Красиво жить не запретишь - Иван Мотринец

— Откуда я мог знать?

— Лучше нам уйти, красиво разойтись. Пошли, командировочный.

Переночевал Жукровский в однокомнатной, запущенной квартире Учителя, на раскладушке. Спать почти не спал, но и тревогой большой не маялся. Счет прежний, в его пользу. И следующий ход — за ним.

Жукровский так и этак обдумывал следующий ход. Нужна машина. Позарез. Купить «Атлас шоссейных дорог», нырнуть со столбовой на дороги местного назначения. Тише едешь — дальше будешь. Нужно встретиться с Зиной. За Зиной же могут следить.

Сразу после полудня набрал номер рабочего телефона сестры. Ей передали трубку, она, молодец, не назвала его по имени, сказала, что хочет с ним поговорить. Их желания, ответил он, полностью совпадают. Договорились встретиться в час пятнадцать на Октябрьской площади — там, в водовороте людском, какой глаз его заметит. И есть время выбрать точку обзора, зная, откуда Зина появится.

Сестра, пусть и двоюродная, держалась молодцом: ни истерики, ни обвинений. Попросила:

— Вячеслав, скажи мне, что случилось? Ты вечером не пришел, а сразу после семи вдруг явилась милиция, двое молодых мужиков, не в форме, но один показал удостоверение. О тебе, о переводе спрашивали. Откуда я тебя знаю и еще куча вопросов.

— Но они же должны были тебе объяснить, зачем пришли? А я, извини, заехал под вечер к знакомому профессору, засиделись и потом уж не стал тебя беспокоить. Идем, пообедаем где-нибудь?

— И тебя не волнует то, что тебя ищет милиция?

— Они что, так и сказали: ищем Вячеслава Жукровского?

— Так не так, но как можно понять иначе? И когда ты приехал, и у тебя ли полученные деньги. И что я знаю: какие деньги, от кого. И какие у тебя есть в Киеве знакомые, даже — как ты одет. Да, Вячеслав, откуда у них твоя фотография?

Жукровский давно усвоил: ложь для правдоподобия должна быть максимально приближена к истине. Во всяком случае, детали сочинять не следует.

— Сестрица, весь сыр-бор из-за того, что во Львове произошло убийство. Да, да, убийство, Зинуля. Они ведь случаются не только в детективах. Кто убит? Профессор мединститута, старуха. Деньги прислала мне она — это мой гонорар, видишь ли, я готовлю докторскую, ее не протолкнешь без руки. В общем, книга вышла, слава профессорше, половина гонорара — мне.

— Как же ты узнал, что она убита? И почему ты интересуешь милицию?

— Узнал просто: вчера утром позвонил Надежде Николаевне, поблагодарить за перевод. А ее сестра сказала: убита, милиция в доме.

— Но зачем перевод, если и ты, и она живете во Львове?

— Видишь ли, старуха не желала никакой огласки. Семь тысяч — это же сумма, везти опасно, положу на книжку — могут заинтересоваться: откуда. А в Киеве я хочу купить машину.

— Но у нас же тайна вкладов гарантирована!

— Да ты что? У нас и жизнь не гарантирована, как видишь. Словом, попал я в переплет.

— Погоди, причем ты? И как вообще узнали о тебе, о переводе?

— У старухи, наверно, нашли корешок квитанции, раз знают о переводе. Знать наверное не знаю, только нетрудно догадаться, коль нашли тебя, расспрашивали…

— Ой, Вячеслав! Так это я виновата, что они тобой заинтересовались? Я же им сказала, что деньги получила для тебя, по твоей просьбе. И что теперь?

— А что ты еще могла сказать? Вот что дальше — не знаю. Зависит от умственных способностей тех, кто это дело расследует. Им, думаю, лишь бы отчитаться: нашли убийцу. Даже если тот ни сном, ни духом. В общем, сейчас, вдали от дома, под горячую руку мне лучше им не попадаться. Ты как сказала: я должен обязательно у тебя появиться?

— Не помню. Кажется, что бывало, уезжал, не попрощавшись, потом звонил. Они меня предупредили: если буду скрывать, где ты, отвечать придется.

— Запугивать — их система. Так идем, пообедаем вместе?

— Я не смогу, извини. Я не отпросилась, а звонить сейчас без толку — начальство тоже обедает. Идем, проводишь меня, а вечером поговорим.

— Нет, Зинуля, мне, поверь, лучше пока милиции на глаза не попадаться. Пока их прыть поутихнет.

— Чудак-человек, да кому придет в голову тебя обвинять в убийстве? Ты же во Львове — заметный человек.

— Вот во Львове и буду с ними говорить, если нужно, не раньше. А пока — мне нужна машина, решил купить — не отступлю. Ты никого не знаешь, у кого имеется лишняя?

— Не знаю. Постой. У одной моей приятельницы есть «Жигули», может, она что-то посоветует?

— А муж приятельницы не будет против, если мы встретимся втроем?

