Европейская поэзия XVII века - Автор неизвестен

Луи Ленен. Семейство молочницы

Давайте всех святых, давайте серафимов —Ей-богу, все они не стоят двух сантимов,Коль постных душ не обратят в телаПолсотни девушек, раздетых догола,Причем любви богиня им далаВсе, чтоб заманивать мужское сердце в сети:И прелесть юных форм, и кожи дивный цвет,—Все то, что солнце жжет открыто в Новом Свете,Но в темноте хранит ревнивый Старый Свет.

На нос игуменья напялила стекляшки,Чтоб не судить об этом деле зря.Кругом стоят раздетые монашкиВ том одеянии, что, строго говоря,Для них не мог бы сшить портной монастыря.Лихой молодчик наш глядит, едва не плача,Ему представилась хорошая задача!Тела их, свежие, как снег среди зимы,Их бедра, их грудей упругие холмы,Ну, словом, тех округлостей пружины,Которые нажать всегда готовы мы,В движенье привели рычаг его машины,И, нить порвав, она вскочила наконец —Так буйно рвет узду взбешенный жеребец —И в нос игуменью ударила так метко,Что сбросила очки. Проклятая наседка,Лишившись языка при виде сих примет —Глядеть на них в упор ей доводилось редко,—Как пень уставилась на роковой предмет.

Такой оказией взбешенная сверх меры,Игуменья зовет старух-овец на суд,К ней молодого волка волокут,И оскорбленные мегерыВыносят сообща суровый приговор:Опять выходят все во двор,И нарушитель мира посрамленный,Вновь окружаемый свидетельниц кольцом,Привязан к дереву, к стволу его лицом,А к зрителю — спиной и продолженьем оной.Уже не терпится старухам посмотреть,Как по делам его проучен будет пленник:Одна из кухни тащит свежий веник,Другая — розги взять — бегом несется в клеть,А третья гонит в кельи поскорееСестер, которые моложе и добрее,Чтоб не пустил соблазн корней на той земле,Но чуть, пособница неопытности смелой,Судьба разогнала синклит осатанелый,Вдруг едет мельник на своем осле —Красавец, женолюб, но парень без подвоха,Отличный кегелыцик и славный выпивоха.«Ба! — говорит, — ты что? Вот это так святой!Да кто связал тебя и по какому праву?Чем прогневил сестер? А ну, дружок^ открой!Или кобылку здесь нашел себе по нраву?Бьюсь об заклад, на ней поездил ты на славу.Нет, я уж понял все, мой нюх не подведет,Ты парень хоть куда, пускай в кости и тонок,Такому волю дай — испортит всех девчонок».«Да что вы, — молвит тот, — совсем наоборот:Лишь только потому я в затрудненье тяжком,Что много раз в любви отказывал монашкамИ не связался бы, клянусь вам, ни с однойЗа груду золота с меня величиной.Ведь это страшный грех! Нет, против божьих правилИ сам король меня пойти бы не заставил».Лишь хохоча в ответ на все, что он сказал,Мальчишку мельник быстро отвязалИ молвил: «Идиот! Баранья добродетель!Видали дурака? Да пет, господь свидетель,Взять нашего кюре: хоть стар, а все удал.А ты! Дай место мне! Я мастер в этом деле.Неужто от тебя любви они хотели?Привязывай меня да убирайся, брат,Они получат все и, верь мне, будут рады,А мне не надобно ни платы, ни награды,Игра и без того пойдет у нас на лад.Всех обработаю, не лопнул бы канат!»

