Хроники Нарнии - Клайв Льюис

Под бряцанье кольчуг из оврага выбрались остальные. Эслан безмолвно двинулся дальше.

— Люси, — тихо-тихо окликнула Сьюзен.

— Что?

— Я его вижу… Прости меня, пожалуйста.

— Я не обиделась.

— Понимаешь, я такая… злая… Я ведь поверила тебе и вчера, и сегодня ночью. В глубине души. Да, поверила, но даже самой себе не хотела в том признаваться. Глупо, правда? Не знаю, что на меня нашло… Как я теперь с ним заговорю?

— Не волнуйся, — утешила Люси сестру. — Он не сердится.

За деревьями открылся вид на Великий Курган, возведенный над Каменным Столом.

— Дозорных не видать, — пробормотал Трампкин. — Спят небось, олухи. Нет, чтобы…

— Тсс! — шикнули на гнома ребята: Эслан остановился и повернулся к ним, столь величественный и грозный, что они обрадовались, как только могут обрадоваться те, кто сильно напуган (и испугались, как только могут испугаться те, кто счастлив). Мальчики шагнули вперед; Люси посторонилась, пропуская их; Сьюзен и Трампкин попятились.

— Эслан! — Король Питер опустился на одно колено и преклонил голову. — Мне очень стыдно. Я с самого начала вел их неверной дорогой, а вчера…

— Сын мой, — прервал Эслан, возлагая могучую лапу ему на плечо, — ты ни в чем не виноват, — затем он повернулся к Эдмунду и коротко молвил: — Молодец, — а потом, помолчав (отчего всем стало не по себе), позвал: — Сьюзен!

Ответа не было. Со стороны казалось, что Сьюзен плачет.

— Дитя мое, — промолвил Эслан, — ты поддалась страху. Подойди ближе, дай мне дохнуть на тебя. Забудь о своих страхах. Вернулось ли к тебе мужество?

— Да, Эслан, — прошептала Сьюзен.

— Что ж… — Лев издал негромкий рык, хлестнул себя хвостом. — А где же этот бесстрашный гном, прославленный боец и меткий стрелок, не верящий во львов? Иди сюда, сын Земли, иди сюда! — Последнее слово прозвучало раскатом грома; еще чуть громче — и содрогнулись бы небеса.

— Вихры мои, вихрочки! — выдавил мертвенно-бледный Трампкин. Ребята, конечно же, ничуть не испугались за гнома — ведь они хорошо знали Эслана; а вот Трампкин, никогда прежде не видевший львов, не говоря уж о Великом Льве, изрядно струхнул и, похоже, мысленно попрощался с жизнью. На подгибающихся ногах, дрожа с головы до ног, он медленно приблизился к Эслану.

И в этот миг Лев прыгнул. Вы когда-нибудь видели, как кошка несет в пасти маленького котенка? Точно так же Эслан подхватил гнома, как следует встряхнул — кольчуга зазвенела, будто мешок лудильщика — и подбросил в воздух. Трампкин заверещал. Могучие лапы поймали его, точно в материнские объятия, и аккуратно поставили наземь.

— Друг ли ты мне, сын Земли? — вопросил Эслан.

— Д-д-д-да, — пролепетал гном, силясь восстановить дыхание.

— Итак, — молвил Эслан. — Ночь на исходе. Оглянитесь: у вас за спиной занимается рассвет. Времени мало. Вы трое, сыновья Адама и сын Земли, спускайтесь в курган — вас там ждут.

Гном по-прежнему не мог произнести ни слова, а мальчики просто не отважились спросить у льва, пойдет ли он с ними. Обнажив мечи, все трое повернулись и двинулись к кургану. На их лицах не было и тени усталости; мало того, верховный король Питер и король Эдмунд выглядели сейчас уже не мальчиками, а зрелыми мужчинами в самом расцвете сил.