— Мужа нет. Был, но они давно в разводе. Машина ей в наследство досталась, после деда-академика, он в институте Патона работал.

— Прекрасно. Звони приятельнице и договорись о встрече, только сегодня же, мне тянуть некогда.

— Попробую. Ее найти не так-то просто. Позвони мне часов в пять. Я уже бегу.

— Спасибо, Зинуля. Знаешь, лучше никому пока не говори, что мы виделись. Я — уехал, ты ничего не знаешь.

Жукровский с аппетитом, не спеша пообедал в ресторане. Столичный ресторан, а выбор из трех-четырех горячих блюд. «Девушка» лет сорока принесла, правда, закуску «ассорти», сама, очевидно, расстаралась: домашняя колбаска, ломти отварного языка, свинины, овощи, зелень. На третье выпил пару чашек кофе с «Чайкой», коньяк, судя по вкусу, соответствовал заказу.

Без четверти четыре он готов был продолжить умственное состязание «кто кого». Не оглядываясь, без опаски, устроился в сквере на скамейке, развернул последний номер «Радянськоi Украiни» — других газет в продаже уже не было. Отчеты с областных партактивов, рапорты тружеников полей — кто это читает?! Статья Д. Гнатюка, певца, изрядная галиматья, он, может, ее сам впервые прочитает. Тоже работка у журналистов: один во всех лицах, строчи за каждого. Знакомый газетчик любит позубоскалить на эту тему. Зубоскалит, а пишет всегда в струю. Иначе кто напечатает.

А Гнатюка он знает, заметный мужик. Только в прошлом году, в августе, в одном санатории отдыхали, в одном корпусе жили. От баб, как черт от ладана, бежал. А бабы, как мухи на мед. Он в воду — их пяток рядом плывет. Он под душ — они ручки-ножки подставляют. Разок съездили одной компанией на чебуреки, на Байдарские ворота. Посидели по-мужски. Кто же тогда расплатился? Не помнит.

Погода менялась на глазах: с севера шла темная, едва ли не до черноты, разрастающаяся вширь туча. Ветер налетел на сквер, срывая кленовый легкий лист. Осень. Наверно, только поэты любят этот унылый переход природы от буйства жизни к летаргии либо умиранию.

Зина постаралась: нашла приятельницу, договорились о встрече. В шесть десять у Оперного. Знай наших — мы интеллигенты! Впрочем, с бабой, которая любит покуражиться, легче договориться. Жукровский успел еще побывать в парикмахерской, побрился, причесался — чувствовал себя в форме. Он знал, какой следующий ход нужно сделать.

Следующий ход Жукровского был более чем удачен. Тем более, что приятельница сестры оказалась женщиной, с которой даже требовательному мужчине незазорно появиться в обществе. В его же планы не входил выход с Людмилой «в люди». По привычке оценил ее в первые же минуты знакомства: вылеплена как будто без изъянов, ноги — не спички, но и не тяжеловесны. Бедра, грудь не надо угадывать — в наличии, но без излишеств. Пепельные, несомненно природного цвета волосы ухожены. Серо-зеленые глаза — взгляд смелый, быстрый, неглупый. Рот великоват, форма капризная, красиво очерченная. Фригидных среди женщин такого типа не бывает, напротив. Одета ярко, броско, но ей идет. Характер? Главное, не «вещь в себе», без охранного панциря.

Постояли, поговорили — так, шутливый треп, приглядка. Жукровский пригласил обеих поужинать в ресторане — обе отказались. Зина, очевидно, желая предоставить ему большую свободу действий. А Людмила?

— Поехали ко мне? Закуску обещаю не хуже ресторанной. Дело в том, что после восьми я жду звонка по междугородке.

— Как, сестрица?

— Сестра? А Зина ни разу не заикнулась, что имеет брата.

— Зина — кузина, такое вот родство. Лучшей сестры себе не пожелал бы, слово чести.

— А я — лучшей подруги. Так едем? Зина?

— Только на чуть-чуть, ладно? Вячеслав, согласен?

Он, разумеется, был согласен. Все шло по плану, гладко, быстро, красиво.

Ужин Людмила выставила барский: и икру, и оливки, и рыбку копченую — кроме колбасы, салата, сыра. Зина взялась приготовить горячие бутерброды. Вячеслав действительно чувствовал себя в наилучшей форме, фонтанировал анекдотами, шутками, комплиментами. Ему нравилась квартира — новый дом, но планировка не клеточно-вагонная. Обстановка современная, ее прекрасно дополняют, безусловно старые, дорогие вещи: замысловатый, высокий подсвечник, похоже, из серебра, вазы — фарфор, керамика, металл, нарядная посуда в большом серванте, два пейзажа, писанных маслом, диковинные подушки неожиданных форм на широкой тахте, светлый пушистый ковер. Книг немного корешки подписных, наиболее модных изданий. В общем, вдохновляющая квартира и ее хозяйка, — весело заключил Вячеслав.