Лепрозорий (СИ) - Ариса Вайа

Оно и впрямь напоминало сердце - огромная пещера даже пульсировала подобно ему. И везде, всюду были кристаллы, словно горевшие изнутри. Все звенело, играло, пело волнительными трелями. Такие же кристальные деревья росли, шелестели, раскачивали лиловые яблоки, цвели. Без света, без ветра, без насекомых и птиц. Райский сад был пуст, тем и прекрасен. Лиловые реки утекали из кристально-чистого озера, унося с собой кристальные лепестки. Высеченные пунцовые ступени вели вкруг грота на самый верх, где на серебряных цепях висел распятый серафим.

Ева поила его с рук, встав на цыпочки на самом краю кристальной лестницы.

— Самсавеил, — выдохнула Люция, чувствуя, как подкашиваются ноги.

***

— Я вспомнила, — тихо прошептала Ева, наблюдая, как жадно пьет Самсавеил из ее черных ладошек. — Все вспомнила. И тебя, и себя, — отряхнула руки и посмотрела ангелу в глаза. — Ты не узнаешь меня, Сэм?

Он улыбнулся.

— Ты — моя Ева. Радость моя.

Паучонок шмыгнула носом, раскрыла рот, чтобы спросить еще, но не решилась. Разве было у нее право снова ждать его любви? Маленькое чудовище, когда-то бывшее прекрасной девушкой. Она не ждала от него ничего, и только терла глаза, пытаясь унять слезы.

Он молча разглядывал каждую черточку ее опухшего от слез лица, каждую ссадину, каждую царапину. А она украдкой, боязливо поглядывала на него - на сияющую лиловым кожу, бархатную, искрящуюся, на такие же лиловые крылья.

— Я не брошу тебя здесь, — всхлипнула она, мокрыми ладонями касаясь его худых щек. И бархатный песок осыпался, обнажив белоснежную кожу. — Боже, Сэм, ты весь в пыли, — протянула она, пальцами отряхивая его лицо и волосы.

Он терпеливо закрыл глаза, позволив паучонку умыть его. Молча стал дожидаться, пока она уймется. Но она старательно отряхивала черные волосы, и не могла остановиться.

— Прости, что так долго шла, — прошептала она, отряхивая руки. — Прости, что боялась.

Люция бесшумно подошла сзади и приобняла одной рукой Еву за плечи. Паучонок вздрогнула и сжалась от нахлынувшего страха.

— Кто ты? — спросила Люция ангела, сжав рукоять опущенного меча.

— А ты? — усмехнулся он, подняв на нее глаза.

И бескрылая запнулась, его вопрос, как и ее, требовал больше, чем просто имя. Действительно, кто же она? Уже не ангел, крылья не вернуть. И даже не маршал, предатели не в почете. Человек — давно уже нет.

— Ты — Люцифера. Предательница крылатых. Та, кто посмел пойти против природы, против судьбы. Редкая смелость, а, Люцифера? — хмыкнул он. — А я Самсавеил. Глупец, решивший, что люди прекрасны, раз одна из них, — кивнул он на Еву, — так любит их всех.

— Я вижу, как они прекрасны, — протянула Люция, разглядывая неестественно вывернутые в плечах руки ангела. От запястий тянулись цепи к стенам грота. Даже крылья были пробиты кольцами и распяты.

Самсавеил горько рассмеялся, но даже его смех успокаивал.

— Ты помнишь свои крылья?

Люция кивнула, все еще чувствуя, как саднят лопатки и плоть возле сломанных костей.

— Это мои крылья, — тихо произнес он. — С этого все и началось. Раз сын ангела и человеческой женщины родился крылатым, может, и все смогут летать? — с издевкой произнес он. — Долетят до бога, спросят, любит ли он их?! — язвительно прошипел Самсавеил, дернув крепкими оковами.

— Долетели, — протянула бескрылая, в замешательстве разглядывая первого ангела. Белокожий, черноволосый, с такими же черными глазами. Исхудавший, костлявый. Лиловый бархат переливался на его выступающих ребрах и бедрах. Крохотные пурпурные кристаллы обручем медленно плыли у его головы. Нимб, как в легендах.

