Лживая птица счастья - Светлана Борисова

— Женщины слишком много болтают на работе и дома, причем, о всякой чепухе. Интересно, почему «сарафанное радио» работает быстрее всех остальных средств связи? Милая, не смотри на меня так! Это — неправда, бабские сплетни. Ты же знаешь, что по натуре я однолюб, — усмехнулся Палевский неуемному любопытству, заблестевшему в глазах дочери. — Конечно, я не монах, но пустить кого-то в сердце?.. Нет, не так быстро.

Мари сразу погрустнела и тихо спросила:

— Кстати, ты ездил в этом году к Рени?

— Нет.

— Если соберешься, возьми меня с собой, а то я так и не побывала в тех местах…

— Нет.

За столом надолго воцарилась тишина. Палевский внимательно глянул на дочь, и стал раздраженно постукивать пальцами по столу. Та грустно посмотрела на него и тихо сказала:

— Прости. Я не подумала, что ты захочешь побыть один, и тебе может быть неприятно мое сопровождение.

— Н-да. Ты стала чересчур деликатной или демонстрируешь благоприобретенную выдержку? Это тоже входило в обязательное обучение с битьем?

— Причем тут это?.. Прости.

— Подними голову, хватит кукожиться. Мари, что ты заладила как попугай «прости, прости»? Конечно, ты неплохая актриса, но тебе далеко до Сары Бернар. Ник настолько выдрессировал тебя, что ты лишний раз боишься спросить, или совсем разучилась иметь собственное мнение? — резко произнес Михаил и тут же пожалел о своих словах и выплеснувшемся раздражении.

Девушка напряженно выпрямились, у её губ залегли страдальческие складочки.

— Я вам не лошадь и не собака!.. Ты ошибаешься, никто меня не дрессировал. Пойми, это был и мой выбор. Я же не дура и прекрасно понимаю, что, не приняв эрейских корней Ника, не смогу находиться рядом с ним, — горько произнесла она тоном ледяной королевы. — Прости, если ты не возражаешь, то я помою посуду и пойду к себе.

Стремительно поднявшись на ноги, Мари принялась собирать тарелки и прочие приборы. Палевский отобрал у неё поднос с посудой и бросил через плечо:

— Милая, посиди на диване, пока я загружу посудомойку. Понимаю, что ты страшно устала, на тебя столько навалилось за день, но я хочу с тобой еще немного поговорить… — он несколько ошарашено посмотрел на количество испачканной посуды и у него невольно вырвалось: — Черт! Как ты умудрилась перепачкать такую гору черепков за один присест?.. — увидев заблестевшие глаза дочери, он немедленно спохватился. — Спокойно, детка, можешь не отвечать. Я не в претензии, просто констатирую факт. Готов мыть целые горы посуды хоть каждый день, если ты будешь баловать меня подобными деликатесами.

Мари усмехнулась наносному энтузиазму отца и украдкой вытерла слёзы. Она с удивлением наблюдала за тем, с какой ловкостью тот управляется с делами в кухне. Обычно избалованный Палевский никогда не занимался подобными мелочами, считая их ниже своего достоинства. Только Рени иногда заставляла его трудиться на домашнем поприще, чтобы он не забывал, кто в доме главный. Да и то ей это стоило немалых трудов.

Покончив с хозяйственными заботами, Палевский присел рядом с дочерью и, обняв за плечи, привлек ее к себе. Разом расслабившись, та обняла его за талию и уткнулась лбом в плечо. Помедлив, он слегка отстранил ее от себя и, участливо глядя в побледневшее до синевы усталое лицо, мягко произнес:

— Детка ты ничего прямо не говоришь и я не хотел вмешиваться в твои отношения с Ником… но ты так подавлена, что я не могу остаться в стороне. Не молчи, давай поговорим. Конечно, я не могу заменить тебе Рени, но ты и мой ребенок, поэтому всегда можешь попросить меня о помощи.

— Прости, Мика, я не нарочно, так уж все вышло, — у изнервничавшейся за день девушки задрожали губы, но она сдержалась и горько добавила: — Господи, я и рада бы поплакаться тебе в жилетку, но все так наболело… у меня нет сил, говорить об этом.

— Прости, детка я не хотел тебя расстраивать, — сочувственно отозвался Палевский и ободряюще улыбнулся дочери. — Просто помни, что я на твоей стороне… Мари, если станет совсем плохо, не молчи, я всегда приду тебе на помощь.

— Я знаю, что могу положиться на тебя, но все равно спасибо. Прости, тебе непросто выбирать между нами, — ведь ты и о Нике беспокоишься. Он тебе сын, причем кровный.

— Глупости! Родство определяется не только общей кровью. Да и здесь ты приходишься мне родной внучкой. Куда уж ближе?.. Какой кошмар, как подумаю об этом, так мороз по коже! Очень хочется заглянуть в зеркало и проверить — нет ли седой бороды на лице, — с легкой досадой в голосе воскликнул Палевский. Помолчав, он глухо добавил: — Детка, когда с нами была Рени, то нас очень долго связывали настоящие семейные узы, а с Ником мы слишком редко видимся даже для дружеских взаимоотношений. Надеюсь, тебе не нужно объяснять, кто из вас мне ближе.

— Спасибо, Мика.

— Не смей реветь, Мари!

— Простите, мой райделин! Я… — автоматически произнесла девушка, сделав попытку опуститься на колени. — Нет- нет! Мика, все в порядке!

— О, черт! Что-то незаметно. Иди спать Мари, тебе нужно как следует отдохнуть, — резко произнес Палевский, вскакивая на ноги.

Девушка испуганно смотрела на его напряженно выпрямленную спину, и в ее темных глазах заблестели непролитые слезы. Она с отчаянием воскликнула:

— Мика, только не бери в голову! Хорошо? Действительно, все нормально! Ты пойми, почти год я жила по правилам, принятым в эрейских семьях и оно не прошло для меня даром. Это совершенно обычный ритуал, принятый в их обществе. Поверь мне, в этом нет ничего унизительного! Чистая формальность в общении, как в японских семьях…

Резко повернувшись, Палевский взглянул на дочь, проверяя, насколько та верит собственным словам. На ее лице было написано самое искреннее убеждение в своей правоте. Тот тяжко вздохнул и холодно произнес:

— Принеси мне сигареты из гостиной.

Мари мгновенно повиновалась, и Палевский огорченно вздохнул: прежде девушка была не столь покладиста. Она непременно стала бы препираться, не желая идти. Конечно, Мари принесла бы требуемое, но не преминула бы поворчать, что она не девочка на побегушках у ленивых родителей. «Формальность говоришь, как в японских семьях? Ну-ну!..»

Невеселые размышления Палевского прервала вернувшаяся Мари. Не сказав ни слова упрека, она протянула ему пачку сигарет и пепельницу, он неспешно закурил и повелительно произнес:

— Спасибо, милая. Постарайся впредь так не волноваться. На сегодня все, иди наверх и ложись спать.

И снова девушка, как зомби, безгласно повиновалась приказному тону отца.

— Спокойной ночи!

— И тебе спокойной ночи! С утра не жди меня к завтраку, я уезжаю в Испанию.