Дело Томмазо Кампанелла - Глеб Соколов

– Людоед, да что с тобой?! – опять не выдержал Жак.

– Я себя своей собственной колючкой опутал, – не обращал на него внимания Жора-Людоед. От ража у него свело скулы. – Я свой романтизм отстаивал. Я создал позади себя еще одно интендантство. Свой личное обоз. Держи масть и не уступай власть!.. Я умирал детской душой на этих воровских работах. Подлое занудство!.. Я романтизм свой душил и обливался слезами каждый день и каждый час, но мне старшие воры объясняли: наша лямка такая – ставить шею, дармовых долей не получишь. Я слушал их, но я их не переставал ненавидеть: они отняли у меня мое солнце, мою правду, мое светлое сердце, они забрали у меня счастливую жизнь – все, о чем мечтал, надеялся долгими зимними вечерами. Они говорили: ставить шею надо, – говоря, Жора-Людоед очень внимательно смотрел на Томмазо Кампанелла. – Есть о чем нам поговорить… Я ненавижу интендантство. И в Лефортово, и в себе. И в тебе. Когда два человека одной болью страдают, есть мужественный мужской обычай – пустить по кругу чарку. Я приглашаю тебя с нами, Томмазо Кампанелла. Вижу – запутался ты, ослаб, дорогу верную потерял, помощь тебе моя нужна! А мне ты расскажешь, куда тюремный паспорт делся. Пока не расскажешь, я тебя от себя ни на шаг не отпущу! А соврешь – найду и убью.

– Тюремного паспорта у него нет, – неожиданно раздалось позади них. – И бесполезно его на этот счет трясти. Он ничего не знает. Все знаю только один лишь я.

Вместе с двумя ворами Томмазо Кампанелла обернулся и увидел стоявшего в нескольких шагах от них и как-то странно улыбавшегося Паспорта-Тюремного.

– Собственно, я хочу поговорить с Жорой-Людоедом, но могу и при двух других, – продолжил свою речь Паспорт-Тюремный.

– С чего началась вся нынешняя передряга с тюремным паспортом? – спросил он, обращаясь к Жоре-Людоеду, и, так и не дав двум ворам опомниться, тут же сам на свой вопрос и ответил:

– Все началось с разговора, который однажды – а было это «однажды» не так давно – произошел между Жорой-Людоедом и молодой актрисой Юнниковой. Разговор этот, прямо скажем, можно смело назвать серьезной ошибкой Жоры-Людоеда. Но что делать, случилась и на Жору-Людоеда, как на ту старуху из известной поговорки, проруха. Он в припадке совершенно необъяснимой откровенности рассказал молодой актрисе Юнниковой про секрет тюремного паспорта и про то, что он давно уже владеет этим волшебным паспортом, исключительно благодаря которому он несколько раз осуществлял столь удачные побеги из тюрьмы.

Жора-Людоед был очень удивлен речью незнакомца. Видимо, желая проверить степень осведомленности рассказчика, спросил:

– И где же, мил человек, по твоим данным, происходил этот разговор, во время которого Жора-Людоед так оплошал?

– Оплошал ты на квартире старухи Юнниковой, которая приходилась тетей Лассалю, а так же твоей подружке Юнниковой, молодой актрисе театра, – и тут Паспорт-Тюремный назвал один из самых модных столичных театров. – Вы с молодой актрисой Юнниковой часто встречались у старухи Юнниковой на квартире.

– Что за старуха такая? Откуда взялась? – спросил Жак у Жоры-Людоеда. Все четверо по-прежнему стояли перед тем подъездом, из которого лестница вела в подвал, в котором располагался самый необыкновенный в мире самодеятельный театр.

– Старуха… – проговорил Жора-Людоед. – Юнникова, руководительница самодеятельного хора… Ее родители работали в цирке цирковыми наездниками… Сейчас она подыхает. После того как я ее пуганул…

– А может, к ней еще раз и наведаемся? – предложил Жак.

– Что-то такое нам с тобой сейчас найти надо, связанное с культурными ценностями… – проговорил Жора-Людоед как бы сам с собой. – Мужа старухи я знал очень хорошо!.. Ходил я к ней, она живет здесь рядом. Отсиживался у нее, да узнавал, есть ли какие-нибудь работы… Кто чем живет? Я точно всегда знал, что она мне может сказать про какие-нибудь воровские работы… Старуха была в высшей степени циническая… А там у нее бывал ее внучек, сын известного актера Лассаля… Лассаля я знаю, ты же видел. Они вообще любят людей ярких, а я, Жак, человек яркий, согласись!..

– Ну а что дальше-то было? – обратился к Паспорту-Тю-ремному Жак, которому не терпелось узнать продолжение истории.

– К ней пришел ее внук, – словно сам тем временем вспоминая о чем-то, принялся отвечать за Паспорта-Тюремного Жора-Людоед. – Он обещал рассказать про воровские работы. Надо было что-то такое придумать, что не требовало занудства и усидчивости… Где бы мы налетели и взяли куш!.. Но меня искали в этом доме… Мне пришлось бежать, я потерял сознание, а потом очнулся – он вычистил мои карманы!..

