Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В Техасе нас ждут американские документы, от резидентов в Нью-Йорке, – Саша отпил свой кофе, – я беру напрокат машину и мы мчим в закат… – по неизвестным ему соображениям, Странница не навещала Нью-Йорк или столицу страны:
– На Юге она еще окажется, но не сейчас… – Мышь жевала пирожное, не отлипая от тетрадки, – сначала ей надо потрудиться на Кубе и в Латинской Америке… – Саша и сам хотел увидеть настоящие США:
– Не из окна «Плазы», а из третьеразрядных придорожных мотелей… – улыбнулся он, – ничего, Странница и в Техасе поймет на своей шкуре, что такое сегрегация… – Саша предполагал, что через несколько лет девушку ждет внедрение в радикальные круги нового движения за права черных американцев, созданного пастором Кингом. Сейчас Странница, как выражались на Лубянке, пробовала воду:
– Оставляю ее на западе под надзором тамошних ребят и лечу обратно в Техас… – Саше, судя по всему, предстояла долгая командировка в Америку. Товарищ Освальд был, как они говорили, заделом на будущее:
– Все зависит от поведения Кеннеди осенью… – подумал Саша, – от реакции Америки на размещение наших ракет на Кубе. Хотя понятно, как они воспримут такие шаги… – он очнулся от веселого голоса Марты:
– Ты меня не слушаешь, а спишь. Я говорила, что… – Саша подмигнул ей:
– Что Сахаров тебя похвалил и у доски тоже. Еще выше задери нос, тогда никто не заметит, что он у тебя расцвел веснушками… – она широко улыбнулась:
– Мама Наташа сует мне какой-то лосьон, но по-моему с веснушками тоже хорошо… – Саша полюбовался хрупкой фигуркой в белой кофте с короткими рукавами. Острые локти тоже пестрили веснушками:
– Хорошо, – ласково сказал он, – тебе они очень идут, Мышь. В общем, когда я приеду, ты будешь заканчивать девятый класс… – по прикидкам Саши, американская операция не должна была затянуться дольше будущей весны:
– К тому времени станет ясно, что мы решаем с Кеннеди. Честно говоря, я бы сначала отправил на тот свет проклятую пиявку, то есть Невесту, но руководство считает, что она еще нужна… – предателя Пеньковского пока не арестовывали, держа его под плотным колпаком. Саша вздохнул:
– С другой стороны, с пани Данутой, благополучно добравшейся до Рима, кроме Невесты, мне к себе никого не подпустить… – Странница была коллегой по работе. Кроме того, Саша опасался, что, оказавшись в его постели, девица немедленно настрочит рапорт по начальству:
– Даже не думая. Впрочем, ей нечем думать, у нее не голова, а собрание трудов классиков марксизма… – Саша взглянул на часы:
– Не сплю, а дремлю, Мышь. Не все такие полуночники, как ты, некоторые… – девчонка прыснула:
– Встают в пять утра, упражняются с гирями и заносят в дневник цитату дня… – Саша пробурчал:
– Не вижу ничего плохого в гирях. Развод мостов ты посмотрела, пора доставить тебя на Острова… – в дверь постучали. Саша услышал голос военного моряка, ведавшего прогулкой:
– Товарищ, вас к телефону… – катер оборудовали полевым аппаратом. Быстро поднявшись в рубку, Саша зажмурился от бронзового сияния солнца, поднимавшегося над шпилем Петропавловки. Замигала зеленая лампочка, дежурный по Большому Дому сухо велел:
– Через полчаса прибудьте на экстренное совещание, товарищ Матвеев. Есть срочные новости из Москвы.
