Избранная лирика - Илья Сельвинский

Тамань моя, Тамань моя! Весенней кутерьмой

Не рвется стриж с такой тоской издалека домой,

С какою тянутся к тебе через огонь и сны

Твои казацкие полки, кубанские сыны.

Мы отстоим тебя, Тамань, за то, что ты века

Стояла грудью боевой у русского древка;

За то, что, где бы ни дралось, развеяв чубовье.

Всегда мечтало о тебе казачество твое;

За этот дом, за этот сад, за море во дворе,

За красный парус на заре, за чаек в серебре.

За смех казачек молодых, за эти песни их,

За то, что Лермонтов бродил на берегах твоих.

Северо-Кавказский фронт

1943

Лебединое озеро

Здесь прежде улица была.

Она вбегала так нежданно

В семейство конского каштана,

Где зелень свечками цвела.

А там, за милым этим садом,

Вздымался дом с простым фасадом

И прыгал, в пузырьках колюч,

По клавишам стеклянный ключ.

Среди обугленных стволов,

Развалин, осыпей, клоаки

Въезжали конные казаки.

И боль не находила слов.

Мы позабыли, что устали…

Чернели номера у зданий,

Но самых зданий больше нет:

Пещеры да стальной скелет.

Есть у домов свое лицо.

Но можно ль в каменных обвалах

Среди стропил и между балок.

Сквозь это мертвое литье

Узнать фасад многооконный,

Литое кружево балкона,

Сквозь двери на стене пейзаж

И пальцев тающий пассаж…

Большой рояль, от блеска бел,

Подняв крыло, стоял, как айсберг,

Две-три триоли взяты наспех…

Нет, не рыдал он и не пел:

Дышал! И от его дыханья

Рождалось эльфов колыханье,

Не звук, а музыкальный дым

Ходил над блеском ледяным.

Я не сказал бы, чтоб тогда

Я был счастливее, чем прежде.

Но если сад в былой одежде

Теперь обуглен навсегда,

Но если дом с балконом этим

Мы больше никогда не встретим,

То… — как бы это объяснить?

Какая-то на сердце нить

Оборвана! И счастья нет.

И словно что-то в нас убито.

Воспоминания без быта

Чего-то требуют, как бред,

Как если б ты проспал столетье,

Очнулся — и виденья эти

Стремились населить собой

Любую щель и прах любой.

Вот тут был дом. Он должен быть!

Такой же в точности — иначе

Я существую, но не значу,

Ведь "быть" еще не то, что "жить",

Когда хоронишь друга — это

Ты сам частицею со света

Уходишь. Что же значит "я"

Без теплых связей бытия?

О современники мои,

Седое с детства поколенье!

Мы шли в сугробах по колени,

Вели железные бои,

Сквозь наши зубы дым и вьюга

Не в силах вытащить ни звука,

Но столько наглотаться слез

Другим до нас не довелось.

И вдруг из рупора, что вбит

В какой-то треснувший брандмауэр,

Сквозь эту ночь и этот траур,

Невероятный этот быт

Смычки легко затрепетали,

И, нежно выгибая тальи,

В просветах голубых полос

Лебяжье стадо понеслось.

Оно летело, словно дым

От музыкального дыханья,

В самом полете отдыхая,

Струясь движением одним…

Но той же линией единой

Спустился поезд лебединый,

От оперенья воздух сиз

И веет, веет pas de six[6].

Шестнадцатые из-под ног

На рампу льдинками летели.

Рой балерин игрой метели

Снежинками летит в бинокль.

Блистательны, полувоздушны,

Смычку волшебному послушны,

То стан совьют, то разовьют,

И быстрой ножкой ножку бьют,

И разбегаются проворно,

И собираются вдали,

Волной кружила их валторна

И отрывала от земли,

Вздымала над второю третью.

В пургу завихривало медью,

Чтоб снова в дымке голубой

Их успокаивал гобой.

И вдруг все замерло. Столбы

Прожекторов над царством птичьим.

Пронзительным и страшным кличем

Проносится труба судьбы

И вот, не оставляя следа,

Охваченная пеной Леда

Над ледяною гладью вод

Наплывом белизны плывет.

