Напарница - Наталья Авербух

— Но я вовсе… — запротестовала я.

— Запомни, хозяюшка, — хрипло проговорила Беата. — Бей быстро, бей первая, бей без предупреждения, бей, куда я покажу. И сразу убегай, второй удар будет для тебя западнёй. Всё поняла?

— Но, послушай, я вовсе не хочу… — не успокаивалась я.

— Не бойся, хозяюшка, — засмеялась убийца. — Заставить убить может только случай, я всего лишь научу, как встретить его во всеоружии. Ну, что, кровосос, — обратилась она к моему напарнику, — доверишь мне свою малютку?

— Разрешите откланяться, дамы, — вместо ответа произнёс вампир и словно бы растаял в воздухе, на глазах у нас превратившись в облачко тумана. Миг — и туман развеялся, будто его здесь и не было никогда. Исчезли даже сброшенные в начале разговора туфли.

— А теперь, хозяюшка, покуда нас не перебивают, бери табурет и садись сюда, посмотришь мою кухню, — как ни в чём ни бывало предложила Беата и указала на заставившие трюмо скляночки. — Это тебе не шпагой размахивать, наше ремесло требует соображения.

На следующий день Августа Перте напомнила мне обещание помогать ей с организацией концерта.

— Разумеется, милостивая хозяйка, я к вашим услугам, — вежливо отозвалась я, гадая, чего ещё потребует от меня эта женщина. После вчерашней оплошности с почерками мне меньше всего хотелось ещё раз попасть впросак каким-нибудь схожим образом. Но, к счастью, оказалось, ничего страшного от меня не требовалось: всего-навсего сопроводить Дрона Перте, пока он будет от имени матери совершать визиты к тем дамам, которых никоим образом нельзя пригласить письменно.

— Мне казалось, сударь, наша свадьба отменяется, — уже на улице проговорила я, когда, опираясь на руку сына синдика, вышла вместе с ним из дома его родителей.

— Вы совершенно правы, сударыня, — сухо отозвался сын синдика. — И, пока мы с вами одни, позвольте напомнить вопрос, адресованный вашему хозяину. Где и когда мы можем поговорить о деле?

— В самом скором времени, сударь, — заверила я, к своему стыду успевшая забыть и о деле и о поручении Дрона Перте. Но какой, скажите на милость, смысл покупать у авантюриста сведения, коль скоро он обманывает нас и ведёт игру заодно со своим хозяином?

— Меня не устраивает этот ответ, сударыня, — настаивал сын синдика. — Извольте передать, что я желаю как можно быстрее получить обещанные деньги.

— Я передам, сударь, но вы должны понимать: не я решаю такие вопросы. Возможно, придётся и подождать.

— Вы смеётесь надо мной! — воскликнул сын синдика. — Мне деньги нужны сейчас, немедленно, я не могу больше ждать! Знаете, сколько я задолжал в местных лавках?!

На нас стали оглядываться, и Дрон Перте был вынужден перейти на острийский, чтобы несколькими словами о «том дне, когда он сделается счастливейшим из смертных» объяснить ситуацию для прогуливающихся мимо сограждан. Избавившись от постороннего внимания, мы продолжали разговор.

— Уверена, ваши кредиторы подождут хотя бы до благотворительного концерта, — заметила я, — а там вы будете не столь стеснены в средствах.

Сын синдика остановился и впился в меня взглядом, как раньше смотрел на письмо, в котором я нечаянно подделала его почерк.

— Что вам известно, сударыня?

— О, разумеется, ничего, Дрон Перте! — легкомысленно отозвалась я, чувствуя, что случайное замечание попало в больное место. — Ну, за исключением простой мысли: не будет человек вроде вас вмешиваться в женские дела даже если он души не чает в своей матушке. Скажете, я ошиблась, сударь?

— Нет, и будьте вы прокляты! — выругался сын синдика, поняв, что выдал себя, когда задал вопрос. Теперь мне многое становилось понятно: чем бы этот милый юноша не зарабатывал на жизнь, он обладал многими талантами, не только красивым лицом и твёрдой рукой, принесшими ему любовь дам и способность защитить себя от мести их близких. Проще говоря, Дрон Перте затеял неизвестную мне аферу, и собирался немало нажиться на благотворительном концерте, чего, кстати, в Острихе, делать не принято. Полагаю, сын синдика был сильно взволнован, коль скоро позволил себе столь разоблачительную несдержанность.

— Куда вы меня ведёте? — спросила я, поняв, что мы свернули с главных улиц, где стояли самые респектабельные дома, в какую-то глушь, и ни на одном из зданий, мимо которых мы проходили, не было шпаги. — Или решили избавиться, коль скоро не можете жениться?

— Вот уж язык ядовитый! — ругнулся Дрон Перте. — Нет, сударыня, мы с вами идём наносить визит, как и собирались.

— Однако же странное место для приглашённой на ваши концерты, — отметила я, и сын синдика согласился.

