Через мой труп - Миккель Биркегор

— Да ладно тебе, все в порядке, — поспешил заверить я. — Небольшая смена декораций пойдет мне на пользу.

Фердинан сокрушенно покачал головой.

— Я слишком туп для нашего нового компьютера. — Он кивнул на стоящий слева от себя монитор. — Мне всегда так хотелось его купить, и вот теперь оказалось, что я в нем никак не могу разобраться. Поэтому-то я и не зарегистрировал бронь на твою обычную комнату. Мне так стыдно.

— Ничего страшного, — успокоил я. — Была бы кровать на ночь.

Лицо хозяина вновь повеселело.

— И ты ее получишь. Поверь, я нашел для тебя по-настоящему хороший номер.

Получив ключ от комнаты пятьсот один, я заказал на вечер столик на двоих в гостиничном ресторане.

— Да, кстати, — воскликнул Фердинан и исчез, отыскивая что-то под стойкой. — Тут для тебя почта. — Когда он выпрямился, в руке у него был толстый желтый конверт.

Его размер и толщина, а также звук, с которым конверт шлепнулся на стойку, свидетельствовали, что внутри него лежит какая-то книжка. Когда почти вся твоя жизнь прошла рядом с книгами, становишься специалистом в подобных вещах. Взяв пакет, я покрутил его в руках. Отправитель указан не был, лишь на передней стороне конверта, там, где обычно пишут данные адресата, значилось мое имя.

— Кто это принес? — спросил я.

— Не имею ни малейшего понятия, — откликнулся Фердинан. — Появилось на стойке вчера вечером.

Я пожал плечами:

— Наверняка из издательства. — С этими словами я сунул конверт в переднее отделение портфеля и подхватил свои пожитки.

Фердинан Йенсен предложил мне помочь с вещами, но я отказался и поднялся на лифте на пятый этаж в гордом одиночестве.

Владелец гостиницы был прав. Это действительно был отличный номер — я бы даже сказал, не просто номер, а апартаменты люкс. Кроме большой спальни с двуспальной кроватью и ванной с джакузи здесь были также просторная гостиная и дополнительный отдельный туалет. Гостиная была оборудована вместительным мини-баром и самым большим из всех телевизоров с плоским экраном, какие мне когда-либо доводилось видеть. На улицу выходили окна с французскими балконами — по одному из спальни и гостиной, — я с удовлетворением отметил, что на высоте пятого этажа шум столичного транспорта был, в общем-то, вполне терпимым.

Для меня одного здесь было даже слишком просторно — гораздо больше места, чем в моем загородном домике, — и я чувствовал себя слегка не в своей тарелке посреди всего этого сверкающего порядком великолепия. Я привык к тому, что меня окружает легкий беспорядок, хотя, разумеется, некоторым он мог бы показаться хаосом. Грандиозных размеров гостиная с прекрасной мягкой мебелью, не заваленной книгами, рукописями и блокнотами, отчасти подавляла меня.

Распаковав чемодан, я развесил и разложил свои вещи — они заняли лишь пару вешалок и одну полку в огромном встроенном пятистворчатом шкафу в спальне, — затем налил себе порцию виски из мини-бара и достал из портфеля конверт. Со стаканом в одной руке и конвертом в другой, я направился в диванный угол гостиной и устроился в одном из удобных кресел.

Мой нынешний адрес в Рогелайе был засекречен, поэтому читательские письма, как правило, приходили мне на адрес издательства. Иногда собратья по перу присылали мне надписанные экземпляры своих сочинений, а я отправлял свои книги им. Этот своего рода бартер был прекрасным способом похвастаться перед коллегой: дескать, а я вот опять издаюсь. Подчас это давило на психику, а иногда выглядело откровенной насмешкой, особенно если данное издание имело хорошие отзывы критиков. Поэтому я не испытывал особого восторга, получая такие подарки, тем более когда сам находился в периоде творческого застоя.

Только бы это не был Том Винтер.

Том писал в том же жанре, что и я, и неоднократно провозглашал себя моим конкурентом. Сами по себе его нападки меня мало трогали, однако, к моей досаде, критики раз за разом продолжали сравнивать нас, причем сравнения эти были по большей части в пользу Винтера. Лично мы с ним ни разу не встречались, однако, разразившись очередной новой вещицей, он непременно присылал мне экземпляр. Всего у меня, таким образом, скопилось пять его книжек. Я никогда не отвечал ему, не говоря уже об отсылке своих новинок, но это его, похоже, мало заботило.

