Тихая моя родина (сборник) - Николай Рубцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1966
* * *
В святой обители природы,В тени разросшихся березСтруятся омутные водыИ раздается скрип колес.
Прощальной дымкою повитыСтарушки избы над рекой.Незабываемые виды!Незабываемый покой!..
Усни, могучее сознанье!Но слишком явственно во мнеВдруг отзовется увяданьеЦветов, белеющих во мгле.
И неизвестная могилаПод небеса уносит ум,А там – полночные светилаНаводят много-много дум…
1966
Девочка играет
Девочка на кладбище играет,Где кусты лепечут, как в бреду.Смех ее веселый разбирает,Безмятежно девочка играетВ этом пышном радостном саду.Не любуйся этим пышным садом!Но прими душой, как благодать,Что такую крошку видишь рядом,Что под самым грустным нашим взглядомВсе равно ей весело играть!..
Памяти Анциферова
На что ему отдых такой?На что ему эта обитель,Кладбищенский этот покой —Минувшего страж и хранитель?– Вы, юноши, нравитесь мне! —Говаривал он мимоходом,Когда на житейской волнеНосился с хорошим народом.Среди болтунов и чудилШумел, над вином наклоняясь,И тихо потом уходил,Как будто за все извиняясь…И нынче, являясь в бреду,Зовет он тоскливо, как вьюга!И я, содрогаясь, идуНа голос поэта и друга.Но – пусто! Меж белых могилЛишь бродит метельная скрипка…Он нас на земле посетил,Как чей-то привет и улыбка.
1966
Нагрянули
Не было собак – и вдруг залаяли.Поздно ночью – что за чудеса! —Кто-то едет в поле за сараями,Раздаются чьи-то голоса…
Не было гостей – и вот нагрянули.Не было вестей – так получай!И опять под ивами багрянымиРасходился праздник невзначай.
Ты прости нас, полюшко усталое,Ты прости как братьев и сестер:Может, мы за все свое бывалоеРазожгли последний наш костер.
Может быть, последний раз нагрянули,Может быть, не скоро навестят…Как по саду, садику багряномуГрустно-грустно листья шелестят.
Под луной, под гаснущими ивамиПосмотрели мой любимый крайИ опять умчались, торопливые,И пропал вдали собачий лай…
1966
* * *
Огороды русскиепод холмом седым.А дороги узкие,тихие, как дым.Солнышко осоковоебрызжет серебром.Чучело гороховоемашет рукавом…До свиданья, пугало,огородный бог! —душу убаюкалапыль твоих дорог…
* * *
Окошко. Стол. Половики.В окошке – вид реки…Черны мои черновики.Чисты чистовики.
За часом час уходит прочь,Мелькает свет и тень.Звезда над речкой – значит, ночь,А солнце – значит, день.
Но я забуду ночь реки,Забуду день реки:Мне спать велят чистовики,Вставать – черновики.
1966
* * *
Прекрасно небо голубое!Прекрасен поезд голубой!Какое место вам? – Любое.Любое место, край любой.
Еще волнует все, что было.В душе былое не прошло.Но слишком дождь шумел уныло,Как будто все произошло.
И без мечты, без потрясенийСреди одних и тех же стенЯ жил в предчувствии осеннемУже не лучших перемен.
– Прости, – сказал родному краю, —За мой отъезд, за паровоз.Я несерьезно. Я играю.Поговорим еще всерьез.
Мы разлучаемся с тобою,Чтоб снова встретиться с тобой.Прекрасно небо голубое!Прекрасен поезд голубой!
Шумит Катунь
В. Астафьеву
…Как я подолгу слушал этот шум,Когда во мгле горел закатный пламень!Лицом к реке садился я на каменьИ все глядел, задумчив и угрюм,
Как мимо башен, идолов, гробницКатунь неслась широкою лавиной,И кто-то древней клинописью птицЗаписывал напев ее былинный…
Катунь, Катунь – свирепая река!Поет она таинственные мифыО том, как шли воинственные скифы,– Они топтали эти берега!
И Чингисхана сумрачная теньНад целым миром солнце затмевала,И черный дым летел за перевалыК стоянкам светлых русских деревень…
Все поглотил столетий темный зев!И все в просторе сказочно-огнистомБежит Катунь с рыданием и свистом —Она не может успокоить гнев!
В горах погаснет солнечный июнь,Заснут во мгле печальные аилы,Молчат цветы, безмолвствуют могилы,И только слышно, как шумит Катунь…
1966
В сибирской деревне
То желтый куст,То лодка кверху днищем,То колесо тележноеВ грязи…Меж лопухов —Его, наверно, ищут —Сидит малыш,Щенок скулит вблизи.