— Приезжая, — пояснил он, — вот уж не знаю, почему никто не дал себе труда рассказать барышне, как и что.

— Быть может, и рассказали, но она не послушалась? — предположила я. — А почему мы с неё начинаем визиты? Она какая-то важная особа, что вы не могли отправить ей письмо?

— Она не отвечает на письма, — хмуро ответил сын синдика. — И не принимает гостей.

— Тогда почему же?..

— Потому что, кроме неё, у нас почти никто не может блеснуть музыкальными талантами, — ещё более хмуро объяснил Дрон Перте. — Я слышал, что приезжая барышня замечательно играет на рояле и уговорил матушку устроить концерт, думая улестить её на участие. Но она не дала мне даже попытаться!

— И благотворительный концерт в пользу вашего кармана оказался под угрозой, — заметила я.

Сын синдика напрягся.

— Не только поэтому, сударыня, — холодно ответил он и остановился у дверей дома, настолько грязного, что не представлялось возможным угадать цвет, в который он некогда был покрашен.

— Но если она не принимает гостей, чего вы ждёте от нашего визита? — изумилась я.

— Многого, — коротко ответил сын синдика и взялся за дверной молоток. На стук вышел лакей в острийском костюме, но дейстрийских башмаках и, коротко поклонившись, сообщил, что хозяйка никого не принимает, а если мы к другим жильцам дома, то следовало подойти к крыльцу с другой стороны здания. И хотел уже захлопнуть дверь, когда сын синдика просунул в быстро исчезающую щель ногу и, держась за ручку, настойчиво потребовал приёма. Как бы невзначай он при этом положил свободную руку на эфес шпаги, и лакей отступил внутрь, не решаясь спорить с вооружённым дворянином.

— Вы уж простите, хозяин, — заискивающе произнёс слуга. — Я бы рад пустить, да никого она не принимает, а сейчас и вовсе не может.

— Разве она больна? — уточнил сын синдика и сделал ещё один шаг внутрь.

— Нет, сударь, но она неодета, и…

В глубине дома хлопнула дверь, и лакей облегчённо выдохнул.

— Я хотел сказать, милостивый хозяин, хозяюшка ушла на прогулку.

— А когда вернётся, не знаешь? — усмехнулся сын синдика.

— Не знаю, милостивый хозяин! — подтвердил лакей. Дрон Перте, вместо того, чтобы возмутиться столь очевидной ложью, протянул слуге монету в пять грошей и, кивнув мне, спустился с крыльца. Дверь захлопнулась с неприличной поспешностью, но сын синдика только усмехнулся и подал мне руку.

— А теперь, сударыня, поторопимся, коль скоро мы выманили птичку из гнёздышка.

— Сударь? — возмутилась я. — Вы хотите сказать, что нарочно затеяли этот спектакль и вовсе не надеялись на встречу?

— Разумеется, — не стал отрицать очевидное авантюрист. — Я подметил, что дейстрийская барышня уходит из дома всякий раз, как к ней являются с визитом. Уж не знаю, зачем она это делает, не то из щепетильности, не то боится, что к ней всё же прорвутся силой. Но не мог же я сам останавливать незнакомую девушку на улице и набиваться в знакомство! А вот с вами мы всё проделаем быстро и элегантно.

— Но, послушайте, сударь, мне бы тоже не хотелось насильно набиваться на знакомство с посторонней дамой! — запротестовала я, увлекаемая Дроном Перте по грязной улочке.

— Вам-то как раз и не придётся, сударыня, — загадочно ответил авантюрист, и мы свернули за угол, чуть не сбив с ног хрупкую девушку в дейстрийском костюме для прогулок.

— Прошу прощения, сударыня, — по-дейстрийски извинился Дрон Перте и отвесил самый низкий острийский поклон, на который только был способен. Девушка окинула его равнодушным взглядом, небрежно кивнула, потом так же равнодушно посмотрела на меня. Я попятилась, в тщетной попытке спрятаться отступая за спину своего спутника, но было уже поздно. Лицо дейстрийки прояснилось, и она с громким криком: «Кати!» бросилась мне на шею. Кто-то остановился и с интересом поглядел на нашу сентиментальную группу. Я беспомощно оглянулась на сына синдика, и он действительно не подвёл: одной рукой схватил барышню за запястье, заставив выпустить меня, другой рукой распахнул дверь в стене ближайшего дома и втолкнул нас обеих внутрь. Мы оказались в плохо освещённым помещении, больше всего походившем на низкопробный трактир: о чём говорила и длинная стойка рядом с дверью, и невысокие столики некрашеного дерева, вокруг каждого из которых стояли такие некрашеные скамьи. На стойку опиралась молоденькая девица в непристойно-откровенном платье, а с другой стороны стояли два скрипача и один кларнетист, при виде нас заигравшие разудалую музыку самого скверного качества. Противоположный от музыкантов угол был отгорожен тяжёлой чёрной занавесью, и, повинуясь взгляду сына синдика, именно туда поспешила выскочившая из-за стойки девица.