Повесть о граффах - Даша Клубук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зеленые, словно инопланетные глаза часто заморгали, а белесые кудри утонули в опавшем снегу. Мира не нашлась чем ответить, и вместо нее ответил Филипп:
– Такое объяснение имеет все основания быть правдой, Ирвелин.
– А куда Нильс делся потом? В очереди на сканирование телепата я его не видел, – ответил Август.
– Наверное, успел покинуть дворец до обнаружения полицией пустого стеклянного куба, – предположил Филипп. – Он же эфемер, и, судя по всему, отменный.
Под бушующим снегопадом их беседа сошла на нет, и граффы стали молча любоваться развернувшимся перед ними зрелищем, к которому ни один иллюзионист не приложил руку. Рой снежинок клубился и кружил, беспощадно накрывая тропинки. Вышедший из сторожки садовник-левитант тихо выругался и вернулся в свою сторожку за лопатой. Когда снегопад немного усмирился, граффы, каждый в своих мыслях, медленно зашагали в сторону Робеспьеровской.
Глава 29
Сплошные разочарования
– Господин Харш! Неужели вы все еще здесь?
Вторжение Чвата выбило Ида Харша из крайне сосредоточенного состояния. Детектив стоял у картотеки и отбирал рукописи для печати. Он планировал провести этот день наедине с самим собой, свести все улики и подумать над следующим шагом расследования. На его бюро лежал потрепанный экземпляр книги «История Граффеории: правда и все, что за нее выдают», который он взял взаймы у знакомого коллекционера, рядом с книгой стояла чашка с горячим кофе, и впереди Харша ждал многообещающий рабочий день. Но планам суждено порой меняться, особенно когда среди твоих помощников есть такой беспардонный графф, как Чват Алливут.
– Это мой кабинет, Чват, – известил Харш, развернувшись к двери со стопкой в руках. – Да, я все еще нахожусь в своем кабинете.
– Но как же, детектив! – негодовал Чват, весьма осмелевший после эпизода на Робеспьеровской. – Вся Граффеория сегодня пирует! Пойдемте, в кабинете капитана Миля собрались…
– Лично я не вижу причин что-либо отмечать, – безапелляционно произнес Харш. Он подошел к бюро и с грохотом бросил на него всю стопку. – Двое преступников в бегах, и мы имеем дело с граффами искусного мастерства. К тому же вчера я потратил изрядное количество часов на чтение вот этой книги. – Он ткнул пальцем в бордовую обложку. – И знаешь, Чват, я решил, что версию Ирвелин Баулин о «Девяти пилигримах» стоит проверить. Если окажется, что версия правдива, то наш отдел ждет много работы. Их девять. Мы знаем троих: один пойман и мучается в беспамятстве, двое в бегах. А о шестерых нам ничего не известно. О шестерых! Капитан Миль возложил…
– Я знаю, детектив, все это очень важно, чрезвычайно важно, – Чват по-мальчишески улыбнулся. – Но один-то денечек отдохнуть можно, тем более есть повод, и даже несколько. Белый аурум снова во дворце, и мы поймали того, кто его похищал!
Харш сел за стол и пододвинул к себе печатную машинку:
– Не вижу смысла праздновать, когда поводов для работы гораздо больше, чем поводов для веселья.
Весь столичный участок знал, что свои раскрытые дела Ид Харш любил отмечать с размахом. Обычно он шел в барный клуб, пропускал стаканчик и садился за карты, сдавая партию за партией с другими штурвалами. Свои успехи он предпочитал смаковать, запивая их вином и карточным выигрышем. Славная победа является славной лишь тогда, когда она хорошенько запита – так говорили южане, и он был с ними солидарен.
Однако сейчас Харш недоумевал. К чему этот притворный праздник?! Полиция Граффеории успела лишь осторожно встать на дорожку, выстланную из тайных замыслов за их спиной. Ничего еще не раскрыто, нечего отмечать.
Ладно. Причина его столь настырного порыва к труду была не только в этом. Харшу претила мысль о том, что большую часть работы сделал не он. Первым Прута Кремини заподозрил Чват, он же заметил нестыковки в расписании дворца, он же в одиночку отправился на Робеспьеровскую, тогда как сам Харш плюнул на все и сдался. До Чвата у Харша никогда не было помощника, он всегда превосходно справлялся один. Что же случилось? Куда подевалась его львиная хватка? Он не мог выносить эти мысли, как не мог смотреть на Чвата без раздражения.
Чувство невыполненного долга мешало Харшу спокойно жить, но именно благодаря ему Ид Харш смог сохранить остатки достоинства. Благодаря этому самому чувству невыполненного долга, которое прожигало его изнутри, Харш вернулся в Мартовский дворец в тот же день, когда с позором был отстранен от дела по Белому ауруму. Он вернулся ближе к вечеру, злой на себя и на весь мир. Сперва он хотел разыскать Чвата и извиниться перед ним (стоит ли уточнять, что данное намерение далось Харшу с большим трудом), однако Чвата во дворце не оказалось. Детектив знал: Чват Алливут, этот надоедливый обормот, ни за что на свете не покинул бы место преступления без видимых на то причин. Следуя интуиции опытного сыщика, он принялся расспрашивать о нем всех встречающихся на пути граффов: дворцовых стражников, желтых плащей, прислугу дворца. Ближе к ночи, встревожившись по-настоящему, Харш пересекся с плащом из дежурной службы, с тем самым господином Жартлом, с которым Чват общался перед его, Харша, постыдным побегом. Общими усилиями они вспомнили, о чем в вестибюле они с Чватом беседовали, и…
Задорный голос Чвата, стоявшего в его кабинете, сбил Харша с мысли. Юноша говорил какие-то вдохновленные фразы, крутил руками как на веретене, не прекращал улыбаться, но Харш вместо того, чтобы слушать, грубо его перебил:
– Позови-ка ко мне госпожу Плаас. Мне нужно, чтобы она срочно перепечатала протокол по допросу Эрма Сколоводаля.
Чват, с потухшей улыбкой, замешкался.
– Но, детектив, госпожа Плаас сейчас в кабинете капитана, вместе со всеми.
– Дважды повторять я не буду, Чват. Если хочешь отдыхать и праздновать – пожалуйста, флаг тебе в руки, но вставать поперек дороги
