Княжич. Соправитель. Великий князь Московский - Валерий Язвицкий

Хотел было Василий Васильевич что-то сказать, да в этот миг загудел, зазвонил опять вечевой колокол, и на Владычном дворе снова крик и шум пошел великий. Заволновались все, а Юрий крикнул:

– Будьте все тут спокойны, а яз к воям своим иду! Ежели Басёнок да Стрига восьмью сотнями пять тыщ их разбили, то у нас тут более полка воев!

Опричь того, всяк час дозоры подходят и гонят денно и нощно с Москвы конные полки нам на помочь.

– Стой, стой, княже Юрий Василич, – остановил его дьяк. – Не все яз поведал. В колокол посадские черные люди звонят. Сие есть знамение, дабы всем идти им к Святой Софии, поддоржать архиепископа против господы.

– Спаси Бог тя, Степан Тимофеич, – сказал Василий Васильевич, протягивая руку дьяку Бородатому. – Добре порадел ты для государей своих.

Января двадцать второго, в день рождения великого князя Ивана Васильевича, псковское вече, узнав о приезде Василия Васильевича, спешно выслало послов своих в Новгород. Сильно в это время теснили псковичей ливонские рыцари с запада и с северо-запада, пустошили и грабили их земли.

Послы псковские прибыли рано утром двадцать четвертого января. И после утренних часов пришли к великому князю в Никитские хоромы с малой, но верной стражей, как обычно купцы ездят, перевозя дорогие товары.

Василий Васильевич с сыновьями своими, встав из-за стола и выйдя в передний покой, совещался с воеводой и дьяками. Он был теперь твердо уверен в силе своей – князь Стрига-Оболенский подходил уж к Новгороду, и новгородцы об этом знали, стали еще ласковей. Василий же Васильевич и все, кто с ним был, о недавнем заговоре молчали, будто о нем и не подозревали.

– Государь, – сказал Бородатый, – утресь, как токмо врата отворили, послы псковские в град въехали. Мыслю, с часа на час к тобе будут. Как прикажешь с ними быть?

– Принимать, – немедля ответил великий князь. – Пусть новгородцы ведают, что мы не токмо, как они, берем, а и подмогу даем. После беседы с ними яз на трапезу их позову. Васюк, прикажи там все слугам нашим. Сколь же их всех быть может?

– Не боле десяти, – ответил Бородатый. – Посадники да бояре по одному с конца. Концов же во Пскове шесть.

– А яз, государь, – молвил воевода Басёнок, – прикажу стражу и слуг посольских у собя в полку накормить и напоить добре!

Вошел начальник княжой стражи Ефим Ефремович.

– Приехали послы псковские, государь, – сказал он, кланяясь. – Как прикажешь?

– Веди с почетом, а вы, дьяки, на крыльце их встречайте, и ты с ними, Федор Василич. Яз же пойду в праздничное все оболочуся.

Когда великий князь и сыновья его в нарядных, богатых кафтанах вернулись в передний покой и сели на своих местах, послов с почетом привели к ним. Псковичи без шуб, в дорогих кафтанах степенно вошли во главе с посадником Максимом Ларионовичем в передний покой и, отыскав глазами икону, стали истово креститься. Слуги же их, неся многие дары, остались у порога.

– Будь здрав, государь, и сыны твои, – помолившись и низко кланяясь, сказал Максим Ларионович.

Василий Васильевич и сыновья его встали.

– Будь здрав, Псков, моя вотчина, будьте здравы и вы, – ответил Василий Васильевич и, садясь, добавил: – Садитесь, бояре. По здорову ли ехали?

– Божьей милостию здравы, государь, – кланяясь и садясь, почтительно молвили послы.

Они смолкли, как требовало приличие, и заговорили снова, когда сам Василий Васильевич спросил их о цели прибытия.

– Послы мы к тобе, государь, от веца, – начал Максим Ларионович, цокая, как все псковичи, вставая и оправляя на себе золотой пояс, – бить целом тобе, государю нашему, дабы жаловал ты нас.

Он снова поклонился, а за ним и все псковичи, и продолжал:

– Приобижены ныне мы от немцев поганых и водою, и землею, и головами, а на Желачко и на Озоличе церкви православные пожжены поганой латынью. Все сие немцы творят, мир с нами имея и крестное целование! Опричь тобя, государь, никто же нам не пособит. – Посол поклонился и, помолчав, добавил: – Еще молим тя, государь, утверди у нас псковским князем и наместником своим князь Александра Василича Черторижского.

Опять послы низко поклонились, а посадник, поманив к себе слуг своих, продолжал:

– Еще твоя вотчина молит тя дары сии принять милостиво: пятьдесят рублев новгородских старых, сукна и бархаты немецкие и фряжские, а также кубки и чарки золотые и серебряные, вельми хитро изукрашены.

