Комната с призраком - Питер Хэйнинг

Однажды мы были проездом в городке Тревон и долго осматривали это место, вероятно, в слабой надежде, что один из нас, сам того не подозревая, раскроет причину столь поразительного недружелюбия островка.

Из этого визита мы не извлекли ровным счетом ничего, если не считать косвенного подтверждения некоторых психометрических теорий, уже набивших к тому времени изрядную оскомину. Мы сравнивали прежнюю, неудачную попытку покорить Галланд и нынешнее, успешное освоение.

Новоявленный мизантроп обосновался и провел на Галланде целую зиму — и поныне существовал там. Разумеется, теперь факт его проживания на груде безобразных камней вызывал толки и среди местных жителей, для которых отшельник был лишь на малую толику безумнее туристов, шумные компании которых специально прервали в этом году путешествие в Бедрутан, чтобы остановиться и поглазеть на едва различимую вдали хижину, как заплата прилепившуюся к рваной поверхности сгорбленного островка.

Мы все разглядывали этот странный клочок суши. Ничего примечательного, и все же… напряженные раздумья обуревали нас. Все, чего я неуемно жаждал тогда — какого-нибудь необыкновенного приключения, — привело меня как-то вечером на мыс Гунвер Хэд, откуда далекий свет неприметной хижины казался золотистым мхом, проросшим на сумрачной поверхности вод.

Что-то очень близкое, человечное почудилось мне в его мерцании и окончательно побудило решиться на вылазку. Возможно, сюда примешивалась некоторая симпатия к отшельнику, добровольно отрекшемуся от суетного общества людей. Был ли он безумцем, преступником или разочаровавшимся в жизни человеком — эти вопросы подтолкнули меня искать ответ в путешествии. Бушевала гроза, грохотал прибой, а я все стоял на берегу. Крохотное желтое пятнышко потухло, и только завеса брызг, скрывавшая черный Галланд, представала глазам всякий раз, когда его касался луч маяка.

Решиться было нетрудно, но пока я дожидался тихой погоды — чтобы море позволило лодке с припасами причалить к отстоявшему на две мили от берега островку, — меня переполняли неуверенность и сомнения. До завершения поездки я решил ни с кем не делиться ими, и пусть мои друзья счастливо полагают, что я отправляюсь на рыбалку, — я решил рассказать им обо всем, только когда вернусь.

Знакомый лодочник отыскал меня в гостиничной таверне и сообщил, что погода располагает к отплытию. Вовремя вложенная в ладонь монета предупредила его излишнюю словоохотливость, и вскоре мы были в пути.

Мое волнение нисколько не уменьшилось, когда мы приблизились к скале и увидели одинокую фигуру единственного обитателя, ожидавшего нашего прибытия. Должно быть, он уже успел заметить сверх необходимого нагруженную лодку, и я мысленно подыскивал приличествующие случаю извинения за непрошеное вторжение. Цивилизованные формы общения не смогли бы выразить моей симпатии, обнаружив лишь — так мне казалось — единственной причиной моего визита неуемное любопытство. Сидя на корме, я сумрачно размышлял, были ли до меня на острове посетители, и не решался спросить об этом у лодочника.

Волнение мое возросло еще более, когда мы подплыли ближе к единственной расщелине между скал, превращавшейся в крошечную гавань во время прилива. Я ощутил на себе взгляд стоявшего у самой водной кромки человека и неожиданно пал духом, решив, что я не вправе навязываться незнакомцу и будет лучше, если я останусь в лодке до завершения разгрузки, а там вернусь в Тревон. Я так утвердился в своем намерении, что, когда лодка коснулась носом края скалы, поспешно отвернулся, стараясь не смотреть на человека, из-за которого я и очутился в этих краях, и внимательно разглядывал сгорбленную спину мыса Тревоуз, представавшего в совершенно незнакомом ракурсе.

Из продолжительного созерцания меня вывел голос отшельника.

— Прекрасная погода, вы не находите? — заметил он с некоторой, как мне показалось, напряженностью.

Чуть раньше с этими же словами он обратился к лодочнику, который теперь переносил груз в хижину.

Я поднял голову и стоически выдержал его взгляд. Незнакомец рассматривал меня с видимым напряжением, словно старался запечатлеть в памяти черты моего лица.

— Да, — с готовностью отозвался я, — слава Богу, шторм кончился. За эти дни вы, вероятно, истратили последние припасы?

— Кое-что осталось, — ответил он. — Несколько дней ничего не решают… Вы остановились на берегу? — он кивнул в сторону залива.

— Так, небольшая экскурсия. Возле Тревона превосходные пляжи…

И мы принялись оживленно обсуждать виды окрестностей, словно два незнакомых джентльмена, сошедшихся за бокалом вина на скучном рауте.

— Полагаю, вам еще не приходилось бывать на Галланде? — отважился он наконец, когда лодочник уже управился с грузом и был готов отплыть.

— Нет. — Я колебался, чувствуя, что приглашение остаться должно исходить именно от хозяина.

— Для отдыха здесь довольно неподходящее место, но рыбалка просто непревзойденная. Как вы относитесь к рыбалке?

— О, превосходно, — с энтузиазмом откликнулся я.

— На другой стороне, в скалах, — продолжал он, — находится глубокая бухта. В хорошую погоду там ловятся крупные окуни. — Он помолчал и добавил: — Сегодня их должно быть небывалое скопище.

— К сожалению, мне еще предстоит возвращаться… — начал я, но тут в разговор вмешался лодочник.

— Вы можете вернуться и завтра, если хотите, — сказал он. — Прилив позволяет наведываться сюда хоть каждые двенадцать часов.

— Если вы надумаете остаться… — протянул отшельник.

— С удовольствием. Надеюсь, мое присутствие не слишком обременит вас.

И я остался, уверенный, что лодка придет и увезет меня завтра утром.

Но события развернулись иначе.

На первый взгляд действительно было много необычного в обитателе Галланда. Звали его, как он сказал мне, Уильям Конли, но выяснилось, что он не родственник тем Конли, с которыми я был знаком. Если бы он сбрил бороду, то выглядел бы как самый обычный англичанин на отдыхе. Возраст его я определил приближающимся к сорока годам. За время нашей рыбалки я заметил за ним всего две странности, привлекающие внимание. Его пронзительный взгляд изредка останавливался на мне, словно пытаясь проникнуть в суть моего существа, однако стоило мне обернуться, как он немедленно отводил глаза. Еще более необъяснимым было его поведение, когда обстоятельства требовали, чтобы мы шли друг за другом по тропинке, ведшей вдоль узкой прибрежной полосы. Ничто не могло заставить его обогнать меня. Он пропускал меня вперед даже во время краткой экскурсии, когда мы осматривали скромные достопримечательности островка.