Влияние хозяйственных реформ в России и КНР на экономическую мысль Запада. Учебное пособие - Ю. Ольсевич

в) резко ограниченной доступности внешних кредитов;

• об отраслевой стратегии инвестирования: соотношении темпов развития сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности, тяжелой промышленности, концепции равновесного и неравновесного развития;

• об определении содержания и роли планирования, кредитно-денежной и финансовой системы в процессах развития.

Существует мало общего между этими разработками теории развития и сталинской стратегией индустриализации и коллективизации, подчинившей экономическое развитие, как и все стороны общественной жизни в СССР, ускоренной подготовке отсталой страны ко Второй мировой войне. При этом объяснительный аспект марксистской теории развития использовался лишь как идеологическое прикрытие драконовских методов институциональных и материально-структурных преобразований. Чего стоил один только сталинский тезис об обострении общественных противоречий по мере «строительства социализма»! Тезис сочетавший чудовищный цинизм с реализмом (что и показали события августа 1991 г.).

В российской теории экономического развития в развернутом либо эмбриональном виде уже содержались основные направления и проблематика последующих западных исследований в этой сфере (хотя многое было «открыто» повторно, поскольку большинство российских публикаций было переведено лишь в 1950–60-е годы; впрочем, ряд крупных экономистов Запада: В. Леонтьев, Е. Домар, А. Бергсон, С. Кузнец, А. Ноув и другие владели русским языком и знали эти публикации).

Общей исходной основой послевоенных западных экономических теорий развития явилась концепция «порочных кругов бедности», в которых вращается хозяйство отсталых стран.

Заметим, что такая идентификация динамики хозяйства отсталых стран сразу же заставляет характеризовать экономику развитых стран не просто как «богатых», но как стран, движущихся все выше по «спирали благосостояния» (это наше определение представляется наиболее удобным).

Следовательно, трансформация экономики (и общества) отсталых стран призвана перевести их с «порочного круга бедности» на «спираль благосостояния».

Но это еще не все задачи. В современном мире информатики, прав человека и достоинства наций императивом для отсталых стран является не только преодоление нищеты, но и обеспечение как минимум среднемирового уровня благосостояния (непрерывно повышающегося и равного теперь примерно уровню Бразилии и Суринама) что означает для большинства из них (учитывая демографический фактор) необходимость экономического роста темпом, в 3–4 раза превышающим темп группы развитых стран, при качественном преобразовании (и создании заново) вещественного и человеческого капитала модернизации технологий и продукции.

Естественно, что при анализе природы «порочного круга бедности» и определении путей выхода из него представители каждого направления западной экономической мысли опирались на имеющиеся у них общетеоретические подходы. В послевоенные десятилетия параллельно разрабатывались неокейнсианские, неоклассические и институционалистские концепции развития.

Для неокейнсианских концепций характерен акцент на проблеме инвестиций, которых требует ускоренный рост. При этом встает вопрос о необходимости комплексного характера инвестиций, их планирования, изыскания внутренних и особенно внешних источников накопления, обеспечения эффективного спроса на прирост продукции.

Неоклассический подход заключается прежде всего в констатации того, что в экономике отсталых стран издавна существуют два разнородных сектора – рыночный, ориентированный на мировой рынок, и нерыночный, охватывающий большинство населения и представляющий собой натуральное хозяйство. Центральная задача трансформационного развития состоит в переводе нерыночного сектора на рыночные рельсы посредством системы мер в области обучения, кредита, налоговых льгот, технической и иной помощи а главное, посредством ликвидации ограничений частнопредпринимательской деятельности со стороны бюрократии государственных и иных монополий.

Институциональные концепции указывали на то, что экономическое поведение населения конкретной страны ориентировано на определенную систему ценностей и обычаев, что, в свою очередь, связано с религией, социальным строем, культурой и, разумеется, с уровнем жизни.

Чтобы жители отсталой страны участвовали в экономическом развитии, необходимо сочетание усилий в области образования, профессионального обучения, здравоохранения с вложениями в обеспечение элементарных потребностей в пище, воде, жилье и т.д.

