передавать владельцу документы.

Через десять минут Фест почувствовал, что привлекает к себе ненужное внимание, и покинул квартал.

К их четвёртой встрече Фест пришёл к выводу, что все его сообщения американцам уходят в никуда. Возможно, все линии связи оборвались. Во всяком случае, у майора Кэна не было способа донести опасения Феста до американцев. Либо же Кэн просто плевать хотел на всю их операцию.

– Мне не нравится наш план действий. Слишком много потенциальных рисков.

– Всегда есть какая-нибудь проблема.

– Я сходил и осмотрел точку. Место весьма непростое. Неоткуда вести слежку. На улице нет ни кафе, ни какой-нибудь съёмной комнаты поблизости, где я мог бы занять наблюдательный пост. Я не чувствую твёрдой почвы под ногами.

Майор нахмурился.

– Мистер Райнхардт, parlez-vous français?[131]

– Нет.

– Ваш английский мне не совсем понятен.

– Когда я буду входить в комнату, я должен быть уверен, что он один.

– Он один – улыбнулся майор. – Он безоружен. Его привёл на это место связной, которому он доверяет. Он не сменит местоположения, пока ему не скажут. Этот связной передал нам ключи. Один – от входной двери, другой – от комнаты.

– Тогда прошу вас выдать мне эти ключи.

– Будет лучше, если я выдам их через четыре дня.

– Ключи у вас?

– Я получу ключи через четыре дня.

– Когда придёт время завершения?

– Через неделю.

– Может, вы поставите кого-нибудь следить за точкой? Мы должны почувствовать твёрдую почву под ногами.

– Что вы имеете в виду? Он не может оттуда выйти. Это единственное место, где он чувствует себя в безопасности. Он в этом убеждён. Можете быть вполне уверены в себе.

Ах ты мелкий желтомордый фигляр! Ты предлагаешь мне войти сквозь запертую дверь с пистолетом в руке и быть уверенным в себе?!

– Можно, я кое-что предложу?

– Конечно, мистер Райнхардт.

– Давайте я вытяну его на улицу, подальше от его комнаты.

– Вытянете? Вы собираетесь его похитить?

– Вызовем его на встречу в точке, которую мы сможем поставить на контроль. Возможно, его связной сможет это устроить. Проследим за точкой заранее, перед встречей. Тогда у нас под ногами появится твёрдая почва.

Майор поджал губы, словно рассматривая сказанное с разных ракурсов:

– Это, возможно, затруднит ликвидацию следов операции.

– Точка должна быть очищена?

– Не вами, мистер Райнхардт! Мы всё предусмотрели. Предусмотрели и согласовали, мистер Райнхардт.

– Вы хотите сказать, что менять план уже слишком поздно.

– Мы уверенно приступим к делу.

На обратном пути к себе в номер Фест остановился у киоска на площади и, не торгуясь, купил большой словарь английского языка объёмом около двух тысяч страниц. На стойке в «Континентале» попросил достать из сейфа свои ценные вещи, и служащий принёс его дорожную сумку с логотипом вьетнамских авиалиний. У себя он достал из сумки орудие и на полную громкость включил установленный в номере радиоприёмник. Было 14:00. Военная радиостанция США передавала сводки о предстоящем полёте на Луну. Он прикрепил к пистолету глушитель, поместил словарь в ванну и произвёл по нему четыре выстрела с расстояния в один метр.

Первой неповреждённой страницей оказалась тысячу восемьсот тридцать третья. Как он и ожидал, с близкого расстояния оружие могло вызвать сквозное ранение. Очередная бредятина. Я, значит, прошу двадцать второй, а эти подсунули мне какую-то гаубицу. Астронавты стремятся к Луне, а я, значит, не могу дозвониться до Берлина!

Телефоны работали; он дозвонился; отец умер.

Два года ждал он этого известия, и всё же эта новость совершенно его ошеломила. Старик продирался вперёд вдох за вдохом, преодолев столько болезней, что, кажется, ничто не могло положить этому конец. Нельзя было утверждать, что его подкосило что-то конкретное. Умер он тихо, лёжа в больничной палате, пока дремал после завтрака. Голос матери Феста, доносящийся из трубки, звучал устало, но в целом безразлично.

Также он позвонил Доре – и, когда рассказывал ей о смерти отца, не смог сдержать слёз и разрыдался.

– Я скоро перезвоню. Телефоны исправны.

Должно быть, прозвучало это так, будто сердце у него разбилось именно из-за хороших новостей о телефонах.

Поскольку этой гостиницей на четыре комнаты управлял туристический агент-китаец, Чунг предположил, что заведением пользуются китайские предприниматели.

В дневное время на улице было шумно, а после 21:00 или 22:00. – довольно тихо: где-то в отдалении гудело дорожное движение, где-то в отдалении завывали реактивные истребители, где-то намного ближе – над самим городом – тарахтели вертолётные винты. Он никогда раньше не останавливался в городской комнате, сдаваемой внаём. У него были ключ от двери на улицу и ключ от двери его собственной комнаты – оба были привязаны бечёвкой к куску дерева с нацарапанной на нём цифрой 1.

Дверь на улицу выходила на узкую лестничную клетку, ведущую в узкий коридор с высокими потолками и оштукатуренными стенами, двумя комнатами с каждой стороны и санузлом в конце: в санузле имелись раковина, ванна и унитаз. По утрам было слышно, как по коридору топочут чьи-то ноги, а его соседи набирают в ванной воду, отхаркиваются там и плюются, а по ночам было слышно, как обитатель номера рядом кашляет и шагает от кровати к окну, чтобы сплюнуть в переулок.

Заведение было электрифицировано. В верхнем конце лестничной клетки, а также под потолком над ванной висели лампы дневного света, которые горели всю ночь, однако в комнате Чунга таковых не имелось. У него был бутановый фонарь, тонкий матрас на бамбуковом каркасе, круглая куполообразная надкроватная сетка, небольшой квадратный столик, на котором покоился фонарь, ящик деревянных спичек и створка раковины какого-то крупного моллюска вместо пепельницы.

Каждый вечер он ужинал в закусочной через улицу и покупал еды впрок, чтобы протянуть до конца следующего дня. Хао дал ему денег и сказал, чтобы он оставался дома как можно дольше, пока американцы, вероятно, в течение недели или около того, не закончат какие-то свои приготовления. Но эту вылазку приходилось совершать ежедневно. Он не станет отказывать себе во всём. Он жил в Сайгоне уже четыре дня.