На швейцарских часах Саши стрелка едва подобралась к семи утра. Совещание в Большом Доме начавшись в половину шестого, продолжалось едва ли тридцать минут. Им зачитали краткую радиограмму из Москвы:
– Нежелательные волнения продолжают иметь место в Новочеркасске на электровозном заводе. Примерно к трем часам ночи после введения воинских частей толпу, насчитывающую к тому времени около четырех тысяч человек, удалось вытеснить с территории завода и постепенно она рассеялась. Завод был взят под военную охрану, в городе установлен комендантский час, 22 зачинщика были задержаны…
Совещание проводил глава местного Управления Комитета Государственной Безопасности товарищ Шумилов:
– В город ввели танковые войска, – недовольно сказал он, – руководителям, прилетевшим из Москвы, придана особая охрана… – вчера в Новочеркасск прибыли пятеро членов Президиума ЦК КПСС:
– Шелепин тоже с ними, – Саша отхлебнул из фляжки наскоро сваренного в Большом Доме кофе, – но военные пока мямлят, не предпринимая решительных действий…
Вчера толпа рабочих освистала на главной площади города выступавшего с балкона здания горкома партии ростовского секретаря Басова:
– Мерзавцы подожгли портрет Хрущева, забросали балкон бутылками и арматурой, блокировали территорию завода, избивали милиционеров… – смута началась из-за неудачного совпадения событий:
– Сначала по радио объявили о повышении розничных цен на мясо, и в тот же день дирекция завода сообщила рабочим об увеличении норм выработки… – Саша хорошо знал историю:
– Все бунты на Руси случались именно по таким причинам. Однако цари не церемонились со смутьянами, нельзя церемониться и нам… – Шумилов закончил совещание недвусмысленным приказом:
– Из Москвы в Новочеркасск направляется специальная группа наших работников… – он взглянул на часы, – через сорок минут с аэродрома Горелово вылетает экстренный рейс… – Саша сидел в фюзеляже реактивного Ту. Оглядев ребят по соседству, он понял:
– Здесь все добровольцы. Любой из нас вызвался бы провести такую операцию, но отобрали только коллег с соответствующей подготовкой… – учитывая бездействие армии и беспомощность милиции, требовалось подавить бунт, не допуская дальнейшего, как выразился Шумилов, нежелательного исхода событий. Восставшие могли перекрыть железную дорогу, взорвать завод или мосты:
– Среди смутьянов не только рабочие, но и инженеры, – вздохнул Саша, – у них есть доступ к нужным средствам, у них под рукой весь завод… – Саша едва успел позвонить на Острова. Он знал, что по утрам генерал Журавлев гуляет с Дружком:
– Собаку они с собой привезли. Марта спит, с ней мне никак не попрощаться… – он ограничился только извинением:
– Дела, Михаил Иванович, меня срочно вызывают в Москву… – Журавлев серьезно сказал:
– Служба есть служба, Александр. Наталья тебе соберет посылку, когда мы вернемся в Куйбышев. Спасибо, что возился с Мартой, она ценит твою дружбу. Она девчонка языкатая, но добрая… – Саша попросил передать Марте, что пришлет ей письмо:
– Напишу ей перед отъездом в США… – самолет разгонялся, – а Невесте скажу, что меня отправляют, например, на Дальний Восток. Она купит легенду, она смотрит мне в рот… – леди Августа напоминала Саше покорную хозяину собаку:
– Ладно, и она, и Дракон и даже товарищ Освальд подождут… – в самолете никто не шумел, ребята устало дремали, – сначала надо добраться до Новочеркасска, отыскать проклятого немца… – в конце совещания Шумилов велел Саше задержаться:
– Для вас есть сообщение, – со значением сказал генерал, – лично от товарища Семичастного… – прочитав радиограмму, Саша едва сдержал ругательство. Из Берлина поступили сведения, что товарищ Рабе, в бытность сержантом армии ГДР, посещал подпольные религиозные сборища:
– Его описывают трое арестованных, – Саша сжал кулак, – никакой ошибки быть не может… – проклятый товарищ Рабе неделю назад отбыл в Новочеркасск, как представитель московских строителей:
– Он делится опытом работы в новых жилищных кварталах, участвует в возведении следующей очереди этого электровозного завода. Мы разрешили поездку, отказались от местного куратора для него. Мы доверяли ему, пригрев на груди змею, тайного агента западных разведок…
Саше предстояло вытащить товарища Рабе из охваченного бунтом Новочеркасска и привезти его в Москву:
– Немцы ошиблись, мы обманулись, но больше мы такого промаха не совершим… – лампочка над кокпитом погасла, Саша закурил, – подонок пожалеет, что появился на свет…
Пробив легкие облака, оставив позади Ленинград, самолет повернул на юг.
Иногда, оставаясь одна, Марта вытаскивала из картонной коробки потускневший крестик. По соседству она хранила открытку от Гагарина и тетрадки с вычислениями. Цепочка обвивала хрупкую шею, девочка клала узкую ладонь на мутные изумруды.
Забравшись с ногами на кровать, обложившись журналами, она прислушивалась к звукам в коридоре. За задернутыми шторами тяжелого бархата поднималось солнце. Дача стояла на Елагином острове, на огороженном мощной стеной участке. По паркету клацали когти, до Марты