Нетрудно заметить, что в принципе все три подхода не исключают, а дополняют друг друга. Однако между ними обнаруживается противоречие, если ставится задача определить направление развития отсталой страны на ближайшие три – пять лет. Первый подход требует сосредоточить усилия на развитии относительно пропорциональной материально-технической базы страны; второй – на вложении в экспортные отрасли и скорейшем включении в мировой рынок; третийна вложении в «человеческий капитал».

Уровень развития и положение в странах «третьего мира» чрезвычайно разнообразны (например, ВВП на душу населения в Заире и Мозамбике в 8–10 раз ниже среднемирового, а в Таиланде и Уругвае – значительно выше). Поэтому и подход должен быть, очевидно, различным.

В тех странах, где население до сих пор страдает от голода, антисанитарии, безграмотности, чрезмерной рождаемости (как, например, в Эфиопии, Сомали, Мозамбике, Анголе), первоочередная задача (как и доказывают институционалисты) состоит в создании элементарных условий существования.

Там, где такие условия уже созданы, упор может быть сделан на инвестиции в инфраструктуру и импортозамещающую обрабатывающую промышленность (по неокейнсианским рекомендациям).

Наконец, при наличии указанных элементарных предпосылок можно рассчитывать на развитие конкурентоспособных экспортных производств и успешное включение всего национального хозяйства в мировой рынок (как следует из неоклассических концепций).

Почему же на Западе (в развитых странах и международных экономических организациях) в 1980-х годах возобладал односторонний неоклассический подход к проблемам отсталых стран?

Это связано с тремя обстоятельствами. Во-первых, с описанным выше сдвигом в институтах и в экономическом мышлении в самих развитых странах.

Во-вторых, с тем, что в предыдущие десятилетия в отсталых странах получил распространение столь же односторонний неокейнсианский подход к проблемам развития, недостатки и пробелы которого вызвали естественную реакцию поиска альтернативного подхода.

В-третьих, мировой кризис задолженности и обострение социально-экономической ситуации располагают в пользу такой концепции, которая рекомендует меры, не требующие новых займов и обещающие быстрые результаты.

Наконец, следует признать (и это, возможно, самое главное), что у некоторой части стран Юга в итоге институциональных и материальных трансформаций 1950–70-х годов действительно были созданы необходимые предпосылки для рыночной либерализации и широкого включения этих стран во всемирную конкуренцию.

Противостояние Запад-Восток и Вашингтонский консенсус. В конце 1970-х – начале 1980-х годов гонка вооружений не ослабла, а усилилась, военная мощь СССР возрастала ускоренным темпом. В противоположность этому экономическая мощь советского госсоциализма снижалась, поскольку снижалась эффективность хозяйства.

Парадоксально, но и на Западе, и на Востоке, и на Севере, и на Юге примерно в один и тот же исторический период, несмотря на большие различия форм и степени, проявился однотипный глобальный институциональный кризис – кризис чрезмерного огосударствления хозяйства.

Это позволяет предположить, что у этого кризиса имеются общие глобальные основы.

Во-первых, эти общие основы можно видеть в изменении материально-технической базы хозяйства и в изменении характера и направления научно-технического прогресса.

Во-вторых, их можно видеть в сдвиге в системе человеческих ценностей и приоритетов: от государства к личности и семье, от стабильности к свободе, от равенства к развитию, от единообразия к плюрализму и т. д.

В-третьих, произошел глубокий сдвиг в уровне и структуре потребностей, в самом образе жизни, к которому стремится большинство либо значительная часть населения.

В результате разветвленный государственный контроль повсюду из опоры развития экономики превратился в его оковы.

В 1978 г. партийно-государственный аппарат КНР, глубоко потрясенный перед этим «культурной революцией», начал реформу, состоящую в децентрализации управления и переходе крынку.

Двумя годами позже развернулась борьба за рыночные реформы в Польше.

В СССР нерешительные шаги к реанимации полурыночных реформ Косыгина (1965) были сделаны в 1983 г.