Когда передавали дары великому князю, поспешно вошел начальник стражи и доложил:

– Приехали на санях архиепископ новгородский и посадник Карп Савинич.

– Юрий, – молвил Василий Васильевич, – встреть с почетом гостей, сам помогни владыке из саней выйти… Вы же, гости дорогие, не посетуйте, ежели при беседе нашей будут архиепископ и посадник новгородский. Дары ваши принимаю. Спаси Бог и помилуй град Псков и земли его. Жалую Псков, даю вам наместником своим и князем псковским князя Александра, но токмо с тем, дабы он крест целовал мне и детям моим, зла не мыслити. Крест же на том целовати по любви, без всякого извета, при послах наших московских. – Василий Васильевич замолчал, услышав шум шагов в сенцах передней.

Слегка заскрипев, отворились двери; княжич Андрей, склонившись к отцу, молвил вполголоса:

– Государь, Юрий, владыка и посадник пришли.

– Будь здрав, государь, – сказал громко новгородский архиепископ Иона, перекрестившись на иконы, и благословил потом общим благословением всех присутствующих, низко пред ним склонившихся.

– Будь здрав, государь наш, – повторил за владыкой посадник Карп Савинич.

Василий Васильевич встал со своего места.

– Проводи мя, Андрей, до владыки, – сказал он сыну и, приблизясь к архиепископу, молвил: – Благослови мя, отче.

Приняв благословение, великий князь добавил, обращаясь к новгородскому посаднику:

– Будь здрав и ты, Карп Савинич. Садитесь с боярами псковскими ближе ко мне.

Дьяки Бородатый и Беда усадили их на подобающие им места.

– Государь, – оживленно сказал один из псковских посадников, – дай слово молвити.

– Сказывай, – ответил великий князь.

– Тут, государь, есть вот посадник новгородский. Карп Савинич. Подтвердит он нашу обиду. Приходил он сей осенью с дружиной своей к нам по челобитью немецкому. Ездили тогда с ним на обидное место, на Озоличу и Желачко, князь наш и мы и, розыски там творя, решили, что земля сия псковская, земля Святой Троицы. Поганые же немцы признали вину свою.

– Истинно так было, признали немчи вину свою, – подтвердил Карп Савинич, произнося вместо «ц» звук «ч», что отличало говор новгородца.

– Будем же судить по-божьи и против латыньского коварства будем ратовать за своих православных, – заговорил сурово Василий Васильевич. – Молю тя, владыко, и тобя, Карп Савинич, не сетуйте, что ране яз побеседую со псковичами, ибо ранее они ко мне пришли. Ты же, Юрий, и ты, Степан Тимофеич, примите дары и сложите их, куда надлежит. – Помолчав, Василий Васильевич продолжал, обращаясь к послам: – Посадники и бояре псковские. Жалую вотчину свою по мольбе вашей помочью ратной. Повестуйте так на вече своем. Уже близ Новагорода воевода наш князь Иван Василич Стрига-Оболенский со многими полками, дабы бить немцев поганых, когда мольба будет от Пскова…

В этот миг взглянул владыка Иона на посадника новгородского с явной укоризной, а тот, побледнев, потупился. Заметив это, Федор Васильевич Басёнок злобно усмехнулся.

Василий же Васильевич, передохнув малость, продолжал:

– А ты, Юрий, вместе с дьяком Василием Сидоровичем проведи гостей в трапезную и угости до обеда. Мы же тут, кратко перемолвясь с владыкой и Карпом Савиничем, тоже придем к столу.

В передней остались Василий Васильевич, княжич Андрей, дьяк Бородатый, воевода Федор Басёнок, да из почетной стражи княжой пять воинов с саблями и копьями, да владыка и посадники, сидевшие молча в ожидании вопроса.

Василий Васильевич, подождав некоторое время, прервал молчание.

– Жду яз слова вашего, – молвил он, – что вы мне ныне сказывать будете?

Не зная, известно или неизвестно великому князю о заговоре, архиепископ Иона осторожно спросил:

– Господа новгородская челом тобе бьет, несть ли у тя, государь, досады какой на неисправления наши.

Василий Васильевич понял и, усмехнувшись, молвил спокойно:

– Яз, отче, миром пришел поклониться святыням новгородским и наказать немцев за вред их Пскову. Зрю яз, что добре соблюдает без извета новгородская вотчина моя судную докончальную грамоту,[164] на вече писанную и целованием крестным утвержденную.

– Мы, государь, – сказал Карп Савинич, – и впредь тобе верны будем. Дошли ж мы за тем к тобе, дабы звать тя на почестен пир наш в Грановитой палате в день поминовения Никиты – святителя новгородского, чудеса и при жизни творившего.