Здесь крыльев нет. Здесь пух поблек.

Она лишь трепет лебединый.

За нею лебеди, как льдины,

Виолончель под ней, как бог!

Движеньем горестным и лунным

Она спускается по струнам,

И где-то на вершине сна

Сквозь душу движется она.

И я гляжу. И грезит сад

В какой-то дымке небывалой.

Кругом руины и обвалы.

Как зачарованы, стоят.

Все ближе задушевный лепет.

Перед тобой Царевна-Лебедь!

И вскинула ночная мгла

Ее метельные крыла.

Чаруй, метелица, чаруй!

Пари над миром, русский гений!

Ты утоляешь зной мучений

Прикосновеньем вьюжных струй…

И, словно дивной ворожбою,

Дома, что ранены пальбою

И сажею обожжены,

В лебяжий пух обряжены.

И все парит, парит она

Из сказки в черный порох были.

На ней, как бабушки любили,

И впрямь короною луна…

Ее глаза, как звезды, сини.

Она с тобой, душа России!

Ты узнаешь. Впиваешь ты

Ее любимые черты.

1943

Поэзия

Поэзия! Не шутки ради

Над рифмой бьешься взаперти,

Как это делают в шараде,

Чтоб только время провести.

Поэзия! Не ради славы,

Чью верность трудно уберечь,

Ты утверждаешь величаво

Свою взволнованную речь.

Зачем же нужно так и этак

В строке переставлять слова?

Ведь не затем, чтоб напоследок

Чуть-чуть кружилась голова?

Нет! Горизонты не такие

В глубинах слова я постиг:

Свободы грозная стихия

Из муки выплеснула стих!

Вот почему он жил в народе.

И он вовеки не умрет

До той поры, пока в природе

Людской не прекратится род.

Бывают строфы из жемчужин,

Но их недолго мы храним:

Тогда лишь стих народу нужен,

Когда и дышит вместе с ним!

Он шел с толпой на баррикады.

Его ссылали, как борца.

Он звал рабочие бригады

На штурмы Зимнего дворца.

И вновь над ним шумят знамена

И, вырастая под огнем.

Он окликает поименно

Бойцов, тоскующих о нем.

Поэзия! Ты служба крови!

Так перелей себя в других

Во имя жизни и здоровья

Тноих сограждан дорогих.

Пускай им грезится победа

В пылу труда, в дыму войны.

И ходит

         в жилах

                   мощь

                           поэта.

Неся дыхание волны.

Действующая армия

1941

МИР

Ленин

Оттого, что Ленин жил на свете,

Оттого, что жив он и сейчас,

Чудища двадцатого столетья

Не сомнут, не одолеют нас!

Звонче голос новых поколений,

Свежих сил все явственней прилив

Оттого, что жил на свете Ленин,

Оттого, что и сейчас он жив.

И не сдержат ветхие границы

Силу дружбы миллионных масс:

Мир

в борьбе за мир

объединится

Оттого, что Ленин среди нас.

1951

Труд

(Философский эскиз)

О. Резнику

Есть в труде такое же величье,

Как в больших сраженьях на войне:

Та же карта — обозримость птичья,

Где масштабы с фронтом наравне,

Тот же план, и в этом четком плане

Те же штурмы, где за брата брат,

Стяга боевое полыханье,

Воля наступающих бригад.

Есть в труде такое же волненье,

Как и в сотворении стиха:

Здесь иное чудное мгновенье

До слезы проймет из пустяка

И глядит сталелитейный лирик,

Не узнать знакомого лица…

Это унесла его на крыльях

Муза вдохновенного литья.

Есть в труде такое же познанье,

Как в академических томах:

По былинке, по его качанью

Пахари пророчат о громах,

Рыбаку не водная ль утроба

Лунные повадки выдает?

Любопытство — древняя учеба

Все науки двигает вперед.

Но ведь воля, чувство и мышленье,

Друг для друга действовать спеша,

Создают то самое явленье,

Что звалось по-старому душа.

Значит, если мыслить без рутины,

Ясно, что душа и труд — едины.

А отсюда очень важный вывод!

Труд — основа нравственности всей.

Труженик душою не фальшивит.

Спекулянт же вечно фарисей.