Ибсен. Путь художника - Бьёрн Хеммер

Боркман. Кого же?..

Элла Рентхейм. Да Эрхарта, конечно!

Боркман. Эрхарта?

Элла Рентхейм. Эрхарта — твоего, твоего сына, Боркман!

В этом разговоре мужские ценности сталкиваются с женскими. Йун Габриэль утверждает, что Элла не понимает его, потому что она женщина и думает только о собственных чувствах, о «велениях своего сердца» (4: 388; следует заметить, что у героини, судя по всему, больное сердце). Йун пытается оправдать свое предательство тем, что это был выбор мужчины. Он желает избежать всякого упоминания о чувствах и отстаивает мужское — рациональное — мышление: «Но ты помни, что я мужчина. Как женщина, ты была мне дороже всего на свете. Но если на то пошло — одну женщину всегда можно заменить другой» (4: 389).

С точки зрения практической пользы он подходит и к отношениям между Эллой и Хинкелем. Если б она могла обрести счастье с этим человеком, она тем самым спасла бы его — Йуна Габриэля. Но для Эллы его мужская логика кажется возмутительной и преступной. Она впервые осознаёт, что же, собственно, произошло более двадцати лет назад. Йун тогда искренне любил ее, она была для него дороже всех на свете:

Элла Рентхейм. И все-таки ты променял меня тогда… Торговался с другим человеком за свое право любить. Продал мою любовь за… пост директора банка!

Боркман (угрюмо, подавленно). Необходимость заставила меня, Элла.

Элла Рентхейм (вся дрожа, вне себя поднимается с дивана). Преступник!

Боркман (вздрагивает, но овладевает собою). Это слово я слышу не впервые.

Элла обвиняет его в том, что ей как женщине кажется самым тяжким преступлением. Она не думает о тех махинациях, за которые он сел в тюрьму. Для нее речь идет о гораздо более страшном грехе. Ибо такое не прощается:

Элла Рентхейм (подступая к нему). Ты убийца! Ты совершил великий, смертный грех!

Боркман (отступая к пианино). Да ты в уме, Элла?

Элла Рентхейм. Ты убил во мне душу, живую душу, способную любить! (Подступая к нему.) Понимаешь, что это значит?! В Библии говорится об одном загадочном грехе, за который нет прощения. Прежде я никогда не понимала, что это за грех. Теперь понимаю. Самый великий, неискупимый грех — это умертвить живую душу в человеке, душу, способную любить!

В глазах Эллы он совершил двойное убийство — своим предательством он умертвил и ее душу, и свою собственную. По этой причине она потеряла способность любить — любить кого-то, кроме Эрхарта, сына Йуна. Жизнь ее разрушена и опустошена.

Может показаться, что Элла совершенно права в своих обвинениях: говорит она весьма убедительно. Но возникает вопрос, не присуща ли ей та же односторонность, что и Боркману, который оправдывает себя высокими целями, непреодолимым желанием, добиться власти и осуществить свои планы. Элла толкует Библию субъективно, исходя из собственного жизненного опыта. Как уже говорилось, она возлагает на Йуна Габриэля непосильную ношу, обвиняя его во всех своих несчастьях. Она не может думать о чем-нибудь, кроме собственной разрушенной жизни. Становится ясно, что Элла точно так же замкнута в своем субъективном мире, как сам Йун и как Гунхильд. Всех троих объединяет абсолютное нежелание признать ответственность за свою жизнь. Во всем виноваты другие, а не они.

Это вовсе не означает, что обвинения Эллы безосновательны. К тому же их разговор доказывает, что они вовсе не были — и не являются — слепыми эгоистами по отношению друг к другу. Элла видела и ценила способность Боркмана играть ведущие роли в обществе. Боркман, в свою очередь, признаётся в теплых чувствах к Элле — единственной, с кем у него были открытые и доверительные отношения. В глубине души он все время сознавал свое предательство — вот почему он не посмел предать ее снова и присвоил деньги всех вкладчиков, кроме нее. Однако, несмотря на все чувства, он был вынужден делать то, что он делал. Эту позицию он яростно отстаивает. Тогда Элла говорит, что над их любовью тяготело какое-то проклятие. Йун, со своей стороны, признается, что уже не знает, кто из них прав.

Можно сказать, что никто. Они оба нарушили кодекс чести соответственно мужчины и женщины, свойственный той эпохе. Похоже, Ибсен с помощью этих героев представляет конфликт между двумя мирами, которые традиционно считались мужским и женским. До сих пор распространено убеждение, что миром мужчины управляет разум и ему присуща деятельность, направленная вовне, тогда как в мире женщины, напротив, господствует «природное», биологическое начало, властвуют стихийные чувства. Женщина угрожает рациональному порядку в мире мужчины — ей там, в сущности, делать нечего. Йун Габриэль озвучивает именно эти стереотипы. Столь же стереотипно его презрение ко всему, что касается чувств, — у него нет сочувствия к Элле, которая следует «велениям сердца».

Сам Ибсен вряд ли разделял подобные взгляды — в данном случае он демонстрирует стереотипную логику, порожденную общественными предрассудками. Он показывает, что подобное патриархальное мышление, абсолютизирующее половые различия, создает основу для конфликтов.

В драме это столкновение мужского и женского мира приводит к тому, что душевная жизнь трех главных героев как бы замирает. Гунхильд закоснела в разочаровании, когда потеряла по вине мужа прежний статус в обществе и репутацию. Элла утратила способность любить кого бы то ни было, кроме Эрхарта. Сам Йун Габриэль отказался от всяких чувств и затворился в собственном мирке. В душах всех троих господствует холод — «холод сердца» (4: 424), как они сами признаются в финале.

Не стоит воспринимать эту драму как довольно банальную историю человека, одержимого жаждой власти и предающего ради карьеры свою любовь. Эта драма намного сложнее и многозначительнее: в ней под разными углами зрения прослеживаются всевозможные виды эгоизма и застывшей жизни. Она также рассказывает о положении и судьбе человека творческого — о том, как юноша, наделенный стремлением созидать и, возможно, даже думавший о благе других людей, избрал для себя неправильный путь.

В этом история Йуна Габриэля Боркмана обнаруживает явное сходство с историей Хальвара Сольнеса. Оба героя — люди талантливые, способные достичь успеха в жизни и положения в обществе. Они объявляют о своем желании осчастливить других людей. Потом они понимают, что ради достижения цели им придется шагать по головам. Нельзя строить, не разрушая. Но чувство вины может сковать их творческую силу. Поэтому им нужны люди, которые развеют их сомнения в праве действовать так, как они считают нужным.