Старая сказка - Рэйда Линн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эдвард пытался убеждать сына, что не годится будущему рыцарю и королю питаться зеленью, хлебом и яйцами, и что это диета для монаха, но Адриан упрямо стоял на своем, и королю, бывшему, в общем, мягким человеком, пришлось уступить. Да и Гильом тогда сказал – «Ваше величество, может быть, мальчику и не стоит подрывать свои силы таким бессмысленным постом. Но королю и рыцарю полезно научиться следовать своим решениям. Разрешите поварам и слугам готовить принцу все, что он захочет, только для начала запретите им вместо мяса с рыбой кормить его сладостями, чтобы "бедный мальчик" не уморил себя голодом. Поглядим, как долго он продержится».
Гильома Эдвард уважал, и потому последовал его совету. Адриан получил право есть все, что ему угодно, но лишился почти всех своих любимых лакомств – медовых коврижек, пряников и сдобных булочек. Тем не менее, принц упрямо продолжал питаться овощами, яйцами и кашами, не прикасаясь к мясу. Гильом, до этого не обращавший на наследника особого внимания – Орси в те годы был холостяком, которого трудно было представить уделяющим внимание какому-то ребёнку – проникся к Адриану интересом. Гильом уважал упрямство в любом виде, так что между ним и нелюдимым принцем вскоре завязались неожиданно тесные отношения.
Когда принца начали учить фехтованию, и Адриан показал себя совершенно неспособным учеником, Гильом даже вздумал помочь, поскольку сам он был первоклассным фехтовальщиком и слабо представлял, как хоть какой-нибудь мальчишка может не мечтать о подвигах с мечом в руках. Но после первых же уроков с принцем Гильом пришел к мысли, что наследник совершенно безнадёжен. Адриан не был ни хиляком, ни неуклюжим увальнем, но все же он не отличался ни необходимой ловкостью и силой, ни той быстротой реакции, которая необходима настоящему бойцу. Но это было только полбеды – и силу с ловкостью, и быструю реакцию можно развить в себе при помощи упорных тренировок. Куда важнее было то, что Адриану это вообще не нравилось. Он откровенно тяготился необходимостью учиться фехтовать. Его нисколько ни манила и не соблазняла мысль о том, чтобы одерживать победы на турнирах. И, хотя принц с удовольствием читал о подвигах героев, он никогда, ни на минуту, не загорался мыслью стать одним из них.
Азарт борьбы при этом не был ему совершенно чужд. Играя в шахматы, Адриан не на шутку увлекался. Но с мечом в руках он равнодушно выполнял чужие указания – и просто терпеливо ждал, когда его отпустят и позволят ему заниматься тем, что ему нравится.
О том, чтобы со временем стать членом Братства или же просто хорошим рыцарем, при таком подходе не могло идти и речи. Так что к девятнадцати годам принц все ещё не прошел рыцарское Посвящение, а его успехи в обращении с оружием остались более чем скромными. Это, естественно, не прибавляло ему популярности – но ещё хуже было то, что принц был нелюдимым и не умел располагать к себе людей, а уж паршивее качества для короля нельзя даже представить.
Адриан способен был вести себя более-менее приемлемо только с людьми, которых он хорошо знал и которым он доверял. Все остальные считали его высокомерным и заносчивым, хотя на самом деле Адриан, скорее, был отчаянно застенчив.
«Может быть, оно к и лучшему, что у нас с Эйслин нет других детей, - вздыхая, говорил Гильому Эдвард. – Представляете себе, если бы у бедняги Адриана был амбициозный младший брат, который рвался бы управлять государством и переживал, что он родился вторым сыном?.. В лучшем случае, оба страдали бы из-за того, что каждый чувствовал бы себя не на своем месте. Ну а в худшем – это дело вообще могло закончиться братоубийственной войной».
Гильом отделывался неопределенным мычанием, которое со стороны могло сойти за знак согласия. Про себя рыцарь думал, что, будь у наследника амбициозный младший брат, готовый и способный сесть на трон, принц Адриан бы первым ухватился за возможность отречься от престола и сбросить с себя обязанность оправдывать чужие ожидания, которые казались ему непосильными. Но какой смысл говорить об этом Эдварду? Его величество все равно не сумел бы ничего поправить в этом деле. А стараться видеть в любой ситуации хоть что-нибудь хорошее – ценное качество. Во всяком случае, так полагал Гильом Орси.
Оставшись в одиночестве, Сэнди сначала радовалась, что может немного посидеть и отдохнуть, но ей довольно скоро стало холодно. Летняя ночь была прохладной, а ее роскошное серебряное платье оставляло плечи, руки и верхнюю часть груди открытой, так что руки Сэнди покрылись мурашками, а кожа стала абсолютно ледяной. Сэнди поднялась на ноги и прошлась взад-вперед, растирая предплечья ладонями, пожалела об оставшейся дома шерстяной шали – и невольно захихикала, вообразив, как бы она сейчас смотрелась, если бы набросила поверх эльфийского наряда эту грубую старую шаль. Принц и сэр Гильом точно были бы сражены таким костюмом наповал.
Услышав за спиной чьи-то шаги, Сэнди сперва подумала, что принц вернулся – может быть, даже с Гильомом – но, поспешно обернувшись, вскрикнула от неожиданности, потому что перед ней стояла ее мачеха. В том самом темном платье, которое Сэнди шила две последние недели. Но в остальном – не считая ее платья – ведьма была не особенно похожа на ту женщину, которая сегодня утром укатила из их дома на двуколке. Ее лицо было бледным, губы яростно кривились, а глаза казались двумя черными провалами. Она схватила Сэнди за руку, и ее острые длинные ногти глубоко впились в ее запястье.
- Ты думала, я не узнаю, что ты затеваешь? – прошипела мачеха. – Я никогда бы не уехала и не оставила тебя одну, не позаботившись о том, чтобы за тобой наблюдать. Запомни раз и навсегда – ты никогда не сможешь меня обмануть! Даже с помощью твоей феи из другого мира… которая, кстати говоря, сама призналась, что она ни во что не станет вмешиваться. В Полуночном мире вообще не любят неприятностей и обязательств. Твое счастье, что ты еще не успела
