Испанские каникулы - Маделин Уикхем

— Привет, Нат, — сказала девушка. Ее весело поблескивающие глаза скользнули по Сэму и на несколько секунд задержались на нем. — Привет, Сэм.

— Привет, — отозвался тот, небрежно подняв руку для приветствия. — Как дела?

— Спасибо, хорошо.

Она наклонилась, подобрала бутылочку с кремом от загара, еще раз улыбнулась мальчишкам и направилась к двум девочкам, сидящим на траве.

— Ну-ка, — донесся до братьев ее голос, — кого намажем первой?

— Она и вправду классная, — сказал Нат, повернувшись к Сэму. — Правда ведь?

Брат не ответил, и Нат озадаченно нахмурился.

— Сэм!

— Она не классная, — отозвался Сэм, не повернув головы. — Ничего она и не классная. Она… просто офигенная красотка, чтоб мне пусто было!

Он еще несколько мгновений смотрел на девушку, затем, кажется, принял какое-то решение. Уселся, снял футболку, самодовольно взглянул на свой загорелый, мускулистый торс и улыбнулся Нату.

— И я, — он снова откинулся на спинку шезлонга, — намерен ее заполучить.

Багаж они распаковали к вечеру. Хлоя стояла на балконе, глядя на пышный, ухоженный сад. Солнце больше не заливало его ярким светом, и краски сделались приглушенными. Никого не было видно вокруг. Тишина и покой.

Но Хлоя нервничала, и ей было тревожно. Потом ее взгляд скользнул от сада к виднеющимся за ним горам, и ей захотелось уйти туда. Уйти прочь, прямо сейчас…

— Ну как? — произнес Филипп у нее за спиной. — Что ты думаешь?

Хлоя обернулась к нему.

— Ты о чем?

— Об этом отпуске. — Филипп погладил ее по волосам. — Получилось не совсем то, что мы планировали, верно?

— Да, — помолчав, отозвалась Хлоя. — Не совсем.

— Но они, похоже, довольно милые люди. Мне кажется, мы поладим.

Хлоя промолчала. Ее переполняли чувства, которых она сама не понимала до конца. Раздражение и злость на Филиппа, так легко смирившегося с этой ситуацией. Гнев из-за того, как все обернулось. И более всего — разочарование. Ей отчаянно хотелось забыться в чужеземной стране, среди иных горизонтов, в новой атмосфере. Она так мечтала, чтобы им с Филиппом удалось стряхнуть с себя все проблемы, изводившие их дома, полежать на солнышке и просто поговорить, заново узнавая друг друга.

А вместо этого им предстоит провести всю неделю, разыгрывая роль перед другой семьей. У них не будет возможности ни поговорить, ни вести себя непринужденно. Вся неделя превратится в сплошное шоу: никакого уединения и никакого времени для себя. Это не бегство, это мучение!

И что хуже всего — это не семья незнакомцев. Она даже не может утешиться анонимностью.

Тут Хлое вспомнилось, какой потрясенный вид был у Хью, когда он увидел ее выходившей из машины, и она с силой потерла лицо, пытаясь освободиться от этого воспоминания. Избавиться от противоречивых чувств, терзающих ее с того самого момента, и от приступов любопытства. «Это было в другой жизни», — строго напомнила себе Хлоя. Давным-давно. Они теперь совершенно другие люди. Она больше не испытывает к нему никаких теплых чувств. Она даже не почувствовала потрясения, увидев его. В конце концов, они с Хью оба жили в Лондоне — хотя и в разных районах. Удивляться следует, как это они не столкнулись друг с другом прежде.

«Но чтобы такое произошло в эту самую неделю?» — тоскливо подумала Хлоя, закрыв глаза. В ту самую неделю, которая так отчаянно нужна была им с Филиппом?

— А что мы думаем насчет ужина? — Филипп прошелся до угла балкона и посмотрел в сад. — Мальчишки, кажется, сами о себе позаботились. Они нашли в холодильнике какую-то пиццу. Но мы, возможно, захотим чего-то большего.

Хлоя промолчала. Сейчас никакие мысли о еде ей в голову не лезли. Она была в состоянии думать лишь о собственном смятении.

— Хлоя! — Филипп пересек балкон и уставился на нее. — Хлоя, с тобой все в порядке?

— Давай уедем. — Хлоя повернулась к Филиппу и посмотрела на него с внезапной настойчивостью. — Давай просто сядем в машину и уедем куда-нибудь. Оставим эту виллу. — Она махнула рукой в сторону гор. — Мы найдем где-нибудь место. Ну, какой-нибудь пансион или что-нибудь в этом духе.

— Уехать? — Филипп с изумлением воззрился на нее. — Ты это серьезно?

Хлоя несколько мгновений молча смотрела на него, подбирая слова, чтобы выразить свои противоречивые чувства. Пытаясь пробудить в нем отклик, какого она желала, — хотя сама не могла понять, чего же именно хочет. А потом, вздохнув, отвернулась. Она сорвала какой-то бледно-розовый цветок и принялась обрывать с него лепестки, один за другим.

