Книга о Человеке - Кодзиро Сэридзава

Интересно, насколько современная Россия при президенте Горбачеве отличается от той советской России, которую посетил я? Об этом я размышлял, устремляя мысли к московскому небу. Прошло двадцать восемь лет, но вряд ли с тех пор советский народ существенно изменился. В то время, куда ни пойдешь, у всех вокруг были скорбные лица, того и гляди расплачутся, никто не улыбался, уж не потому ли, что все были несчастливы?..

Я припоминал все, что Небесный сёгун сообщал мне о деяниях Бога Великой Природы с тех пор, как три года назад Он впервые в истории сошел на Землю, чтобы спасти мир. Как же должна была потрудиться Великая Природа, чтобы вложить божественное сердце в Горбачева, этого «твердолобого коммуняку»! Прошлой осенью, когда Великая Природа назвала Горбачева «красным генералом», бывшие под его властью народы социалистических стран Восточного блока, движимые духом свободы и независимости, один за другим освободились из-под гнета социализма и, хоть с опозданием, стали демократическими по образцу стран Запада, начав работать над тем, чтобы преодолеть свое экономическое отставание.

Тогда же Бог Великой Природы, радуясь, что отныне устранена угроза войны между Востоком и Западом, вверил Россию «молодцу Горбачеву, впервые позволившему себе улыбку», чтобы напомнить его народу, что значит улыбаться.

Итак, сегодня, пятнадцатого марта, этот «молодец», став президентом великой страны, воплотил замысел Бога Великой Природы на политическом уровне… По сему случаю Великая Природа уготовила такой по-весеннему ясный день.

Я, приподнявшись, огляделся по сторонам.

Теплый, дивный свет тихо разливался по саду. Листва на деревьях нежно блестела, а из травы поднимались цветы навстречу солнцу. Сад невелик, но что за счастье вот так в покое наслаждаться Природой! Не это ли «жизнь, полная радости»? Блаженный дар жизни?.. И мы согласно кивнули, я и мои родные деревья.

Какой-то юноша незадолго до этого поднялся на пару ступеней каменной лестницы сбоку от главных ворот и, увидев меня со спины, лежащего в шезлонге с протянутыми ногами, застыл в нерешительности, но как только я встал, он взбежал по лестнице, почтительно застыл передо мной и, выговорив: «Сэнсэй…», поперхнувшись, замолчал.

Кто это? Что ему нужно? Какое-то мгновение я пребывал в растерянности, и тут юноша, утирая слезы, вдруг выпалил:

— Как хорошо, что я не покончил с собой!

— Каким же надо быть идиотом, чтобы в такой погожий день совершать самоубийство! Или не знаешь, как должно почитать жизнь? Хорошо, что остановился!

Стараясь быть как можно непринужденнее, я пригласил юношу пройти в восточную часть сада, вынес стул и приготовился внимательно выслушать то, что он мне хотел сообщить.

Юноша напомнил мне меня самого в то время, когда я учился в Первом лицее…

Глава третья

Он был студентом Токийского университета.

Позже я узнал, что отец его, закончив Токийский университет, поступил на службу в Японский банк, со временем стал влиятельным человеком в финансовом мире, продолжает работать и вообще человек известный. Мой гость был единственным сыном после трех сестер, его холили и лелеяли, он был даровит и с первого раза поступил в университет, короче, всем облагодетельствованный юноша, которого никак не возможно представить несчастливым.

Начав слушать его рассказ, я тотчас вспомнил приходившего ко мне в прошлом году N. О нем я написал в предыдущей книге «Воля человека», и обстоятельства жизни обоих были так похожи, точно это был один человек. N., поступив в Токийский университет, время от времени наведывался ко мне, радуя своим жизнелюбием.

Я успокоился, решив, что и этому молодому человеку достаточно посоветовать то же, что и N.

Но, едва он заговорил, заливаясь скорбными слезами, выяснилось, что, не исполнив задуманного самоубийства, он потом сожалел об этом. Мне пришлось выслушать долгий, сбивчивый рассказ, чтобы понять, почему у него появилась мысль о самоубийстве.

Рассказ был не слишком занимательным, поэтому я по большей части пропускал его мимо ушей, предоставив ему возможность выговориться.

Но было в его словах и нечто, поразившее меня. У меня на родине есть нависающая над морем скала, где ныне установлена каменная стела в честь моих литературных заслуг. Если спуститься к морю и пройти по воде, оказываешься у расщелины, напоминающей темный туннель, так вот о ней-то и заговорил мой юный гость. Судя по его словам, это место нисколько не изменилось со времен моего детства.

