Новый старый год. Антиутопия - Дмитрий Барчук

– Полагаю, что вас, товарищи-господа, друг другу представлять не надо, – сказал вскочивший из‑за стола помощник генерал-губернатора. – А это переводчица Оксана и сотрудник ОВИРа Сергей.

Смит тоже встал и первым протянул руку важному гостю:

– Ну, здравствуй, Костя. Рад тебя видеть.

Веселый, не ожидавший подобной теплоты, слегка замешкался, но на рукопожатие ответил и, усаживаясь в кресло, ехидно спросил:

– И что же, позвольте полюбопытствовать, господин Смит, вас занесло из солнечной Австралии в нашу Богом забытую Сибирь?

– Захотелось повидать старых друзей, – Кузнецов принял интонацию партийного босса.

– И насколько успешно продвигается этот процесс?

– Одного уже встретил. Вас, Константин Евгеньевич, – уточнил бизнесмен.

Дальнейший обмен любезностями между старыми друзьями прервал помощник генерал-губернатора:

– Товарищи, полноте вам упражняться в острословии! Давайте лучше выпьем. Сегодня все-таки праздник. День нашей конституции. Давшей народу истинные права, а не какие-то там буржуазные условности. И хватит вспоминать старое. За это время столько воды утекло. Один стал бизнесменом мирового масштаба, другой – идеологом партии будущего. Вам нечего делить. Лучше начнем все вместе работать во благо нашей многострадальной Родины. За ваш вклад в процветание отечества!

Сизов одним глотком опорожнил свою рюмку. Так же поступили молодой человек и женщина в красном.

– За такие слова грех не выпить, – вымолвил секретарь обкома. – Будем живы, Георгий Константинович.

– Вашими молитвами, Константин Евгеньевич.

Оба выпили, не чокаясь.

– Вот и ладненько. Вот и молодцы. Это по-нашему, по-русски, – запричитал Сизов.

Веселый хрустнул корейской морковкой и приказал налить еще. Они снова выпили. Только на этот раз Сергей и Оксана едва пригубили свои рюмки. Через несколько минут еще повторили, затем еще раз, и еще…

– Ты, Кузнец, был тогда в корне не прав, что бросил меня. Купил ты машину, построил дом. Где это все сейчас? Испарилось! Да и сам ты скитаешься неприкаянный по планете. Без дома, без семьи, без Родины. А твоя Наталья – молодец! Как ловко она тебя отшила. Никогда бы не подумал, что эта меркантильная молчунья может быть такой патриоткой. Она-то не променяла Родину на все изобилия потребительского рая! Заметь, сама сдала излишки жилой площади государству. Нам, дескать, с отцом и сыном пять комнат много, поместимся и в двух. А с домом твоим, Кузнец, вообще несчастье случилось. Сгорел он дотла. Видишь, как легко исчезает неправедно нажитое добро.

Веселый налил себе одному. Выпил, перегнулся через стол поближе к Кузнецову и прошептал:

– Но ведь у тебя, Кузнец, еще что-нибудь осталось? Миллион зеленью наверняка найдется?

– Мелко плаваешь, Весельчак.

– Неужели парочку лимончиков награбил?

– Обижаешь, Костя. Вообще-то, это коммерческая тайна, но тебе, как другу, признаюсь по секрету: на корпоративных счетах компаний, которыми мне доверили управление мои партнеры, денег больше, чем в годовом бюджете вашей области. Что же касается личного состояния, то я об этом как-то не задумывался. Мне на жизнь хватает, и ладно, – таким же таинственным шепотом ответил Смит.

Веселый отодвинулся и разочарованно сказал:

– Скромный. Что ж тебя тогда принимают на правительственном уровне?

– У меня хорошая репутация и влиятельные друзья. А это значит больше, чем деньги. Хотя они у меня есть тоже, – ответил австралиец, отправляя в рот красную мякоть поджаренной кеты.

– Понимаешь, Константин Евгеньевич, когда лишаешься Родины, либо спиваешься и подыхаешь, как собака на какой-нибудь помойке, либо, забыв все правила приличия и морали, которые доселе тебя отягощали, начинаешь жить по их законам. А так как у нас, у русских, сила выживаемости куда больше, чем у представителей цивилизованного бизнеса, то к ищущим успех приходит неминуемо. Я, допустим, всегда, и в студенчестве, и будучи корреспондентом областной партийной газеты с окладом в 120 рэ, и потом в бизнесе, когда меня кидали, и я оставался без копейки, знал, что это безденежье временно и я все равно рано или поздно буду богатым. Поэтому никогда и никому не завидовал. Так же, как и ты, Костя, никогда не сомневался, что займешь достойное место среди сильных мира сего. Главное – чего-то очень сильно хотеть. Не правда ли?

