Лживая птица счастья - Светлана Борисова

— Спасибо, Аталета, — ответил удивленный Палевский. — Если нетрудно, то зови меня сэр, а не райделин.

— Да, сэр, принято во внимание, — снова прозвучал голос Аталеты. — Режим взлета. Приготовьтесь, сэр, активирован первичный защитный комплекс.

Из краев кресла выдвинулись широкие темные полосы, которые неплотно охватили тело Палевского от груди до колен, и сомкнулись в единое полотно.

— Простите за временные неудобства, сэр. Как только мы окажемся в безопасном летном коридоре, я уберу защиту.

— Не стоит беспокоиться, Аталета. Делай, что положено и не обращай на меня внимания.

— Спасибо, сэр. Со своей стороны обещаю сделать все, чтобы оправдать Ваше высокое доверие.

Окончательно очарованный Палевский поклялся бы на библии что в голосе Аталеты прозвучала мягкая насмешка. А та с вкрадчивостью настоящей женщины вдруг добавила:

— Сэр, не возражаете, если я включу вашу любимую музыку? Мне очень хочется, чтобы Вы остались довольны полетом.

— Хорошо, милая. Включи мне что-нибудь из Дебюсси? желательно ноктюрны, — с улыбкой произнес Палевский. С удовольствием расслабившись после утомительного дня, насыщенного до предела массой различных совещаний по самым разнообразным поводам, он откинулся на удобное изголовье и прикрыл глаза.

— Да, сэр, будет сделано, — ласково пропела Аталета, и в салоне негромко зазвучала чудесная музыка. — Могу я Вам предложить массаж спины? Он снимет Вашу усталость. Простите, сэр, если я навязчива…

— Вот как? Пожалуй, массаж — это то, что нужно. Я не возражаю…

Полет длился не более получаса, но Палевский остался очень доволен. По прибытии на место он счел нужным поблагодарить Аталету, и та польщено ответила, что всегда к его услугам. Он решил, что обязательно выяснит у Ника, что это за искусственный разум Аталета и не сможет ли тот выделить эту машину в его распоряжение — уж очень пришлись ему по душе и машина и пилот.

Выйдя из авиетки, Палевский с любопытством огляделся по сторонам. С предыдущего невольного посещения сего местечка для него минуло немало лет. Правда, прошлый раз он попал на Старую базу в бессознательном состоянии и обратно домой Ник отправлял его из подземного гаража, поэтому он не видел, что представляет собой снаружи это примечательное сооружение.

Завороженный открывшимся видом, Палевский замер, глядя на могучие черные горы, увенчанные белоснежными пиками и величественные громады водопадов, низвергающихся всей своей мощью с высоченных уступов. В нем стало просыпаться какое-то непонятное чувство, отзываясь странной тоской в груди. Окружающий прекрасный мир вызывал в нем чувство узнавания, и властно манил к себе.

Его внимание привлекло странное горное образование в виде черного трезубца, украшенного голубоватыми изломанными пиками. И ему нестерпимо, до боли в сердце, вдруг захотелось подняться туда, на самый верх, и глянуть на родные дали — бескрайние поля с лесами и уютные домики крестьян с разноцветными крышами, приютившиеся в зеленых ладонях долин в междугорье…

«Родные? Черт, что такое со мной творится? Право, какое-то наваждение. Нужно укрепить ментальный щит»

Ник неслышно подошел к нему и, встав рядом, негромко сказал:

— Вблизи все настоящее, а на дальних подступах, конечно, голографическое изображение пейзажа, который окружал наш дом в поместье Восточного Гана. Тебе нравится?

— Да, смотрится изумительно. Неужели в древности наш мир был настолько прекрасен? Очень жаль, что с тех пор он настолько измельчал, — не сразу отозвался гость. — Жаль, что у меня нет каких-либо конкретных воспоминаний, но эта местность кажется мне страшно знакомой, состояние полнейшего дежавю. Так и, кажется, что если поднапрячься, то я что-нибудь обязательно вспомню. Как будто моя неприкаянная душа, спустя много лет вернулась в давно забытый отчий дом, — против воли вырвалось у потрясенного Палевского.

— Все может быть. Я вижу, тебе понравился трезубец горы Лафи. Отец любил летать туда один и по несколько дней пропадал в огромных пещерах. Помню, когда мне было восемь лет, он привез оттуда медвежонка, жутко тощего и злобного. В горах случился обвал, и его мать медведица погибла, а трехмесячный малыш, оставшись сиротой, погибал голодной смертью в одной из пещер. Отец с трудом выходил сердитого звереныша, и тот впоследствии признавал только его одного. Он не хотел брать еду не из чьих рук, пока тот находился в отъезде, и это стало для нас большой проблемой в поместье. Медвежонок в отсутствие отца забивался в угол искусственной пещеры и доводил себя до полного истощения. Злобно рыча, он набрасывался на любого из служителей, которые пытались его накормить и многих из них покалечил. Зато, когда появлялся отец, этот гаденыш вел себя как шелковый. Он бросался к нему и, обняв, начинал что-то ему лопотать на своем медвежьем языке, жалуясь на несправедливость окружающих. Отец так привязался к мохнатому бандиту, что долгое время не мог решиться с ним расстаться, пока не погибла одна из рабынь, посланная на уборку в его вольер. Тогда, скрепя сердце, он отдал подросшего зверя в зоопарк. Как назло, так сложились обстоятельства, что ему пришлось срочно вылететь на конференцию глав государств и, когда он вернулся, все уже было кончено. Медвежонок так затосковал по нему, что недолго прожил в неволе. Отец впоследствии очень жалел, что не пристрелил его сам, чтобы тот не мучился.

— Может, стоило выпустить зверя на волю?

— Выпускали и неоднократно, но все было бесполезно. Как бы далеко подросшего медвежонка не отвозили охотники в горы, он всегда возвращался домой страшно оголодавший и отощавший, а затем, найдя отца, обнимал его за колени и плакал как ребенок.

…Перед глазами Палевского неожиданно промелькнул размытый образ большого черного медведя. Он увидел, что стоит у странного летательного аппарата и к нему издалека стремительно катится мохнатый темный колобок. Подбежав ближе, зверь встает на задние лапы и с неописуемой радостью, написанной на свирепой морде, косолапо торопится к нему, а затем бережно обнимает передними лапами. Смеясь, он пытается увернуться от шершавого языка, но это бесполезно. Зверюга, громко урча, моментально успевает облизать хозяина и, засыхая, медвежья слюна стягивает кожу на лице…

— Н-да, непростая ситуация. Черт! Очень жаль бедного малыша! — воскликнул растроганный Палевский и, смущенный неожиданно выказанными чувствами, поспешно перевел взгляд на замок. Он удивленно присвистнул:

— Да, в размахе тебе не откажешь, сооружение впечатляет! Очень красиво. Сам строил или изначально так и выглядело?