— Им было невдомек, что там — никого нет! — продолжал он, яростно смотря Люции в глаза. — Бог, этот обезумевший старик, создал райский сад — не эти жалкие пару сотен метров вокруг, а само это месте, все то, чем вы живете. И напрочь сошел с ума, — и Самсавеил смеялся, наблюдая, как до бескрылой начинало доходить. – А вместе с ним лишился разума и я.

А она судорожно перебирала множество мыслей. Вспоминала слова Химари, кошачьи храмы, их историю. И все вставало на свои места, укладывалось в ее голове так плотно и ровно, что не возникало даже сомнения в истинности мыслей. Сумасшедший старик, тот самый, на потолке кошачьего храма, так отчаянно тянущий кристальные щупальца к каждому существу, создал себе игрушку. Создал тварей, навеки запечатанных в статуях кошачьих храмов. Проклял их, сам себя. Не наигравшись, создал новых. Снова — из себя, таких же, похожих, единых. И окончательно сошел с ума, разбившись на тысячи осколков. Любой захочет умереть на его месте. Обернуться вселенской пылью и раствориться в ней.

Вот только смерть для Бога теперь висела на девяти цепях, скованная по крыльям, рукам и ногам, и кричала, сходила с ума сама. Он должен был даровать ему свободу от жизни, но оказался совершенно бесполезен.

Лепрозорий, окружавший Люцию, стал таким по вине и по милости шестикрылого ангела. Крылья дали начало и кошачьи ушам, и волчьим хвостам, и щупальцам, и рогам. Люди поняли, что могут больше. Крылатые начали треклятое безумие, возомнив себя такими же, как Самсавеил. Они решили, что могут создавать, творить, править, раз они стали как он. Они поверили, что они такие же, как бог, который их любит. По образу. По подобию. И точно так же, как он, сошли с ума.

Люция обернулась. Весь райский сад был чудесным творением одной лишь мысли распятого ангела. Озеро, чьи воды уносили кристаллы по всей империи, было самой живительной влагой во всей империи. Цветущие деревья, одни лишь яблони, камни, кристаллы, ступени. Все они не нуждались во внешнем мире. Свет, почва, тепло и дождь были им не нужны. Райскому саду нужен был только Самсавеил.

— Ты — Бог? — тихо прошептала она. — Ведь ты — и есть Бог! — закричала она, словно ее озарение нельзя было выразить иначе.

Он рассмеялся, запрокинув голову. Тряхнул головой, усмехнулся кончиками губ.

— И да. И нет. Я — самое первое его творение. Это меня, а не вас, он сделал подобным себе, надеясь, что я буду сильнее и смогу вынести его ношу. Это мне, а не вам, он отдал свои самые сокровенные дары — руки, способные творить из ничего, силу, которую нельзя превзойти. И свое же проклятье — бессмертие. Глупый Бог верил, что, поделившись проклятьем, умрет сам. Но он просто сошел с ума. Навечно!

— Тебя ведь не смогли убить, — она словно и не слушала его, тревожно разглядывая полупрозрачные шрамы и даже швы. — Тебя резали на куски, — дрогнувшим голосом прошептала она, подходя к ангелу ближе. — Но ты полностью регенерировал и даже не умер от боли и потери крови.

Самсавеил терпеливо ждал, пока она удовлетворит свое любопытство, разглядев каждый сантиметр его тела, усыпанный лиловой пылью. Она оказалась куда глупее, чем ему казалось, и куда менее любопытной, куда более доверчивой. И ее совсем не интересовало его настоящее прошлое. Никого оно не интересовало. И это было бы даже больно, не будь так радостно – Еве не стоило знать ничего о нем. Совершенно ничего. Иначе все будет впустую, а этого нельзя допустить. Вытерпеть еще тысячи лет ради того, чтобы снова быть с ней – невыносимая цена.