– Кузнец, хоть ты и мерзавец, и предатель Родины, но ты – умный человек. И сейчас сам, не ведая того, предложил хороший тост. Давайте же выпьем за желание. Все в этом мире начинается именно с него. Вначале кто-то один чего-то сильно хочет, потом заражает своим стремлением других, в итоге рождается И-ДЕ-О-ЛО-ГИ-Я! – высокопарно произнес секретарь обкома.

После тоста Оксана обратилась к Смиту:

– Георгий Константинович, можно вас пригласить на танго?

– Девушка, ни в одной стране мира, где я был, кавалер не вправе отказать даме в такой пустяковине. Так гласят древние законы предков.

Она вывела его на середину небольшого зала, придвинулась к нему вплотную, мягко положила вмиг ставшие безвольными руки на его плечи и задвигалась в такт медленной музыке настолько призывно, настолько сексуально, что в нем восстало его мужское естество. Она это заметила.

– Мистер Смит, если вам показалось одиноко в гостиничном номере, то я, думаю, смогла бы внести некоторую теплоту в ваш быт, – недвусмысленно предложила Оксана.

– Благодарю вас, очаровательная прелестница, но на сегодняшний день мне, пожалуй, впечатлений хватит. Эти бы переварить.

Она тут же от него отодвинулась и больше, пока длился танец, не проронила ни слова.

– Кузнец, ты чего это к переводчице припал, – послышался пьяный возглас Веселого. – Товарищи, извините, но я на сегодняшний вечер похищаю у вас нашего австралийского гостя.

Помощник генерал-губернатора тут же покинул свое место и подошел к секретарю обкома.

– Константин Евгеньевич, умоляю вас, только без глупостей. У него виза подписана самим заместителем министра внутренних дел. Его визит – государственной важности. На мне лично лежит ответственность за его прием в Обске. Не губите, Константин Евгеньевич, – взмолился референт.

– Да, не блажите вы, Александр Петрович! Неужели я похож на мясника? Просто встретились два старых товарища и хотят вместе закончить уик-энд. Не более того.

Из ресторана они вышли почти в обнимку. Смиту приходилось придерживать секретаря обкома. Тот уже был никакой.

– Кузнец, ты просто не можешь представить себе, что такое настоящая власть? Никакие твои деньги не сравнятся с тем, что могу сделать я. Все, что только захочу. Могу и тебя растоптать, как какую-то пиявку. Ты же и есть пиявка, Жорж, ничего сам не создаешь, лишь сосешь кровушку с русских да вьетнамцев.

Георгий промолчал.

Услужливый кореец распахнул дверцу BMW, и Джорджу не составило труда запихнуть внутрь авто старого приятеля.

– Анатольич, помнишь этого фраера? Кажется, он тебе обещал подарить свои «жигули»? – сказал Константин.

– Машина ушла за долги нашей компании. Вы же знаете об этом, Борис Анатольевич, – ответил австралиец и протянул свою руку водителю.

– Ладно, Георгий Константинович, кто старое помянет, тому глаз вон, – водила крепко сжал в своей огромнейшей ладони усталую кисть бывшего директора. – Я, правда, рад видеть вас живым и невредимым.

– Это у вас сейчас редкость, не так ли? – съязвил Смит.

– Может быть, – философски ответил Анатольич и спросил у своего нынешнего шефа: – Куда двинем-то?

– Давай для начала покажем гостю Дворец спорта. А то он в своей далекой Австралии, поди, думает, что мы тут совсем озверели.

После выпитой водки Обск уже не казался таким чужим и обезлюдевшим, как раньше. По проспекту Ленина ходили влюбленные парочки, новые Ромео признавались в любви новым Джульеттам. Казалось, что почти ничего не изменилось после его отъезда.

– Это моя гордость. Я все-таки выгнал менял из храма. Помнишь, во что превратили демократы объект культуры? В заурядный базар! Я же вернул ему истинное назначение! – с особенным удовлетворением произнес секретарь обкома, когда машина свернула с проспекта.

Зрелище на самом деле было впечатляющим. Озаренный тысячами огней поочередно то вспыхивающих, то гаснущих разноцветных лампочек Дворец спорта сиял. От чего ближнее небо выглядело багровым, и его, как в блокадном Ленинграде, бороздили, перекрещиваясь, лучи дальних прожекторов, только они не выискивали вражеские самолеты, а просто создавали иллюминацию.

На ступеньках толпилась молодежь. Столько народу не собирали даже первомайские демонстрации во времена застоя. Юноши и девушки через четыре входа организованными потоками вливались вовнутрь сооружения, напоминающего по форме гигантскую черепаху. Их встречал огромнейший транспарант кумачового цвета. Метровыми белыми буквами на нем было начертано: «ФРОНТ – НАШЕ СПАСЕНИЕ!».