– Да, Жора-Людоед, ты несколько раз, когда вот-вот, казалось, милиция должна была схватить тебя, как в самом надежном и безопасном из всех возможных мест прятался на этой квартире от уголовного розыска. В этой-то квартире ты и познакомился с сынком Лассаля, который там изредка бывал. На сынка Лассаля яркий Жора-Людоед произвел сильное впечатление. В тот момент, как, впрочем, наверное, и сейчас, в голове сынка Лассаля царила полная смута: настроения его часто менялись, и так же часто сменяли в его голове одна другую идеи насчет того, чем ему, сынку Лассаля, заняться в жизни. Его неустойчивые душевные состояния чаще всего скатывались в сторону мрачного и угрюмого озлобления. Познакомившись с Жорой-Людоедом, сынок Лассаля стал очень часто бывать на квартире старухи Юнниковой, ища встречи с известным вором. Неизвестно, какой черт попутал Жору-Людоеда рассказать про тюремный паспорт молодой актрисе Юнниковой, и трудно сказать, какие отношения могли связывать ее и сынка Лассаля, но она поделилась этой тайной с ним. Однажды, идя в квартиру, сынок Лассаля, еще будучи на лестнице, увидал, что туда входят люди в штатском. В этот момент в квартире помимо самой старухи Юнниковой не должно было никого быть, но Жора-Людоед должен был вот-вот прийти. Выскочив на улицу, сынок Лассаля увидал вылезающего из такси Жору-Людоеда. Он коротко рассказал Жоре-Людоеду о непрошеных гостях, и оба кинулись в ближайшую подворотню. Люди в штатском сквозь отодвинутую занавеску увидали исчезающих беглецов и бросились в погоню. В соседнем дворе Жора-Людоед выкинул из стоявших там «жигулей» водителя-пенсионера, и они с сынком Лассаля помчались на этой машине по темным московским улицам. На свою беду на выезде из одного из переулков они столкнулись с грузовичком, развозившим продукты по магазинчикам. От удара Жора-Людоед потерял сознание, а вот сынок Лассаля – нет. Мигом обшарив карманы бесчувственного Жоры-Людоеда, сынок Лассаля, вытащил тюремный паспорт и кинулся во дворы наутек. Я не знаю, что было дальше с Жорой-Людоедом, но, скорее всего, он пришел в себя и каким-то образом умудрился удрать с места аварии от водителя поврежденного грузовичка.

– Он-то и откачал меня, а я сунул ему под нос пистолет и убежал… – признался Жора-Людоед, которого рассказ незнакомца, неизвестно откуда знавшего такие подробности из его, Жоры-Людоеда, жизни, наталкивал на то, чтобы быть откровенным и не скрывать более ничего. – Но что же было дальше?

– Дальше сынок Лассаля решил начать совершенно новую жизнь. Надо сказать, что сынок великого артиста Лассаля уже некоторое время был обуян одним, ну что ли, настроением, которое никак не давало ему покоя. Как я уже говорил, он уже некоторое время находился в смутном душевном состоянии и желал немедленно изменить свою жизнь в сторону получения необыкновенных и ярких впечатлений. В этом, по его мнению, ему должен был помочь тюремный паспорт. Как раз в этот момент его пригласила съездить с ней на гастроли старуха Юнникова, которая полагала, что эта поездка поможет сынку Лассаля отвлечься от того милицейского разбирательства, которое началось сразу после того, как Жора-Людоед с помощью сынка Лассаля благополучно избежал засады. Сынка Лассаля даже забирали в тюрьму, но тюремный паспорт он за двадцать минут до своего ареста успел благоразумно спрятать все в той же квартире старухи Юнниковой.

– Я искал тюремный паспорт в квартире Юнниковой. Но гораздо позже, уже после того, как она вернулась из Риги, – тихо проговорил Жора-Людоед.

– Поскольку спрятанный паспорт не перешел к другому владельцу, а для того чтобы лишиться покровительства паспорта необходимо, чтобы он оказался в чьем-нибудь кармане, сынок Юнниковой буквально через несколько дней вышел из тюремной камеры, – продолжал свой рассказ Паспорт-Тюремный. – Старуха Юнникова никому не говорила об этой истории, но сама ужасно переживала и даже плохо себя чувствовала. Выйдя из камеры, еще перед поездкой в Ригу, сынок Лассаля попытался совершить несколько краж, но неудачно. Зато повезло ему в Риге, где он украл портфель у одного шведа и протратил оказавшуюся в портфеле не такую уж большую сумму на съем номера в хорошей гостинице и на два дня непрерывного кабацкого загула. На обратном пути из Риги у сынка Лассаля возник конфликт с одним из пассажиров рейса на Москву. В аэропорту Москвы этот пассажир попытался устроить драку с сынком Лассаля, и один из хористов, прозываемый Господин Радио, вовремя вызвал милицию. Тогда же Господин Радио, совершенно не зная истории тюремного паспорта, вытащил его из сумки сынка Лассаля, чтобы пролистать, а потом, при определенных обстоятельствах, сунул его себе в карман. Обнаружив пропажу, сынок Лассаля принялся разыскивать своего попутчика и через некоторое время нашел его в «Хорине», но Господин Радио не признался в краже тюремного паспорта (про который он не знал, что он тюремный), а запихнул его в карман хористу, прозываемому Томмазо Кампанелла.