Крестовский треугольник - Шацкая Серафима

Саня вышел из класса, глубоко вдыхая влажную прохладу, проникающую в коридор из приоткрытых окон. Он подошёл к стенду со стенгазетой и стал вчитываться в тексты, написанные чьей-то аккуратной рукой. Из-за спины послышались низкие голоса:

– Этот, что ли?

– Да! Тихо ты! Услышит.

Он обернулся. Двое пацанов из параллельного класса бесцеремонно разглядывали его.

– Что надо?! – Санька набычился.

– Да так, – скривившись в нахальной ухмылке, ответил один из них. В их взглядах было столько брезгливого пренебрежения, столько чванства и уверенности в собственной исключительности, что в груди заклокотало.

– Чего уставились тогда?! А ну, валите! – ноздри раздулись.

– И не подумаем! Будет нам ещё указывать, что делать! – хмыкнул толстяк. – Скажи спасибо, что тебе ещё с нами в одной школе учиться разрешают!

– Что ты сказал?!

– Что слышал! Таким, как ты, тут не место, понял!

Руки Сани сами сжались в кулаки, больно впиваясь в ладони тонкими пальцами. Удар был молниеносным. Кровь хлынула из носа, моментально покрыв белую ткань рубашки алыми пятнами. Ещё один. Резкий мощный. Санька вложил в него всю свою злость, которая копилась со вчерашнего дня.

– Получай!

– Бей его! – чужие руки крепко обхватили за шею. Санька вывернулся, ударив локтем в подреберье. Толчок в грудь сбил с ног, повалил на пол.

– Ну-ка живо прекратить! – из кабинета выскочила Нина Ивановна. – Что вы здесь устроили?!

– Он первый начал! – шмыгая разбитым носом, ябедничал белобрысый. – Мы просто стояли! А он задираться стал!

– Саня?! – классная выпучила на него белесовато-серые глазки, смотревшие из-за круглых стёкол очков. – Что с тобой сегодня происходит? Весь урок о чём-то мечтал, а теперь решил затеять драку?

Санька виновато молчал, потирая правой рукой штанину брюк. Разве же она могла понять, что он сейчас чувствовал? Как ему тяжело было слышать упрёк?

– Посмотри, что ты наделал! Знаешь, мне придётся вызвать твоего отца в школу! – учительница перевела взгляд на блондинистого подростка в рубашке, измазанной кровью.

– Зачем? – Саня поднял на Нину Ивановну глаза, в которых дрожали крупные капли, вот-вот готовые сорваться с ресниц.

«Зачем?! – хотелось заорать, выкрикнуть ей в лицо. Со всей ненавистью, со всей злобой. – Зачем вы это делаете? Зачем?! Зачем?! Зачем?!»

Слёзы комом застыли в горле. Санька больше не мог терпеть. Понимая, что вот-вот разревётся, он кинулся в класс. Сгрёб в рюкзак с парты свои вещи и опрометью бросился прочь.

– Саня! Постой! – неслось ему вслед по коридору. Он бежал, не желая оглядываться назад на застывшую в непонимании классную и ошалело уставившихся пацанов.

Часть 5

Серый угрюмый рассвет за окном едва освещал комнату, добавляя неярких красок безликим ночным силуэтам. Андрей открыл глаза. Под боком сладко сопел Ромка. Как же хорошо, когда наступают выходные. Не надо никуда торопиться, вскакивать по первому звонку будильника и нестись сломя голову на кухню, чтобы приготовить завтрак и успеть собраться.

По субботам, когда Санька уходит в школу, можно расслабиться, неторопливо потягиваясь в постели, наслаждаться утренней негой, во власти которой ещё пребывает тело. В такие моменты на душе особенно светло и спокойно, и хочется, чтобы эти мгновения не заканчивались никогда.

Андрей осторожно толкнул спящего друга в плечо.

– Вставай, уже утро.

На попытки разбудить его Роман отреагировал коротким мычащим звуком, переворачиваясь на другой бок.

– Ром, ну вставай уже!

– Ага… Сейчас… Ещё чуть-чуть… Пойди пока, завтрак приготовь, – отмахиваясь от назойливых приставаний, мужчина натянул на голову одеяло.

Андрей, надев спортивные штаны и футболку, поплёлся в кухню. Подойдя к холодильнику, он открыл дверцу и заглянул внутрь.

– Что тебе приготовить? – прокричал он в надежде, что Роман в спальне его услышит.

Но, как и ожидалось, ответа на заданный вопрос не последовало.

– Значит, будешь есть, что дают, – пробурчал Андрей.

Овсяная каша или яичница? Овсянка – полезно, яичница – белок с немалой дозой холестерина. Немного поколебавшись, Андрей склонился в пользу не самого здорового, но вкусного блюда. Поставил на плиту сковороду, налил несколько капель масла, размазав их по поверхности силиконовой кисточкой, и разбил туда четыре яйца. Яичница зашкворчала, брызгая маслом в разные стороны.

– Ага, готовишь! Молодец! – взыгравшая совесть не дала Крестовскому спокойно досмотреть утренний сон. Роман подошёл к Андрею сзади и обнял за талию, положив ему голову на плечо.

– Сыр нарежешь?

– Угу, – Роман нехотя убрал руки и достал из навесного шкафа разделочную доску.

Нарезая тонкими ломтиками сыр, Роман начал разговор:

– Знаешь, беспокоюсь я за Саньку. В последнее время смурной ходит. В глаза не смотрит. Что не спросишь – уставится куда-то в пространство и говорит, не поворачивая головы.

– Я тоже заметил, – вздохнул Андрей. – Меня так вообще чураться стал. Привет-привет, пока-пока. Прихожу домой, а он из своей комнаты не выходит. Сидит там, в стрелялки играет. Раньше мне на кухне помогал, рассказывал, что в школе происходит, а теперь…

Андрей махнул рукой.

– Не нравится мне всё это. Вначале разговор с директором, потом Санька…

– Не переживай так, Ром, может, всё обойдётся, – постарался приободрить друга Андрей.

– Андрюша, как мне хочется верить твоим словам, но моё чутье подсказывает, что будет хуже.

– Не каркай! Ведёшь себя, как бабка на завалинке. Мы справимся. Я люблю тебя!

– Я тоже тебя люблю, – по лицу Романа скользнула грустная улыбка.

– Ромка, прекрати, – Андрей притянул мужчину к себе и обнял, легко касаясь губ. – Тебе надо расслабиться. Ты слишком напряжён. Хочешь, я сделаю тебе массаж?

– Угу, – кивнул Роман, – у тебя волшебные руки.

– Не только, – шепнул на ухо Андрей, едва улыбаясь краешками губ.

– Андрюшка, – Роман положил ладонь ему на затылок и уткнулся лбом, глядя в зелёные глаза. – Что бы я без тебя делал…

***

Санька всю дорогу от школы сдерживал душившие его слёзы. Оказавшись в квартире, он скинул с себя кроссовки и куртку. Первые капли предательски упали на пол. Паренёк громко шмыгнул. Не хватало ещё, чтобы увидели, как он плачет. Но, как назло, Санька никак не мог найти свои сланцы, роясь на полочке для обуви.