Разорвав конверт, я сунул в него руку. Там действительно была книга. Вынув ее, я взглянул на обложку.

Это был экземпляр «В красном поле» — моего последнего, еще не вышедшего в свет романа. На лицевой стороне обложки доминирующее положение занимал огромный светофор, в стеклянных «глазах» которого, если хорошенько всмотреться, можно было различить контуры людских фигур и даже очертания черепа.

Я удивленно поднял бровь. Интересно, кто это решил прислать мне экземпляр моей собственной новой книги?

На самой книге не было никаких надписей, которые могли бы помочь идентифицировать личность отправителя. Я еще раз проверил конверт на случай, если пропустил какую-нибудь важную мелочь, но все было тщетно.

Тогда я принялся быстро пролистывать страницы — слова и буквы мелькали у меня перед глазами. Взгляд даже успевал выхватить целые законченные предложения, на которые, впрочем, сразу же наслаивались новые слова. Примерно в середине книги я наткнулся на какой-то вложенный листок. Может, это как раз тот след, который я ищу, — привет от отправителя, в котором все объясняется.

Оказалось, что это не листок, а фотография.

Фотография Моны Вайс.

7

Снимок Моны Вайс был размером с пачку сигарет. Она стояла, облокотившись на какую-то выкрашенную в белый цвет стену, и улыбалась гипнотической улыбкой, глядя своими ярко-голубыми глазами прямо в объектив фотокамеры. Мне показалось, что фотография сделана примерно в тот период, когда мы с нею были близки. Прическа, во всяком случае, была той же самой, да и выглядела она практически так же, как два года назад. Кстати, этим, по-видимому, можно было объяснить и то, что цвета на фото уже начали блекнуть. Сама карточка была слегка помята, углы ее загнулись, а обратная сторона немного испачкана, как будто она какое-то время пролежала в ящике стола, где частенько рылись в поисках разных мелочей.

Несколько часов я просидел в гостиничном номере, внимательно разглядывая фотографию и методично опустошая содержимое мини-бара. Добравшись до бутылочки «Бэйлис», я отложил карточку в сторону и принялся за изучение книги. Начал я с обложки. На первый взгляд экземпляр казался совершенно новым — нигде не было видно ни царапин, ни каких-либо иных отметин. Вслед за этим я тщательно пролистал весь текст, страницу за страницей, на предмет возможных пометок или каких-нибудь прочих следов, оставленных таинственным незнакомцем. По книге всегда заметно, читали ее или нет. К примеру, прочитанный экземпляр закрывается совсем не так, как абсолютно новый. В данном случае все указывало на то, что эту книгу никогда даже не открывали.

К своей величайшей досаде, достав фотографию, я не удосужился обратить внимания на то, на какой именно странице она была вложена в роман. Вполне возможно, что это не имело ровным счетом никакого значения, однако я клял себя за эту непредусмотрительность. Насколько я помнил, она лежала где-то во второй части книги, что вполне могло соответствовать сцене убийства Кит Хансен. Тем не менее полной уверенности в этом у меня не было.

Безрезультатно перелистав текст романа, я снова занялся конвертом. Я крутил его и так и этак, обнюхивал, заглядывал внутрь и засовывал в него руку, пытаясь нащупать что-нибудь в углах, однако все это было тщетно. Нигде не было ничего, что могло бы дать хоть какую-то информацию о личности отправителя. Мое имя было напечатано на белой этикетке, приклеенной к конверту чуть косо, как будто в спешке или же просто небрежно.

Под конец, так ничего и не добившись, я откинулся на спинку кресла и посмотрел на журнальный стол и три предмета на нем: конверт, книгу и фотографию. Они напоминали картинки инструкции по сборке, составленной в обратной последовательности.

Быть может, это Вернер решил поиздеваться? Видимо, докопался до истинного характера моих взаимоотношений с Моной и задумал проучить меня, разыграв подобный номер. При желании ему было сравнительно легко добыть снимок на квартире у Моны Вайс, а вот где он взял роман — этого я понять не мог. Ведь тот экземпляр, который я подарил ему, был с моей дарственной надписью. Хотя у него существовали связи повсюду.

Было бы весьма заманчиво думать, что разгадка действительно такова, однако мне не хотелось обманывать самого себя. У Вернера просто не хватило бы мозгов проделать такой финт. Ввиду этого моя прежняя версия по поводу отвергнутого поклонника вновь обретала силу, и хорошее настроение, возникшее было под влиянием того, что все удастся объяснить вмешательством Вернера, сменилось нарастающей тревогой.