Юнец послушался без повторенья просьбы,Заботясь об одном: платиться не пришлось бы.Он прикрутил его к стволу и был таков.Вот мельник мой стоит, большой, широкоплечий,Готовя для сестер прельстительные речи,Стоит в чем родился и всех любить готов.Но, словно конница, несется полк овечий.Ликует каждая. В руках у них не свечи,А розги и хлысты. Свою мужскую статьНесчастный не успел им даже показать,А розги уж свистят. «Прелестнейшие дамы! —Взмолился он. — За что? Я женщинам не враг!И зря вы сердитесь, я не такой упрямыйИ уплачу вам все, что должен тот дурак.Воспользуйтесь же мной, я покажу вам чудо!Отрежьте уши мне, коль это выйдет худо!Клянусь, я в ту игру всегда играть готов,И я не заслужил ни розог, ни хлыстов».Но от подобных клятв, как будто видя черта,Лишь пуще бесится беззубая когорта.Одна овца вопит: «Так ты не тот злодей,Что к нам повадился плодить у нас детей!Тем хуже: получай и за того бродягу!»И сестры добрые нещадно бьют беднягу!Надолго этот день запомнил мукомол.Покуда молит он и, корчась, чуть не плачет,Осел его, резвясь и травку щипля, скачет.Не знаю, кто из них к чему и как пришел,Что мельник делает, как здравствует осел,—От этаких забот храни меня Создатель!Но если б дюжина монашек вас звала,За все их белые лилейные телаБыть в шкуре мельника не стоит, мой читатель.

Мы с детских лет к тебе влечемся, Наслажденье.Жизнь без тебя — что смерть: ничто в ней не манит.Для всех живых существ ты радостный магнит,Неодолимое для смертных прптяженье.Лишь соблазненные тобой,Мы трудимся, вступаем в бой.И воина и полководцаК тебе, услада, сердце рвется.Муж государственный, король, простой мужикК тебе стремятся каждый миг.И если б в нас самих, творцах стихов и песен,Не возникал напев, который так чудесен,И властной музыкой своей не чаровал —Стихов никто бы не слагал.И слава громкая — высокая награда,Что победителям дарит олимпиада —Ты, Наслажденье, ты! Мы знаем: это так,А радость наших чувств — не мелочь, не пустяк.Не для тебя ль щедроты Флоры,Лучи Заката и Авроры,Помоны яства и вино,Что добрым Вакхом нам дано,Луга, ручей в дремучей чаще,К раздумьям сладостным манящий?И не тобой ли все искусства рождены?И девы юные прелестны и нежныНе для тебя ли, Наслажденье?Да, в простоте своей я думаю, что тот,Кто хочет подавить влеченье,—И в этом радость обретет.В былое время был поклонником УсладыМудрейший из мужей Эллады.Сойди же, дивная, ко мне, под скромный кров —Ведь он принять тебя готов.Я музыку люблю, игру, и страсть, и книги,Деревню, город — все, я нахожу во всемПричину быть твоим рабом.Мне даже радостны сердечной грусти миги.Приди, приди! Тебе, быть может, невдомек,—Надолго ли тебя душа моя призвала?Столетье полное — вот подходящий срок.А тридцать лет мне слишком мало.

