Мольба Мариам - Джин П. Сэссон

Худшие опасения стали сбываться. Ее просвещенный муж был добр и нежен с ней, но и он не мог полностью защитить ее от своего консервативного брата.

Условия ее жизни ухудшились еще больше, когда Шер-хан узнал, что она беременна. Шер так неистовствовал, узнав, что беременная женщина все еще покидает галах, что мама в конце концов была вынуждена уволиться и больше не выходить за пределы галаха.

Все складывалось непросто.

Мама была поглощена своей беременностью, а потому вначале практически не жаловалась. Но ее собственная мать так тревожилась о дочери, что отправила к ней няню Муму, чтобы та ухаживала за ней, а потом помогла с ребенком. Мума оказалась замечательной помощницей и легко вошла в нашу семью.

Каждая афганская семья молится о рождении сына-первенца, поэтому рождение моей сестры Надии 21 марта 1958 года было встречено с горечью и раздражением. Шер, который произвел на свет девять сыновей и трех дочерей, так разгневался от этой новости, что даже отказался поздравлять моих родителей и признавать ребенка.

Остальные домочадцы Хаиля вели себя с моей матерью столь же нелюбезно, обращаясь с ней так, как прежде с бабушкой Майаной и ее тремя дочерьми. Хотя маму и не заставляли работать по дому, к ней относились с презрением. К счастью, она была сильной женщиной и смогла не обращать на это внимания. Она занималась маленькой Надией. Бабушка Майана, добрая, словно ангел, старалась изо всех сил помочь своей невестке. Четыре женщины моего отца, его жена, мать, дочь и добрая няня, заботились друг о друге.

Но после рождения Надии Шер-хан стал вести себя еще грубее с моим отцом, полагая, что рождение бесполезной дочери окончательно погубило их отношения. Жены, дочери, а также слуги Шера почувствовали эту перемену и последовали примеру главы семейства, проявляя все большую враждебность.

В галахе стиркой всей одежды семьи Хаиля занималась прислуга. И как-то раз после очередной стирки мама получила свои вещи испорченными — с дырками и разрезами. У нее был дорогой европейский гардероб, и она вознамерилась выяснить, кто сделал с ним такое. Для этого она решила спрятаться во дворе и, пока слуги занимались стиркой, увидела, как два сына Шера подкрались к корзине и приказали напуганным слугам показать одежду Шарифы. Затем они вытащили ножи и принялись кромсать ее вещи.

Узнав о случившемся, папа очень рассердился, но он понимал, что конфликт с Шером из-за его сыновей может привести только к прямому столкновению. После этого мама стала оставлять грязные вещи у себя, чтобы отсылать их для стирки к своей матери. Впрочем, тогда еще никто не догадывался, что здоровье моей бабушки с материнской стороны ухудшалось и ей оставалось всего несколько лет жизни.

Затем мама обнаружила еще более зловещие признаки того, что на нее объявлена травля. В разных уголках своих апартаментов она нашла несколько маленьких кукол, проткнутых множеством булавок. И хотя ислам запрещает черную магию, некоторые мусульманки искушают судьбу, призывая злых духов. Не оставалось сомнений, что кто-то из домочадцев Шера использовал черную магию, чтобы запугать ее.

Моим родителям ясно давали понять, что их присутствие в доме нежелательно. Вскоре это давление стало сказываться на здоровье моих родителей, папа похудел и выглядел изможденным. Родители понимали, что причина крылась в их местонахождении и что единственное решение проблемы — переезд из галаха.

Однако, несмотря на неприязнь, которую испытывали Шер, его жены и дети к моим родителям, когда отец объявил ему о переезде в частный дом в Кабуле, Шер резко воспротивился этой идее.

— Ты станешь изгоем! Никто не будет уважать тебя! Я никогда не позволю парии получить долю наследства моего отца! — заорал он.

Но в душе папа знал, что его собственная жизнь и жизнь его ребенка находятся в опасности, исходящей от Шера. Теперь он уже не сомневался, что Шер извел всех своих братьев и сестер, чтобы одному унаследовать богатство Ахмед-хана. И отец решил, что если Шер и не убьет его, то лучше он будет счастливым нищим, чем несчастным богачом. Той же ночью он покинул галах вместе с женой, матерью, дочерью и няней Мумой.