Честно говоря, в последний раз я был там, когда учился в пятом классе, и вновь вернулся в эти места только после того, как на скале установили памятный знак, а неподалеку возвели посвященный мне музей, но я не спрашивал и не знал, что сталось с расщелиной.

В те времена обязательным было четырехлетнее образование, а пятиклассников называли учащимися первого класса высшей ступени. Мои товарищи, жившие по соседству, окончив четыре класса, подались в рыбаки, учебу продолжили только трое — я, Ёсаку и предводитель хулиганов по прозвищу Тигр. Этот Тигр обращался со мной и с Ёсаку как со своими вассалами.

Как-то раз, в конце первого семестра, когда занятия окончились раньше обычного. Тигр предложил нам с Ёсаку пойти в «Ведьмино логово», и, не заходя домой, мы отправились к горе Усибусэяма со стороны Ганюдо. На скале, где сейчас стоит каменная стела, мы разделись догола и, оставив одежду и школьные принадлежности, спустились к морю и прошли по воде к расщелине, которую в те времена называли «Ведьминым логовом».

В «Ведьмином логове» было темно, как в туннеле. Далеко впереди, виднелся бледный слабый свет, и я подумал, что там выход, возле которого находится дом маршала Ивао Оямы.

Однако вода в «Ведьмином логове» доходила до груди, и, пройдя несколько шагов, держась обеими руками за стену нависающей скалы, я почувствовал, что меня сносит сильным течением, и остановился. Если бы течение подхватило меня, я бы наверняка утонул. Дойти до конца туннеля не было никакой возможности. В страхе я сказал Ёсаку, прижимавшемуся рядом со мной к стене:

— Я возвращаюсь!

— Я тоже, — сказал Ёсаку, но сделать это оказалось не так просто.

Тут я заметил, что Тигр стоит, прижавшись к противоположной стене.

— Мы возвращаемся! — крикнул я ему, но в туннеле стоял такой шум, что я не был уверен, расслышал ли он мои слова. Тотчас сквозь шум донесся голос Тигра:

— Я хотел, чтоб мы все трое здесь утонули… Нашли общую могилу… Но лучше бросить школу и вступить в молодежный отряд! Поэтому я сматываюсь…

Так, по крайней мере, мне послышалось. Мы с Ёсаку тоже решили выбираться, чего бы нам это ни стоило. Не знаю, сколько прошло времени, но наконец мы выбрались из туннеля, обогнули по воде скалу и вскарабкались наверх, туда, где оставили одежду. Тигр нас опередил и, забрав одежду, уже шагал вдоль моря в сторону устья реки Канагава. Мы поспешно похватали свои манатки и побежали вдогонку.

Когда мы прошли около километра, справа показалась скала Фудо, и мы со стороны моря поднялись на высокий берег, заросший по-летнему густой травой. Там мы втроем, как были голыми, упали навзничь, точно подкошенные, не произнося ни слова.

Через какое-то время я поднялся и, сказав, что возвращаюсь домой, начал одеваться. Они тоже решили идти по домам, но напоследок Тигр сказал:

— Никому не говорите, что мы были в «Ведьмином логове»! А то решат, что на нас пало проклятье. Не зря его называют живой могилой.

От берега в деревню вела узкая тропинка. Только пройдя через лесозащитную полосу и выйдя к великолепному двухэтажному особняку господина Мано, обращенному в сторону моря, я наконец успокоился. Я никому не рассказывал об этом зловещем приключении. Но оно много раз преследовало меня во сне. Между прочим, возле того места, где ныне расположен музей, раньше находился крематорий. Говорю крематорий, но там не было никакого сооружения, в сосновой рощице была вырыта яма метр на метр, в которую бросали валежник, опускали гроб и, как в глубокой древности, поджигали, чтобы он сгорел за ночь. Таким образом сожгли моего деда, умершего, когда я учился в первом классе средней школы.

В общем, это было довольно мрачное место. Но описанные события относятся к моему раннему детству, и вскоре тогда я напрочь обо всем позабыл. Как же я удивился, когда по прошествии восьмидесяти лет студент Токийского университета неожиданно упомянул о страшном «логове»!

В тот день, пятнадцатого марта, студент между прочим сказал:

— Когда я учился во втором классе высшей ступени, мой друг М. покончил с собой, но перед этим мы говорили с ним… Его родители — выходцы из уезда Сунто… За скалой, где установлена ваша мемориальная стела, в море есть несколько скал, образующих что-то вроде туннеля… В нем глубокая вода и сильное течение, так что умереть там проще простого и тело не выплывет… Это место называют живой могилой. М. сказал, что пойдет туда и покончит с собой. На третий день я получил из Нумадзу прощальную телеграмму, и он бесследно исчез. Видимо, погиб в туннеле.