Взгляд Горгоны - Чингиз Абдуллаев

Дронго молча вернул записку Горбовскому.

— Вот видите, — сказал тот, тяжело вздыхая, — а мы с вами уже готовы были обвинить ее во всех смертных грехах.

— Это тоже не доказательство, — возразил Дронго. — Она действительно принесла эту записку и оставила у вас в столе, что зафиксировано на пленке. А когда я спустился вниз, она могла подняться снова и бросить конверт на пол, спускаясь обратно. Такое тоже возможно.

— Вы невероятный человек, — простонал Горбовский, — как вы можете так говорить? Еще минуту назад вы ее защищали. А теперь готовы снова сдать. Я вас не понимаю.

— Я обязан излагать все возможные версии случившегося, — возразил Дронго, — в этом и состоит моя профессия. Я должен проверить все возможные варианты. Найдя письмо, мы убедились, что она вас любит. Но это письмо, с одной стороны, очень хорошо характеризует Наташу, а с другой — очень сильно свидетельствует против нее.

— Почему? — крикнул Горбовский.

— Не кричите, — строго попросил Дронго, — если это она бросила конверт, то логично, что, получив сегодня деньги, она завтра уволится. Такой вариант тоже возможен.

— Господи, — схватился за голову Роман Андреевич, — я сойду с ума. Кто из моих близких видел мою стычку с Виктором? Кто? Я ничего не знаю. Кто взял фотографии? Чьи глаза за мной следили? Матери, жены, сына, брата, любовницы? Чьи? Вы знаете, была такая легенда о горгоне, которая превращала в камень все, на что она смотрела. Вот мне кажется, что кто-то пытается превратить в камень мою душу. Как будто взгляд горгоны ожег меня изнутри. Что мне делать? Я готов отдать свой миллион только для того, чтобы узнать, кто именно присылает мне эти конверты. Только за одно это.

— До пяти часов утра у нас еще есть время, — возразил Дронго, — и если вы будете так переживать, вы не сможете принимать обдуманные решения. Деньги у вас собраны?

— Да.

— Где они?

— В моем сейфе. Сейф находится в кабинете.

— Вы никому не говорили о деньгах в вашем сейфе?

— Ни одному человеку. Сам привез и сам спрятал деньги вчера после работы. Даже Саша об этом не знает, — показал он на своего личного телохранителя.

— Очень хорошо, — одобрил его Дронго. Он хотел немного успокоить несчастного.

— Теперь давайте дальше. Что у вас рядом с северной стеной? Там есть выход с дачи?

— Нет. Там проходит дорога в поселок. Чтобы оказаться на этой дороге, нужно выйти через наши ворота и обежать половину дачи. На это потребуется минут десять.

— Значит, человек, который предложил перебросить чемодан с деньгами именно через северную стену, знает об этом, — удовлетворенно заметил Дронго.

— Конечно, знает, — кивнул Горбовский, — мне это сразу стало ясно, как только прочел письмо.

— Еще один важный вопрос. Кто у вас дома получает журнал «Лица»? Или вы его для кого-то покупаете?

— Какой журнал? — переспросил Роман Андреевич.

— «Лица», — пояснил Дронго, — может, вы его покупали для кого-нибудь?

— Да, — кивнул Горбовский. Его лицо скривилось, словно от боли, — я его покупал несколько дней назад, — сообщил он, — для моей матери.

Саша едва не свалился со стула. Дронго покачал головой.

— Если она любит читать этот журнал, то совсем не обязательно, чтобы она была той самой «горгоной».

— Я купил его матери, — снова повторил Горбовский.

— Правильно сделали, — кивнул Дронго. — Но этот журнал у нее могли забрать. Нам нужно выяснить, кто именно взял этот журнал.

— Я к ней поднимусь, — кивнул Горбовский, — и мы наконец все узнаем.

— Только с одним условием. Вы не будете так нервничать. Я понимаю, что это невозможно, но нужно постараться взять себя в руки. В конце концов вы потеряете и деньги, и собственное здоровье.

Горбовский тяжело вздохнул, но не стал возражать. Он попросил Сашу отключить камеру и перемотать пленку. Потом взял записку Наташи и другое письмо, в конверте, положил их все в свой внутренний карман. Затем провел рукой по лицу и поднялся, готовый пройти на второй этаж.

— Может, мне пойти с вами? — предложил Дронго. — Будет лучше, если мы отправимся вместе. Я могу обратить внимание на детали, которые ускользнут от вашего внимания.

— Вы правы, — кивнул Горбовский. — Саша, — обратился он к своему охраннику, — позвони дежурному у ворот и предупреди, чтобы сегодня не спал. Скажи, что мы тоже не будем сегодня спать.

— Хорошо, — кивнул Саша, — я пойду и сам все проверю.