Семейство Хассен представляло собой полную противоположность клану Хаиля. Разумные люди, они вырастили семь образованных и жизнерадостных дочерей, ни в чем не уступавших своим трем братьям. При необходимости они всегда помогали друг другу и, когда узнали о затруднительном положении моих родителей, поддержали их и помогли найти скромный, но уютный дом в Кабуле. Они также помогли им деньгами, поскольку мои родители жили весьма скромно на зарплату отца. Теперь мои родители стали неразлучны и наслаждались жизнью вдали от напряженной атмосферы галаха.

— Горечь отравит любое счастье, — часто говаривал папа.

Мама признавалась, что самым счастливым для нее стал тот день, когда они уехали из галаха, прочь от злокозненной семьи моего отца. Сбежав из галаха, мама одержала редкую победу над женоненавистничеством, которое окутывало галах и всех, кто там жил.

ГЛАВА 5

Мой отец был наделен выдающейся внешностью, он был высоким и красивым, а также образованным человеком и интересным собеседником. У него была бледная кожа, большие, выразительные, с янтарными прожилками карие глаза и глубокая ямка на подбородке. Я помню, как он ходил, засунув руки в карманы, и дружелюбно улыбался. Он одевался безукоризненно и носил обычно накрахмаленную белую рубашку и серые или бежевые брюки. Отец так внимательно относился к своей одежде, что у каждой женщины в семье существовали свои обязанности по содержанию его гардероба в порядке.

Я с раннего детства чистила его обувь. И хотя многие возлагавшиеся на меня обязанности я терпеть не могла, эту всегда выполняла с готовностью. Я могла часами чистить и полировать его туфли. Не обращая внимания на усталость, я трудилась до тех пор, пока его европейские кожаные туфли не начинали блестеть.

Обычно, когда он возвращался с работы, я уже ждала его на дорожке перед домом. Еще в мои обязанности входило снять с него туфли и носки и принести ему свежую выглаженную пижаму. А когда он снимал рабочий костюм, я аккуратно вешала его на вешалку. Наградой мне служила его добрая улыбка и нежная ласка.

— Мариам, пойди сюда! Ты мое сердечко!

Он крепко обнимал меня, брал в свои большие руки мое маленькое личико и целовал в щеку. Балуясь со мной, он подзывал и мою сестру.

— Надия, иди сюда! — Он обнимал и ее, приговаривая: — А ты — моя печень!

Стоит мне закрыть глаза, и я тут же представляю, как он одной рукой обнимает меня, другой — Надию и кричит с гордым видом:

— Здесь мое сердце! Здесь моя печень!

И хотя я чувствовала, что я его любимица, он любил обеих своих дочерей больше жизни. Я часто думала, что, возможно, эта любовь к нам объяснялась тем, что он не смог спасти своих дорогих сестер от несчастий и ранней смерти.

Отец совсем не походил на остальных афганских мужчин. С каждым домочадцем он общался спокойно, никогда никого не ругал и не повышал голоса на женщин. Его не волновало то, что у него не было сына. Большинство мужчин в Афганистане пренебрегает дочерьми, утверждая, что рождение девочки означает «проклятие небес». Мальчиков же ждут как маленьких богов. И хотя некоторые члены семьи и друзья переживали из-за отсутствия у него сына, папа отмахивался от любого, кто был настолько глуп, чтобы упомянуть об этом при нем. С широкой улыбкой на лице он отвечал, что его девочки — это его сердце и печень, и он не в силах прожить без них ни минуты.

Для Афганистана такое отношение было неслыханным.

Даже мама переживала, что больше не сможет подарить моему отцу детей. Она дошла до того, что принялась упрашивать нашего отца взять вторую жену, что совсем не соответствовало ее характеру. Я помню некоторые из этих странных разговоров, во время которых мама умоляла его жениться вновь, пытаясь убедить, что другая женщина сможет родить ему сына. Умная и образованная, моя мать все еще не могла избавиться от предрассудков, царящих в Афганистане. Она стыдилась того, что родила лишь двух дочерей. Она также наивно полагала, что если бы папа имел сына, то Шер-хан стал бы любящим братом.

Однако, вместо того чтобы радоваться, что он женился на женщине, которая покорно смирится с присутствием другой и будет готова разделить с ней его любовь, папа пришел в ужас от этого маминого предложения:

— Моя дорогая жена. Образованный человек не может опуститься до того, чтобы заводить гарем.

С замиранием сердца я слушала, как он объяснял маме, что она не только его первая, но и последняя жена. Он заявил, что никогда не сможет полюбить другую женщину так, как ее. И для него эта тема закрыта.

Я так любила отца. И была счастлива, узнав, что его вполне устраивает его семья. Какую ревность я бы испытывала, если бы была вынуждена делить его с другой семьей.