Пять поэм - Низами Гянджеви
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возвращение Искендера в Рум
Глава начинается с легенды о закладке Искендером города Булгара на Волге, в том месте, где он оставил обоз и казну, отправляясь в страну Мрака. Выйдя из Булгара и пройдя через страну русов, он на кораблях возвращается со своим войском в Рум. Страна разбогатела от привезенных сокровищ. Искендер — на вершине славы, но если он первый раз пошел в поход лишь с земными целями, то теперь перед ним цели духовные, небесные. Его обширными владениями управляют наместники, сам же он получает божественное веление стать пророком. Ныне Искендер собирается в новое странствие — на сей раз с пророческой миссией. Низами завершает главу пояснением: если собрать рассыпанные по этой книге и скрытые в символах драгоценные мысли, то получится «канон мудрости». Обращает он внимание и на призывы к кравчему в начале каждой главы, которым придает особое значение. В сказки, говорит Низами, я вплел истину, слово должно вести к истине, иначе оно презренно. Он считает, что Фирдоуси иногда был готов отступить от истины, но сам он исправил те места «Шах-наме», которые ему пришлось пересказать. Теперь, если хватит сил, он напишет вторую часть «Искендер-наме».
Восхваление Атабека Нусрет-ад-дина
Книга завершается традиционным восхвалением одного из адресатов поэмы — Нусрет-ад-дина Абу Бекра Бишкина ибн Мухаммеда из династии Ильдигизидов (вступил на престол в 1191 г.). В восхваление включены строки — посвящение поэмы, просьба принять ее благосклонно и наградить ее создателя.
Книга о счастье
Восхваление единства Аллаха
К каждой сокровищнице, созданной разумом, ключ — имя господа, парафразирует здесь Низами первый бейт «Сокровищницы тайн». Господь дарует людям разум, продолжает он, опекает разумных, но и неразумных выручает из беды. Глава напоминает «Восхваление разума» из «Шах-наме» Фирдоуси и наполнена глубоким философским содержанием.
Молитва
Традиционная внутренняя молитва, беседа с богом. В конце главы Низами молит бога помочь ему завершить вторую часть поэмы и повести его прямым путем так, чтобы он заслужил божественное одобрение.
Восхваление последнего Пророка
Обычные традиционные хвалы, содержащие перечисление преимуществ Мухаммеда перед всеми бывшими до него пророками.
Обновление сказаний и поминание друзей
В вечном беге желают всё нового дни, Всё наставника нового ищут они, Песни прежние слушают чуть ли не с гневом, Благосклонны они только к новым напевам. Время — кукольник: сдвинув завес пелену, Преподносит народам он куклу одну. И, глядишь, чародей этой лучшей из кукол Всех взирающих души уже убаюкал. Дни идут, вся истрепана кукла, — и вот Из-за ткани волшебник другую берет. Время, вечно вращаясь, все новые сказы Одевает в парчу, и в шелка, и в алмазы. Поглядите! Под пальцами ловкой руки Все иные, иные пестреют венки. Коль каменья одни станут дымкой одеты, То из копи другие берут самоцветы. Но навеки — мой сказ не напрасно возник — У невесты моей будет розовый лик. Хоть от книги моей вы не этого ждали, Я иное сказать захотел бы едва ли. Был в коне моем яростном бурный огонь, Но отныне обуздан мой огненный конь. Все вам в дар принесу. Принести лишь не в силах Одного: юных дней — миновавших и милых! Под юнцом — на коне все подковы в огне, Старики — на огонь их кладут [444]при луне. Если в жарком огне треснет зеркало, брони В том огне закаляй, позабыв об уроне. Всем, в созданье былин проводящим года, Помощь ангел дает. Это было всегда. В дни, которые знал я на этом привале, Сотни сказов раздумье во мне вызывали. И внимал я певцу, что в ночной тишине Свиток древних сказаний развертывал мне. Но благого певца [445]дали времени скрыли. С ним и я замолчал, все оставил я были. И внимавший сказаньям исчез оттого, Что конец обрело дело жизни его. Шах Арслан [446], утомясь, лег на вечное ложе. И рассказы свои мне вести для чего же? Иль молчанье мое мне поможет пресечь Новый шах и вернет мне бывалую речь? Сколько бед на пути! Где искать мне защиты? Тело слабнет мое, увядают ланиты. Мысли бурей встают. Как мне их превозмочь? У дверей почивальни зловещая ночь. Ночь мрачней, чем печали томительный голос. Мой мучителен путь, путь мой тоньше, чем волос. Как же в страшную ночь быть на этом пути? Как же в сумраке этом колодезь найти? Башня стража [447]закрыта завесою черной. Стража давит, как слон, мрак и злой и упорный. Лишь газели вверху в черной светятся мгле. Только мускуса мгла растеклась по земле. Мотылек! Нет свечи у него на примете. Да и где мотылек? Позабыл он о свете. В ночь такую держал я в руке черновик; Ночи был он черней, и над ним я поник. В море мглы я нырял, лучших жаждал жемчужин, Этот жемчуг — он мой! А вот этот — не нужен! Ночи треть миновала. И долго текла Эта ночь, и дышала безмолвная мгла Задержала судьба все свои повеленья. Петухи замолчали. Ища утоленья, Кудри ночи поймав, взор вперяя во тьму, Семицветную ткань ткал я в тесном дому, Из нутра синевы, как во время былое Сам Иса, брал я синее, брал золотое.