Скулит щенокИ все ползет к ребенку,А тот забыл,Наверное, о нем, —К ромашке тянетСлабую ручонкуИ говорит…Бог ведает о чем!..
Какой покой!Здесь разве только осеньНад ледоноснойМечется рекой,Но крепче сон,Когда в ночи глухойСо всех сторонШумят вершины сосен,
Когда привычноСлышатся в лесуОсин тоскливыхСтоны и молитвы, —В такую глушьВернувшись после битвы,Какой солдатНе уронил слезу?
Случайный гость,Я здесь ищу жилищеИ вот поюПро уголок Руси,Где желтый кустИ лодка кверху днищем,И колесо,Забытое в грязи…
1966
* * *
Сибирь, как будто не Сибирь!Давно знакомый мир лучистый —Воздушный, солнечный, цветистый,Как мыльный радужный пузырь.
А вдруг он лопнет, этот мир?Вот-вот рукою кто-то хлопнет —И он пропал… Но бригадирСказал уверенно: «Не лопнет!»
Как набежавшей тучи тень,Тотчас прошла моя тревога, —На бригадира, как на Бога,Смотрел я после целый день…
Тележный скрип, грузовики,Река, цветы и запах скотский,Еще бы церковь у реки, —И было б все по-вологодски.
* * *
Ночь коротка. А жизнь, как ночь, длинна.Не сплю я. Что же может мне присниться?По половицам ходит тишина.Ах, чтобы ей сквозь землю провалиться!Встаю, впотьмах в ботинки долго метясь.Открою двери, выйду из сеней…Ах, если б в эту ночь родился месяц —Вдвоем бы в мире было веселей!Прислушиваюсь… Спит село сторожко.В реке мурлычет кошкою вода.Куда меня ведет, не знаю, стежка,Которая и в эту ночь видна.Уж лучше пусть поет петух, чем птица.Она ведь плачет – всякий примечал.Я сам природы мелкая частица,Но до чего же крупная печаль!Как страшно быть на свете одиноким…Иду назад, минуя темный сад.И мгла толпится до утра у окон.И глухо рядом листья шелестят.Как хорошо, что я встаю с зарею!Когда петух устанет голосить,Веселый бригадир придет за мною.И я пойду в луга траву косить.Вот мы идем шеренгою косою.Какое счастье о себе забыть!Цветы ложатся тихо под косою,Чтоб новой жизнью на земле зажить.И думаю я – смейтесь иль не смейтесь!Косьбой проворной на лугу согрет,Что той, которой мы боимся, – смерти,Как у цветов, у нас ведь тоже нет!А свежий ветер веет над плечами.И я опять страдаю и люблю…И все мои хорошие печалиВ росе с косою вместе утоплю.
На сенокосе
С утра носились,Сенокосили,Отсенокосили, пора!В костер усталоДров подбросилиИ помолчали у костра.
И вот опятьВздыхают женщины —О чем-то думается им?А мужики лежат,Блаженствуя,И в небеса пускают дым!
Они толкуютО политике,О новостях, о том о сем,Не критикуютРади критики,А мудро судят обо всем,
И слышен смехВ тени под ветками,И песни русские слышны,Все чаще новые,Советские,Все реже – грустной старины…
Цветы
По утрам, умываясь росой,Как цвели они! Как красовались!Но упали они под косой,И спросил я: – А как назывались? —И мерещилось многие дниЧто-то тайное в этой развязке:Слишком грустно и нежно ониНазывались – «анютины глазки».
Осенняя луна
Грустно, грустно последние листья,Не играя уже, не горя,Под гнетущей погаснувшей высью,Над заслеженной грязью и слизьюОсыпались в конце октября!
И напрасно так шумно, так слепо,Приподнявшись, неслись над землей,Словно где-то не кончилось лето,Может, там, за расхлябанным следом,За тележной цыганской семьей!
Люди жили тревожней и тишеИ смотрели в окно иногда, —Был на улице говор не слышен,Было слышно, как воют над крышейВетер, ливень, труба, провода…
Так зачем, проявляя участье,Между туч проносилась лунаИ светилась во мраке ненастья,Словно отблеск весеннего счастья,В красоте неизменной одна?
Под луной этой светлой и быстройМне еще становилось грустнейВидеть табор под бурею мглистой,Видеть ливень, и грязь, и со свистомВорох листьев летящий над ней…
1966