Наблюдая за уходящими, девочки прижались к Эслану. Между тем сумерки редели. На востоке, над самым окоемом, сияла, будто крошечная луна, Аравир — утренняя звезда Нарнии. Эслан словно вырос еще больше, прямо на глазах; вот он вскинул голову, тряхнул гривой — и зарычал.

Этот рык, басовитый, с переливами, напоминавший поначалу пение органа, становился громче и громче, пока не задрожала земля под ногами, заполнял собой все окрест, перекидывался от холма к холму, растекаясь — нет, разлетаясь — над Нарнией. В лагере Мираза солдаты, вырванные этим рыком из сновидений, судорожно хватались за мечи. На Великой Реке вынырнули на поверхность наяды, а следом показалась и лохматая, с водорослями в бороде, голова речного бога. За рекой, на каждом поле и в каждом лесу, насторожили уши звери и птицы: высунулись из нор зайцы, встрепенулись певчие птахи, заухали филины, залаяли лисицы, зафыркали ежи. Зашевелились, словно пробуждаясь от долгой спячки, деревья. В городах и деревнях перепуганные матери крепче прижимали к себе детей, мужчины спрыгивали с кроватей и принимались искать оружие. Тоскливо выли собаки. На северных рубежах Нарнии выглянули из своих мрачных замков горные великаны.

Люси и Сьюзен вдруг заметили, что со всех сторон на них надвигается что-то темное, похожее на туман, ползущий над самой землей. Потом почудилось, будто это вовсе и не туман, а широко разлившаяся вода — черные валы вздымались все выше, грозя затопить окрестности. Вот «море» подступило совсем близко, и девочки ахнули: то были деревья! Бесчисленное множество деревьев стекалось к холму, с которого раздавался львиный рык. У холма же с деревьями происходила чудесная перемена: кланяясь, приседая, простирая к Эслану гибкие ветви, они мало-помалу утрачивали свой древесный облик и становились людьми. Бледные девы-березницы качали головами, женщины-ивы откидывали с лиц волосы, чтобы взглянуть на льва, величавые, гордые буки замерли перед Эсланом в неподвижности; коренастые дубы, задумчивые вязы, лохматые падубы (кожа смуглая, женщины — в украшениях из ярко-красных ягод), веселые рябины — все склонялись в поклонах и возглашали наперебой: «Эслан! Эслан!», кто звонко, кто хрипло, кто едва слышно от робости и радости.

Вскоре люди-деревья пустились в пляс вокруг Эслана, а толпа все прибывала и прибывала, и уследить, кто здесь уже давно, а кто пришел только что, не было никакой возможности. Люси и глазом моргнуть не успела, как среди пляшущих появился юноша, облаченный в бычью шкуру, с венком из виноградных листьев в волосах. На красивом лице — пожалуй, чересчур уж красивом для мужчины — блуждала безумная улыбка. С первого взгляда становилось ясно (как сказал Эдмунд, встретивший этого юношу несколько дней спустя), что он способен выкинуть что угодно — просто что угодно. Откликался он на множество имен, среди которых чаще всего звучали Бромий, Бассарей и Телец. Его сопровождала компания девушек, не менее безумных, чем он сам. Все они громко смеялись и кричали: «Эвое! Эвое! Эвое!»

Поневоле создавалось впечатление, будто все играют в какую-то игру, едва ли не каждый — в свою собственную. Больше всего происходящее напоминало игру в жмурки, только водящий был не один: чудилось, что повязки — на глазах у всех до единого. Вдобавок какой-то невероятно толстый старик верхом на осле вдруг закричал: «Еды! Еды!» В следующий миг он свалился с осла, и его долго усаживали обратно, а осел, похоже, решил, что оказался в цирке и вознамерился пройтись на задних ногах. И повсюду, повсюду расползались виноградные лозы. Люси хотела откинуть волосы со лба — и задела лозу у себя над головой. Ноги людей-деревьев словно утопали в этих лозах, а осел толстого старика вообще скрылся под ними по самую макушку, на которой раскачивалось что-то темное. Апельсины! Куда ни посмотри, везде на лозах чудесным образом возникали сочные плоды.