Черная вдова - Анатолий Безуглов

- Интересно?

- Говорит: мы здесь живем по местному времени, а не по московскому.

- Как это понимать?

- Очень просто. Кошкин решил не только свою власть употребить. Кстати сказать, мне и Саяпину сделали начеты по два оклада, хотя я всего-то тут без году неделю работаю, а Григорий Петрович и того меньше. Но Кошкину начета показалось маловато. Вот он и призвал прокуратуру на помощь. Потому я и решил, что вы по мою душу приехали.

- Нет-нет, - поторопился Чикуров отмежеваться от тех администраторов, которым так не хотелось расставаться с престижными, привычными и удобными для них методами руководства. Чикурову хотелось посочувствовать сидевшему перед ним человеку и даже пообещать свое содействие, но он решил воздержаться: ведь он выслушал только одну сторону, а она может быть пристрастна, необъективна, а, во-вторых, ни Вострякова, ни тем более Саяпина он не знал, а поддаваться первым эмоциям - не в его привычке.

На просьбу Чикурова помочь с жильем директор совхоза сказал:

- Гостиницы у нас, увы, пока нет. Могу предложить свои холостяцкие апартаменты.

Чикуров заколебался: страсть как не любил останавливаться на квартире у родственников или друзей, а тем паче у незнакомых да еще конфликтующих.

- Но предупреждаю, - продолжал Востряков, - обстановки никакой. Не успел обзавестись, да и дома я лишь ночую. Согласны?

- Идет, - кивнул следователь, понимая, что выбирать не приходится.

Юрий Васильевич засобирался домой.

- Прихватим еще одного моего постояльца, - сказал он.

Постояльцем оказался Григорий Петрович Саяпин.

Жил Востряков совсем рядом, в обыкновенной деревянной избе, разделенной на три комнаты. В той, что отвели Чикурову, действительно были лишь раскладушка и стул. А на стене висело старое ружьишко. Как выяснилось, саяпинское.

- Как бы мне связаться с участковым инспектором? - спросил следователь у хозяина.

Тот выглянул в окно.

- Темно у лейтенанта, - сообщил он. - Вообще его уже второй день не видно, наверное, уехал по своим делам.

- А звать как? - поинтересовался Чикуров.

- Яков Гордеевич Черемных. Кстати, такой же холостяк, как и я. Квартирует в пристройке к зданию дирекции. А вот Григорий Петрович, директор взглянул на Саяпина и тепло улыбнулся, - страдает за идею. Ведь в отличие от нас у него есть и жена, и дети, и внуки даже, а он махнул сюда.

- Ничего, построим жилье, рассосется очередь, и я привезу сюда все семейство. Уверен - не пожалеют.

- А сам? Не жалеешь? Особенно после вчерашней встречи с Кошкиным? спросил Востряков весьма серьезно.

- Дорогой Юрий Васильевич! Если мы будем пасовать перед каждым бюрократом, то ни тебе, ни мне не следовало бы заваривать всю эту кашу. Будут ситуации и посложней, чем нынешняя. Обязательно будут. И не только у нас... Но если мы отступим, другие отступят... Тогда что? Опять рутина? Опять застой? Нет, я готов воевать за перестройку до последнего патрона.

Юрий Васильевич растопил печь - за день дом изрядно выхолодило. Зашумел, загудел огонь в топке, потянуло теплом.

- Разносолов, увы, предложить не могу, - сказал хозяин, собирая на стол. - Как говорится, чем богаты...

- Спасибо, не беспокойтесь, - стал отказываться Чикуров, который всегда стеснялся есть у чужих да и старался не быть в долгу у кого-либо.

Однако Востряков настоял на своем и усадил московского гостя за ужин. Все было нарезано крупно, по-мужски.

Сказать по-честному, Игорь Андреевич изрядно проголодался, так как после аэрофлотовского обеда маковой росинки во рту не держал.

- Для мамы я все еще беспомощный ребенок, - сказал хозяин, вскрывая консервы. - Боится, что похудею, и шлет посылки.

- Рыба - это здорово! - провозгласил Саяпин. - Недаром японцы лопают ее больше всех народов мира. Но и зато сердечными заболеваниями страдают меньше всех. И живут дольше всех.

- А я сомневаюсь, что это у японцев за счет консервов. Свежая рыба другое дело. А у нас рядом Байкал, до Тихого океана рукой подать, а свежая рыба - проблема, - не то констатируя, не то извиняясь перед гостем сказал Востряков.

Сели за стол. Игорь Андреевич рассматривал большую фотографию на стене. Там был сам Востряков с двумя женщинами под руку. Одна пожилая, другая молодая, одетая в модные джинсы-варенки. Снимались, вероятно, за городом, на даче.

Юрий Васильевич, перехватив его взгляд, пояснил:

- Моя мама.

Он конечно же имел в виду пожилую.