Горбовский и Дронго прошли к лестнице, поднялись на второй этаж. Вскоре Роман Андреевич уже стучал в двери комнаты своей матери.

— Кто там? — раздался голос Риммы Алексеевны.

— Мама, это я, — ответил Горбовский, — со мной господин Дронго. Мы хотим к тебе зайти.

— Ты, как обычно, нашел удивительно подходящее время, — сообщила мать, — уже двенадцатый час ночи. Ну хорошо, подожди минуту, я сейчас оденусь. Хорошо еще, что я не спала. — Она хотя и ворчала, но, чувствовалось, ей приятно, что сын пришел к ней поздно ночью вместе со своим другом. Больше всего на свете эта гордая женщина хотела быть полезной своим детям. Более всего она нуждалась в обычном человеческом разговоре, когда сыновья приходили к ней за советом. Как часто повзрослевшие дети не понимают таких элементарных вещей. И как страшно потом они мучаются, лишившись возможности такой беседы и разговаривая с родителями только в своих снах.

Римма Алексеевна наконец открыла дверь. Она была в цветастом халате, успела собрать волосы, даже застелить постель. Посторонившись, она пропустила обоих мужчин в свою комнату. Кроме кровати, здесь стоял небольшой круглый столик, четыре стула, трюмо, зеркало, тумбочки, шкафы. Римма Алексеевна занимала самую большую комнату в правой части здания.

— Садитесь, — показала она на стулья вокруг стола и сама первой села, глядя на сына.

— Что случилось? — спросила мать. — Ты сегодня плохо выглядишь. Неужели поругались с Викторией?

— Мама, ну когда мы с ней ругались? — развел руками Горбовский. — У меня просто болит сердце.

— У твоего отца никогда не болело сердце, — строго заметила Римма Алексеевна.

— Хотя он и умер от инфаркта, — вставил Горбовский.

— Это разные вещи, — прервала его мать, — отец умер, когда ему было уже под семьдесят. А тебе только сорок шесть. В твоем возрасте он не жаловался на сердце. И только потому, что у него была хорошая жена.

— Безусловно, — кивнул Роман Андреевич, — я никогда с этим не спорил.

— Скажите, молодой человек, сколько вам лет? — спросила она, обращаясь к Дронго.

— Сорок два, — ответил он.

— У вас болит сердце? — уточнила она.

— Иногда болит, — признался Дронго, — я даже однажды попал в больницу.

— Это потому, что вы ведете нездоровый образ жизни, — строго сказала она, — вам нужно перейти на диету и больше бывать на свежем воздухе.

— Вы абсолютно правы. — Он уже знал, что с ней лучше не спорить.

— Мама, мы завтра поговорим о диете, — пообещал Горбовский, — а сегодня у нас к тебе важное дело. Ты помнишь, несколько дней назад ты просила меня купить тебе журнал «Лица».

— Какой журнал? — нахмурилась старуха. — Ничего я не помню.

— Ну как же не помнишь, — занервничал Роман Андреевич, — ты постарайся вспомнить. Журнал «Лица». Тебе рассказывала подруга, что там опубликовали и мою фамилию в списке ведущих бизнесменов страны. Ты меня просила купить и привезти тебе этот журнал. Теперь вспомнила?

— Конечно, вспомнила, — оживилась она. Когда речь шла о ее старшем сыне, она сразу вспоминала любые подробности. Старуха в последние годы жила только своей семьей и более всего гордилась успехами своего старшего сына. Может, поэтому она так недолюбливала его супругу, считая, что и вторая жена ее старшего сына не достойна такого сокровища, как Роман. Виктория не могла понять, что это не просто материнская ревность, а огромная, всепоглощающая любовь матери к своему сыну, которая становится единственной страстью в ее возрасте.

— Там про тебя так интересно написали, — оживилась мать, — ты рассказал своему другу об этом? Ты вошел в число пятидесяти ведущих бизнесменов страны. Там еще был этот симпатичный банкир, который мне так нравился. И твоя фамилия. Куда я положила этот журнал? Я его сейчас вам покажу.

— Вот именно, — попросил сын, — покажи нам этот журнал.

— Не могу, — вдруг виновато произнесла она, — ой, я совсем забыла. У меня ведь взяла этот журнал Раиса, чтобы посмотреть. И до сих пор не вернула. Сейчас пойду к ней и возьму журнал. — Она решительно поднялась.

Горбовский взглянул на Дронго и вскочил следом за матерью.

— Нет, — остановил он ее, — не нужно никуда ходить. Ты мне лучше скажи: ты точно помнишь, что отдала журнал Раисе?

— Ну конечно, точно помню. Я еще пожелала ей, чтобы и Аркадий попал в число пятидесяти самых известных ученых нашей страны. И тогда я буду абсолютно счастлива.