Теперь, когда я стар, и муза вслед за мнойВот-вот перешагнет через рубеж земной,И разум — факел мой — потушит ночь глухая,Неужто дни терять, печалясь и вздыхая,И жаловаться весь оставшийся мне срокНа то, что потерял все, чем владеть бы мог.Коль Небо сохранит хоть искру для поэтаОгня, которым он блистал в былые лета,Ее использовать он должен, помня то,Что золотой закат — дорога в ночь, в Ничто.Бегут, бегут года, ни сила, ни моленья,Ни жертвы, ни посты — ничто не даст продленья.Мы жадны до всего, что может нас развлечь,И кто так мудр, как вы, чтоб этим пренебречь?А коль найдется кто, я не из той породы!Солидных радостей чураюсь от природыИ злоупотреблял я лучшими из благ.Беседа ни о чем, затейливый пустяк,Романы да игра, чума республик разных,Где и сильнейший ум, споткнувшись на соблазнахДавай законы все и все права топтать,—Короче, в тех страстях, что и глупцам под стать,И молодость и жизнь я расточил небрежно,Нет слов, любое злое отступит неизбежно,Чуть благам подлинным предастся человек.Но я для ложных благ впустую тратил век.И мало ль нас таких? Кумир мы сделать радыИз денег, почестей, из чувственной услады.Танталов от роду, нас лишь запретный плодС начала наших дней и до конца влечет.Но вот уже ты стар, и страсти не по летам,И каждый день и час тебе твердит об этом,И ты последний раз упился б, если б мог,Но как предугадать последний свой порог?Он мал, остатний срок, хотя б он длился годы!Когда б я мудрым был, но милостей природыХватает не на всех, увы, Ирис, увы!О, если бы я мог разумным быть, как вы,Уроки ваши я б использовал частично.Сполна — никак нельзя! Но было бы отличноСоставить некий план, не трудный, чтоб с путиПреступно не было при случае сойти.Ах, выше сил моих — совсем не заблуждаться!Но и за каждою приманкою кидаться,Бежать, усердствовать, — нет, этим всем я сыт!«Пора, пора кончать! — мне каждый говорит,—Ты на себе пронес двенадцать пятилетий,И трижды двадцать лет, что ты провел на свете,Не видели, чтоб ты спокойно прожил час.Но каждый разглядит, видав тебя хоть раз,Твой нрав изменчивый и легкость в наслажденье.Душой во всем ты гость и гость лишь на мгновеньеВ любви, в поэзии, в делах ли — все равно.Об этом всем тебе мы скажем лишь одно:Меняться ты горазд — в манере, жанре, стиле.С утра Теренций ты, а к вечеру Вергилий,Но совершенного не дал ты ничего.Так стань на новый путь, испробуй и его.Зови все девять муз, дерзай, любую мучай!Сорвешься — не беда, другой найдется случай.Не трогай лишь новелл, — как были хороши!»И я готов, Ирис, признаюсь от души,Совету следовать — умен, нельзя умнее!Вы не сказали бы ни лучше, ни сильнее.А может, это ваш, да, ваш совет опять?Готов признать, что я — ну как бы вам сказать? —Парнасский мотылек, пчела, которой свойстваПлатон примеривал для нашего устройства.Созданье легкое, порхаю много летЯ на цветок с цветка, с предмета на предмет.Не много славы в том, но много наслаждений.В храм памяти — как знать? — и я б вошел как гений,Когда б играл одно, других не щипля струн.Но где мне! Я в стихах, как и в любви, летунИ свой пишу портрет без ложной подоплекизНе тщусь признанием свои прикрыть пороки.Я лишь хочу сказать, без всяких ах! да ох! —Чем темперамент мой хорош, а чем он плох.Как только осветил мне жизнь и душу разум,Я вспыхнул, я узнал влечение к проказам,И не одна с тех пор пленительная страстьМне, как тиран, свою навязывала власть.Недаром, говорят, рабом желаний праздныхВсю жизнь, как молодость, я загубил в соблазнах.К чему шлифую здесь я каждый слог и стих?Пожалуй, ни к чему: авось похвалят их?Ведь я последовать бессилен их совету.Кто начинает жить, уже завидев Лету?И я не жил: я был двух деспотов слугой,И первый — праздный шум, Амур — тиран другой.Что значит жить, Ирис? Вам поучать не внове.Я даже слышу вас, ответ ваш наготове:Живи для высших благ, они к добру ведут.Используй лишь для них и свой досуг и труд.Чти Всемогущего, как деды почитали,Заботься о душе, от всех Филид подале,Гони дурман любви, бессильных клятв слова —Ту гидру, что всегда в людских сердцах жива.

О ЖЕНИТЬБЕ

Жениться? Как не так! Что тягостней, чем брак?На рабство променять свободной жизни благо!Второй вступивший в брак уж верно был дурак,А первый — что сказать? — был просто бедолага.

НА ЖЕНИТЬБУ СТАРИКА