- А другая? - из вежливости спросил Игорь Андреевич.

Ему показалось, что на лице хозяина промелькнула грусть.

- Соседка, - ответил он. - По садовому кооперативу. В Подмосковье.

Слово за слово, выяснилось, что Юрий Васильевич в Нижнем Аянкуте всего четвертый месяц, а в столице был ни много ни мало помощником министра. Попал он сюда так: сняли прежнего директора, а нового решили избирать. Узнав об этом, Востряков, не говоря никому ни слова, собрал документы, пространно изложил на бумаге, какие он предлагает меры по коренному улучшению работы совхоза, и послал на конкурс.

- В райкоме, честно говоря, моя кандидатура особой радости не вызвала: имелись свои планы пристроить зампредседателя райисполкома, - рассказывал Юрий Васильевич. - И чего он только не возглавлял в районе! Везде после себя оставлял полный развал. Вот и решили сплавить его подальше, в Нижний Аянкут. Но партком совхоза настоял на выборах по всем правилам. Демократично. Вызвали меня на собрание. Прошел, можно сказать, единогласно.

- Далековато однако же забрались, - заметил Игорь Андреевич.

- Я считаю, Юрий Васильевич поступил совершенно правильно! - вмешался Саяпин. - И чисто по-человечески, и с точки зрения гражданственности, не боюсь сказать это слово! Ведь что такое помощник? - патетически вопрошал он. - Не человек, а тень! Мысли, идеи - все принадлежало шефу! Все!

- Но сначала они были моими, - возразил Востряков.

- Да, но только до тех пор, пока ты их не записал, а машинистка не напечатала. После этого они становились мыслями и идеями министра. - Саяпин поднял вверх палец и с усмешкой добавил: - Руководящими идеями! Вздумай ты привести их где-нибудь, то обязан был бы взять в кавычки или сделать сноску. Так? А теперь ты есть ты!

- Не все это ценят, - со вздохом произнес хозяин и, как показалось Чикурову, бросил взгляд на фотографию.

- Ценят, уверяю тебя! Послушай, что в поселке говорят: новый директор наводит порядок!

- Ладно, ладно, - смутился Востряков. - Еще рано судить.

Допили чай. Григорий Петрович, сославшись на то, что ему надо просмотреть кое-какие бумаги, прихваченные с работы, ушел в свою комнату.

Юрий Васильевич, немного помявшись, обратился к московскому гостю:

- Игорь Андреевич, я понимаю, если следователь, да еще по особо важным делам, из самой Москвы пожаловал, значит, здесь случилось что-то очень серьезное. Чем-нибудь могу вам помочь?

- Уже помогли. - Игорь Андреевич с улыбкой показал вокруг себя.

- Да ну, - отмахнулся хозяин. - Стыдно, ей-богу! Ни присесть по-человечески, ни прилечь... Ничего, завтра что-нибудь придумаем.

- Прошу вас, никаких хлопот! - запротестовал Чикуров.

Юрий Васильевич стал прибирать со стола, а следователь колебался, стоит заводить разговор о Листопадовой или нет? Ведь сам Востряков в Нижнем Аянкуте совсем недавно.

И все же решился.

- Изольда Владимировна у нас старшая медсестра в участковой больнице, - ответил Востряков. - Дочка у нее маленькая, годика два, не больше.

- Замужем?

- Живет одна. А вот разведенка или мать-одиночка... - Юрий Васильевич развел руками.

- Приезжая? Местная?

- Не знаю, - виновато сказал хозяин. - Вообще приятная женщина, мечтательная такая.

"Негусто", - констатировал про себя следователь.

Разошлись по своим комнатам. Заснул Игорь Андреевич, когда Саяпин и хозяин видели десятый сон, оглашая избу несинхронным храпом.

"Мороз и солнце, день чудесный!" - сама по себе напросилась пушкинская строка, когда Игорь Андреевич открыл глаза.

Он встал, подошел к окну и зажмурился: на искрящийся снег было больно глядеть.

По пустой улице ехал трактор с прицепом, доверху загруженный прессованным сеном.

Хозяин давно уже был на работе, а Саяпин сидел на кухне, обложенный бумагами, и что-то считал на микрокалькуляторе.

- Не выношу учреждений, - признался Григорий Петрович. - Дома, в тихой обстановке могу горы своротить! Готов просидеть за работой двадцать пять часов! Но стоит только переступить порог нашей конторы, тотчас горло пересыхает, а в глаза словно перцу сыпанули... Думал, у меня одного так, а оказывается, нет. Тут недавно читал: английские чиновники заметили так называемую аллергию к канцелярии.

Он силком усадил Игоря Андреевича завтракать, пожарив глазунью на сале.

- А где здесь можно столоваться? - поинтересовался Чикуров.

- В кафе "Байкал" кормят очень даже прилично. Заслуга Юрия Васильевича, взялся за соцкультбыт всерьез.