Комната с призраком - Питер Хэйнинг

— Сэр Джошуа, вы верите в то, что Бог часто карает и без человеческого участия?

— Это софистика.

Марлоу сидел как зачарованный, изумленно глядя на священника. Потом тихо произнес:

— Я не знаю… Я тут думаю… — он подавил нервный смешок, — кто он, святой или дьявол?

Ласселлас невозмутимо продолжал:

— Вы не ответили мне и не сможете ответить. Почему вы думаете, что я, истинный священник, не имею права вершить правосудие? В конце концов, я знаю моих людей, каждого лично. И люблю их, поэтому могу судить их.

Его лицо озарилось необычным светом. Он стоял, глядя сверху вниз на своих гостей, позволяя им спорить с собой.

Сэр Джошуа поднялся. Его судейский тон пропал. Он был глубоко по-человечески тронут. Поэтому слова его звучали мягко, но более выразительно:

— Отец Ласселлас, мне больше нечего сказать. Я уверен, что вы согрешили. Мне понятно, как бы вы защищались, если бы вас привлекли к суду. Однако ваши оправдания не имеют никакой силы, моральной силы. Вы обманываете сами себя. Когда-нибудь вы поймете, какую страшную ответственность взяли на себя без согласия общества, без благословения Церкви. Вы сами решили судьбу людей, бывших вашими духовными детьми. Мне жаль вас. Прощайте.

Лицо Ласселласа померкло. Он снова выглядел больным и измученным, когда неистово простер руки к распятию:

— Он тоже. Он тоже согрешил.

A. Л. Роуз

ХЕЛЛОВИН

Перевод Н. Кузнецовой

Тихий летний вечер как нельзя более располагал к беседе, которую вели декан и двое его коллег, устроившиеся в плетеных креслах на террасе учебного здания колледжа. За четко очерченным прямоугольником двора открывался превосходный вид на собор Пресвятой Девы; длинные остроконечные шпили парили на фоне олдриджской часовни. Чуть левее раскинулись мощные стены Бенедиктинского аббатства, скромно замерло украшенное лепными фигурами здание Бодлерианской библиотеки. Гаснущие лучи неверным сиянием позолотили циферблат часов на северной стороне главной монастырской башни: приближались минуты, желанные и волнующие для сердец, которые расположены к потустороннему и таинственному. Странным, необъяснимым образом в душу входило ощущение неповторимости происходящего.

Медные колокола оксфордских часов пробили девять. Мелодичный перезвон часовни сменил замогильный вздох соборской звонницы; к ним присоединился бархатный гул Большого Тома с англиканской церкви на другом конце города.

Полночь пришла, и великий колокол Церкви ХристовойИ множество меньших колоколов —Наполнили звоном округу,Возвещая Хелловина канун…

Слова звучали в сонном сознании молодого доцента, лениво прислушивавшегося к размеренной беседе декана с преподавателем классической литературы. Застекленные двери на террасе были широко распахнуты; смутные блики заходящего солнца переливались в сумраке, постепенно сгущавшемся за окнами. Трое мужчин уютно расположились вокруг кофейного столика, наслаждаясь досугом. Преподаватель литературы курил уже шестую трубку, декан задумчиво разминал пальцами ароматную сигару. Когда доцент снова присоединился к разговору, его коллега спрашивал декана:

— Кстати, что произошло с молодым Каленсо? Помнится, он подавал большие надежды, ему собирались предложить аспирантуру. Я так и не узнал, что с ним стряслось. Полагаю, вы расскажете нам, мой дорогой декан, ведь этот Каленсо был вашим протеже?

Это была обычная фраза, которой они поддразнивали декана, намекая на его почти отеческую благожелательность по отношению к студентам из западных провинций. Объект шутливого замечания лишь добродушно усмехнулся, раскуривая сигару.

— Смею вас уверить, с ним не произошло ничего сверхъестественного. Бедняга даже не умер и продолжает жить, хотя, думаю, и не лучшим образом.

В сонном мозгу доцента вновь зазвучали стихотворные строчки:

Дух может прийти,Он знает пути,Из последнего вздоха рожденный,С оболочкой такой утонченной,Он пьет лишь дыханье вина,А мы осушаем бокалы до дна.

«О каком духе идет речь? — скользнула ленивая мысль. — О бедном студенте… Может быть, декан видел призрак?»

Доцент встрепенулся и внимательнее прислушался к беседе.

— Увы, тут ровным счетом нет ничего таинственного, — продолжал свой рассказ декан, — хотя в своем роде это очень и очень любопытная история. Как вам известно, я достаточно хорошо знаю уголок Корнуэлльса, откуда приехал этот юноша. Жители тех мест уравновешенные и спокойные люди, так что для меня представляется неожиданностью то, что произошло с ним.

Декан замолчал, с интересом разглядывая кончик потухшей сигары.

— Но что же с ним произошло? — несколько напряженно переспросил преподаватель классической литературы.

Декан сосредоточенно раскуривал сигару. Выдохнув густую струю дыма, он откинулся в кресле и неторопливо продолжал:

— Когда Каленсо поступил в колледж, его будущее выглядело безоблачным. Неплохая стипендия, из которой он мог помогать семье. Его отец, как я узнал, бросил жену с сыном и уехал в Америку. Бедная женщина едва ли была в состоянии составить благополучие сына, и его воспитанием с детства занималась тетка. Что касается самого Каленсо (его полное имя — Тристам Алпин Каленсо, тоже довольно любопытное — полагаю, оно наследовалось из поколения в поколение), он отлично сдал первый семестр и был принят в Университетское научное общество. Возможно, напряженная учеба подорвала его здоровье, однако сомнительно, чтобы это являлось единственным объяснением случившегося.

Декан, у которого в начале академической карьеры тоже были трудности, задумчиво покачал головой.

— Однако бедняге нельзя было отказать в одаренности, — прибавил он дружелюбно, — еще немного настойчивости — и он бы обязательно чего-нибудь добился. Тем более что объект для исторических исследований, можно сказать, лежал у него под ногами. Вы слышали о старинном графском роде Лантенов из Каирн Тиана? Их предки были крупнейшими землевладельцами в средневековом Корнуэлльсе. Правда, с тех пор прошло много времени, и они порастеряли свои владения. С шестнадцатого по восемнадцатый век они находились в изгнании: королева Елизавета не слишком жаловала католиков, особенно знатного рода. К тому же в те годы Англии где только возможно досаждала ее католическая соперница — Испания. Так что изгнание объяснялось не одними религиозными соображениями. — Декан с наслаждением затянулся сигарой. — Однако даже такой удар судьбы не сломил род Лантенов; католицизм в их семействе остался нерушимой традицией и предметом своеобразной гордости. По их уверениям, в крохотной церквушке, которую крестьяне выстроили в Каирн Тиане на графские деньги, светильник не угасал со времен Реформации.