— Даже не знаю. Я понимаю, что это глупо. Просто… — Хлоя умолкла, глядя на почти ощипанный цветок. — Это не то, чего мы хотели. Мы хотели провести время вместе, наедине. Получить возможность что-то утрясти, в чем-то разобраться.

Она резко оборвала все оставшиеся лепестки и бросила через перила балкона.

— Я понимаю. — Филипп приблизился и обнял ее за плечи. Он взглянул на голый стебелек в руке Хлои и приподнял брови. — Бедный цветок.

«А как насчет бедной меня? — подумала обозленная Хлоя. — Как насчет бедных нас?»

Вдруг ей показалось, что она сейчас закричит. Ее угнетало присутствие Филиппа, его апатия. То, что он смирился с обстоятельствами. Почему он не сердится, как она? Почему не разделяет ее возмущение? У Хлои было такое ощущение, будто ее слова проваливаются в мягкую, безразличную пустоту.

Взглянув искоса на лицо Филиппа, она заметила, что тот смотрит куда-то вперед и морщит лоб, погрузившись в свои тревожные мысли. Хлоя вдруг осознала, что он размышляет вовсе не об отпуске. Он по-прежнему мыслями в Англии, в своем бесплодном беспокойстве. «Даже не пытается отвлечься!» — с возмущением поняла Хлоя.

— О чем ты думаешь? — спросила она, не сдержавшись, и вид у Филиппа сделался виноватый.

— Ни о чем, — ответил он. — Так, просто.

Он повернулся к Хлое и изобразил улыбку, но Хлоя на нее не ответила.

— Я выйду, — сказала она внезапно и отстранилась от его прикосновения. — Поброжу в саду.

— Ладненько, — отозвался Филипп. — А я спущусь на кухню и сооружу для нас чего-нибудь на ужин.

— Отлично, — сказала Хлоя, не оглядываясь. — Как хочешь.

Хью стоял у ванной комнаты во второй спальне, наблюдая, как Аманда смывает солнцезащитный крем с плеч Октавии.

— Отвратительно, — отрывисто произнесла Аманда. — Только посмотри на нас! Запертые тут, как в клетке…

— Вообще-то клеткой это назвать трудно, — возразил Хью, оглядев просторную ванную комнату, отделанную мрамором. — И они имели полное право занять ту комнату.

— Я понимаю, — процедила Аманда. — Но мы не затем ехали на отдых, чтобы нас выжили из нашей комнаты люди, которых мы первый раз в жизни видим. В смысле — это же даже не наши друзья. Мы ничего о них не знаем!

— Ну, на вид — милые люди, — помолчав, произнес Хью. — Очень милые.

— Тебе все кажутся милыми, — отмахнулась от его слов Аманда. — Тебе даже та женщина через дорогу казалась милой.

— Мама! — взвыла Октавия. — Больно!

— Аманда, может, давай я? — предложил Хью, шагнув к ванне.

— Не надо, все в порядке, — вздохнув, ответила Аманда. — Пойди выпей джина с тоником. Я скоро. И Дженна вот-вот подойдет.

— Да мне не трудно, — сказал Хью. — Я могу и уложить детей спать.

— Послушай, Хью, — произнесла Аманда, повернувшись вполоборота. — У меня и так был долгий день. Я просто хочу отправить их в кровать как можно скорее, а потом, может быть, нам удастся расслабиться. Ладно?

— Ладно, — помедлив, отозвался Хью. Он заставил себя улыбнуться. — Ну, спокойной ночи, девочки. Приятных сновидений.

— Спокойной ночи, папа, — хором послушно отозвались малышки, едва взглянув на него, и Хью тихо вышел из ванной, ощущая привычную боль в груди.

У двери он столкнулся с Дженной, которая несла две пижамы.

— Привет, — сказала она и сунула пижамы ему. — Вы не знаете, это те, что надо?

Несколько мгновений Хью смотрел на узорчатые хлопчатобумажные пижамы, на крохотные рукава и миниатюрные карманы.

— Пожалуй, да, — некоторое время спустя ответил он. — Но это вообще-то не в моей компетенции.

И он быстро двинулся прочь, пока девушка не сказала ему еще чего-нибудь. Он прошел на кухню, отыскал там шкафчик, заполненный бутылками, и медленно, методично принялся смешивать себе джин с тоником.

Не в его компетенции. Печальная истина заключалась в том, что все касающееся дочерей было не в его компетенции. Каким-то образом за пять лет, прошедших с момента рождения Октавии, он превратился в отца, не знающего собственных детей. В отца, который столько времени проводит в офисе, что зачастую целую неделю вообще не видит дочерей. В отца, который понятия не имеет, во что его дочери любят играть, какие передачи смотрят по телевизору или даже что они любят есть. А спрашивать теперь было уже как-то неловко.