Стальная память - Евгений Евгеньевич Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оставшись один, Михаил, как мог, приспосабливался к новым условиям – другого пути, чтобы выжить, не существовало. Сначала он трудился кладовщиком при галантерейном магазине; вскоре, оценив его грамотность, начальство поставило его кассиром и немногим позже повысило до помощника бухгалтера. Выполняемая работа тяготила, хотя деньги он получал неплохие. А вот заняв должность старшего товароведа Орловского отделения треста «Росглавхлеб», можно было развернуться и с размахом проводить коммерческие операции. Батюшкин талант приумножать деньги проявился в Михаиле Никодимовиче в полной мере именно на этом месте, и вскоре часть государственных денег стала оседать в личном кармане Михаила Никодимовича в весьма приличных количествах. Но в начале тысяча девятьсот сорок первого года Михаил Никодимович Чуприн во время одной из таких операций по закупке труб для местного хлебозавода был уличен в использовании служебного положения в личных интересах. Последствия не замедлили проявиться: в апреле того же года решением Орловского народного суда Михаил Никодимович был приговорен к двум годам лишения свободы и этапирован из Орловского централа в Гомельскую тюрьму, зовущуюся местными старожилами «тюремным замком на Ремесленной». Там он и встретил начало Великой Отечественной войны.
Однажды, в августе месяце, перед самой сдачей города немцам налетели германские самолеты, и несколько тяжелых бомб попало в тюремный замок, разрушив корпуса для заключенных и поломав ворота. Тюремное начальство и надзиратели в страхе разбежались, а сидельцы, предоставленные сами себе, незамедлительно покинули разваленные здания.
Чуприн вместе с земляками-орловцами двинулся домой и скоро был задержан немцами и препровожден вместе с другими в Карачевский сборный пункт. Там бывшим зэкам выдали удостоверяющие личность аусвайсы и велели идти по домам и поступить на работу, чтобы приносить пользу великой Германии…
Третьего октября одна тысяча девятьсот сорок первого года в середине дня в Орле взлетели на воздух электростанция и элеватор, взорванные частями НКВД, последними покидавшими город. А еще через несколько часов на городских улицах, сильно тарахтя, появились немецкие мотоциклисты.
Наступило несколько часов хмельного безвластия, когда старой власти уже не существовало, а новая еще на установилась – самое время пограбить продуктовые и продовольственные магазины, склады и вагоны, стоящие на станции и дожидавшиеся разгрузки, чем горожане, включая баб и детишек, и занялись.
Грабежи прекратились через два дня, когда немцы показательно расстреляли группу мародеров, грабивших дальние склады с мукой и крупами. Когда Чуприн добрался до Орла, там уже вовсю командовал германец. Всем управляли гарнизонная комендатура во главе с генералом Адольфом Хаманном и Орловское городское самоуправление с бургомистром во главе, проще зовущееся городской управой, которая беспрекословно подчинялась распоряжениям гарнизонного коменданта.
Анастасия, супруга Михаила Никодимовича, кажется, уже не чаяла увидеть мужа живым. Она до того обрадовалась его появлению, что аж в голос всплакнула, пустив счастливые слезы.
Вечером в коммуналке, где проживали Чуприны, от души гуляли по поводу возвращения Михаила. Составили в ряд столы на общей кухне, сообразили нехитрую закуску да четверть самогону, что купили вскладчину у местного дельца Кутыгина, хвалившегося выданным ему от бургомистра патентом на варение самогона. Соседка по коммуналке Ольга Тяпина выставила на общий стол две банки немецкой тушенки, что очень кстати пришлись к вареной картошке, – Тяпина служила в городской комендатуре переводчицей и получала от новых хозяев города вполне приличный для военного времени паек.
Погуляли неплохо, хотя и без привычных советских тостов и заздравных песен про отца народов Иосифа Виссарионовича Сталина. Когда после окончания гулянки Михаил Никодимович отправился относить из кухни в комнату Тяпиной занятые на время гулянки стулья, то застал там двух молодых немецких офицеров.
– Wer bist du?[16] – внимательно посмотрел на Чуприна один из офицеров.
– Они спрашивают, кто ты? – перевела отрывистую немецкую речь Ольга Тяпина.
– Скажи им, что меня зовут Михаилом Чуприным. Я – сын купца первой гильдии. А еще вот что добавь… И сильно пострадавший от советской власти. Скажи им, что я потерял в застенках ВЧК отца и сам недавно невинно пострадал от проклятых коммунистов. Если бы тюрьму не разбомбили и я из нее не убежал, неизвестно еще, чем бы закончилось мое заключение. Говорят, что нас просто не успели расстрелять.
Когда Тяпина перевела германскому офицеру ответ Чуприна, немец поднялся и вплотную подошел к Михаилу:
– Was der Kaufmannssohn tun will?[17]
Когда соседка перевела очередной вопрос немецкого офицера, Чуприн пожал плечами и ответил:
– А хрен его знает! Не решил еще пока.
– Приходите завтра к господину бургомистру. И мы вместе подумаем, чем заняться купеческому сыну, сильно пострадавшему от советской власти и коммунистов.
После того как Тяпина перевела Чуприну эту фразу, немец улыбнулся и похлопал Михаила по плечу. Тот улыбнулся в ответ. Может, с приходом немцев черные дни для Чуприных закончились?
После расстрелянного немцами за связь с партизанами орловского бургомистра Шалимова его место занял выпускник Орловского кадетского корпуса, бывший капитан Добровольческой армии Сергей Таров. Он сидел в двадцатом году в Орловском концентрационном лагере принудительных работ, затем куда-то исчез и появился в городе уже в должности главы Орловской управы. Таров был приятелем старшего брата Михаила Чуприна, поэтому принял Михаила Никодимовича как родного. Один из немецких офицеров, что гостили вчера у соседки Ольги Тяпиной, тоже присутствовал при встрече старых знакомых.
После расспросов про отца и брата, пропавшего без вести в том же двадцатом году, разговор перевелся на него, Михаила Чуприна.
– Немцы пришли навсегда, – произнес Таров с твердой убежденностью. – Жаль только, что с опозданием на двадцать лет, долго ждать пришлось, – неодобрительно покачал головой. – Настало время послужить великой Германии. Чем бы ты хотел заняться? – поинтересовался бургомистр.
– Коммерцией, – чуть подумав, ответил Михаил. – У меня к этому делу есть кое-какие способности. Мой отец был купцом, я с детства ему помогал, а еще учился в коммерческом училище…
– Это все, конечно, прекрасно, – резюмировал Таров, думая отнюдь не об услышанных от Чуприна словах. – Однако я полагал, что ты горишь желанием посчитаться за отца и брата и за себя, конечно. Ведь большевики и жиды поломали тебе всю жизнь, – пытливо посмотрел на Михаила Никодимовича глава городской управы. – Так вот, – помолчав, чтобы придать значимость своим словам, бургомистр продолжил: – Теперь самое время посчитаться с советской властью… Почему бы тебе не поработать в полиции, чтобы помочь установить немецкий режим? Немцы – нация цивилизованная, они очень любят порядок, таких людей, как ты, пострадавших от советской власти, ценят, получать ты
