Горькие ягодки (СИ) - Вайз Мариэлла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И чтобы я была противна ему такая. Подурневшая и расплывшаяся от беременности. От нежеланной для него беременности. Не сделавшая аборт. И возможно, вынашивающая планы заставить его жениться. Или заставить заботиться обо мне. Или ещё что-то заставить…
Я начинаю лихорадочно подсчитывать срок родов. Очень удобно, когда точно знаешь день зачатия. Повезло мне. Гм. Получается ранняя осень. «Осень, осень, ну давай у листьев спросим…» Спросим, спросим, спросим… Мысль об аборте опять ядовитой змеёй потихоньку заползает мне в голову.
Малыш. С риском родиться с отклонениями. Ненужный ему. Досадная случайность для него. И однозначно огромные проблемы для меня. Мама… Что скажет мама? Наверное, просто опустит голову и заплачет. Мама точно не хочет такой судьбы для своей дочки. Судьбы матери-одиночки. С ребёнком неизвестно от кого.
А если ребёнок родится с отклонениями? Что я буду делать тогда? «Природа милостива, Марианна…»
Я смотрю невидящим взглядом поверх голов девчонок и редких ребят. Я завидую их беззаботности, завидую определённости их будущего. Моё собственное видится в зыбком тумане неизвестности. Я как в сказке: направо пойдёшь… налево… Что. Мне. Делать?!
глава 14
Прошло более года…
Марианна
– Да не переживай ты так, Марианночка! У всех деток зубки режутся, не только у твоего ребёночка, поверь заслуженной многодетной матери!
– Да, но у неё температура уже второй день, Марь Григорьевна!
– Ну, а что ж ты хотела, чтобы у ребёнка и температуре прямо никогда не подняться, что ли? Он же живой, милая моя. Конечно, когда зубки режутся, температура может быть. Ничего тут такого нету.
– Да отпустите Вы её домой, Марь Григорьевна, совсем на девке лица нет. Не спала, небось, ночь-то, Марианн?
– Ну, не без этого. Марь Григорьевна, можно я баланс на дом возьму, дома всё пересчитаю и пришлю Вам? Сегодня же днём пришлю, а вечером прибегу и распечатаю?
– Беги уж. Как мать-то там? Держится?
– Держится, конечно. Только вот с зубками этими тоже не высыпается. Может, сейчас хоть поспит, пока я дома.
– Привет ей передавай.
– Передам! Спасибо, Марь Григорьна!
~~~
– Здравствуйте, женщины!
– Здрасте, Пётр Дормидонтыч…
– А где у нас Прохоренко?
– Она на обед отошла, Пётр Дормидонтыч, скоро будет…
– Что-то часто у неё обеды. Не в обеденный перерыв. Баланс где?
– Она посчитает сегодня, к вечеру распечатает, Пётр Дормидонтыч.
– Покрываете Вы её много, Марь Григорьевна. Завтра к утру у меня на столе баланса не будет, никакие Ваши протекции насчёт Прохоренко не помогут. У меня тут не богадельня. Так, смету сделали? Где у нас сметчица гуляет? Тоже обедает в необеденное время?
– Здрасте, Пётр Дормидонтыч…
– Где гуляете, Фёдорова?
– Да я на минутку. Руки помыть отходила.
– Смету мне на стол.
~~~
– Чёй-то с ним, не знаете, бабоньки?
– Совсем охамел.
– Не знаешь, чё с ним, Танюшк?
– Подминают нас под себя, говорят. Вот и лютует, придурок.
– Кто подминает-то? Наши?
– Кому из наших-то в голову взбредёт с Дормидонтычем связываться?
– Да не наши. Московские, говорят.
– Этих нам только не хватало…
– Для полного счастья.
– Ха-ха-ха! Гм.
– Татьяна, я на объекте. На сотовый всех переводи.
– Когда будете, что отвечать?
– Сегодня уже не буду.
– Завтра с утра, Пётр Дормидонтыч?
– Нет, Татьяна Юрьевна! Через пять лет! Немного головой начинайте уже думать!
– Простите, виновата, Пётр Дормидонтыч…
~~~
– Совсем озверел…
– Да уж…
глава 15
Марианна
– Ну чего, мам, как она?
– Уснула наконец.
Я подхожу к дочке, осторожно беру её на руки, прижимаю к себе, вдыхая её чистый сладенький запах. Моя дочка пахнет молоком и ещё чем-то непередаваемо сладким. У нас режутся зубки, и Алёнка совсем измучила нас с мамой.
Лично у меня осталось одно-единственное желание – выспаться. Я прошу маму разбудить меня через десять минут и мгновенно проваливаюсь в сон, уткнувшись в тёплую макушку дочки. Никогда я так крепко не спала раньше, до того, как у меня родилась Алёнка. Только сейчас я стала ценить возможность просто выспаться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Особенно тяжело было в первые Алёнкины месяцы, когда я кормила её только грудью. Алёнка кушала помалу, но очень часто, и я почти не спала. При этом я ещё и работала на удалёнке. Да, да, в моей жизни произошло много перемен, я смогла приобрести новую специальность и теперь полноценно работаю…
Когда я поняла, что не смогу убить жизнь, зародившуюся во мне так нежданно, и моему ребёнку быть, у меня вдруг открылись внутренние резервы, о которых я и не подозревала. В оставшееся до родов время я умудрилась не только окончить курсы бухгалтеров, но даже и устроиться на более-менее оплачиваемую работу в своём городке.
Найти работу мне помогла мама. Моя мама много лет проработала учителем в школе и знает половину города. Вот и в этой небольшой строительной фирме главный бухгалтер одна из её родительниц, как мама называет мам своих бывших учеников.
Но экзамен на профпригодность, который при приёме на работу устроила мне Марь Григорьевна, я честно сдала сама. Первое время Марь Григорьевна мне очень помогала, взяв надо мной своеобразное шефство, и за месяц работы я узнала намного больше, чем на курсах за всё время обучения.
Я очень старалась, я изучила уйму специальной литературы и постепенно стала разбираться в своей внезапно приобретённой профессии не так уж плохо. По крайней мере, свою работу младшего бухгалтера я выполняю на уровне, не хуже других.
Коллектив в нашей бухгалтерии женский, мирный. В основном замужние женщины средних лет. Молодёжи мало. Собственно, я одна. Ещё Татьяна, но она к нашей бухгалтерии не относится, а работает секретарём директора, Петра Дормидонтыча. Татьяна всегда всё знает и с удовольствием этими знаниями делится с коллективом, нередко тусуясь в нашей комнате.
Татьяна устроена по блату, она дочка какого-то чиновника из администрации нашего городка, поэтому чувствует себя вольготно и работой особенно не заморачивается. Ровно в пять вечера, минута в минуту, её уже нет, хоть гори. Я себе такой роскоши позволить не могу и часто остаюсь допоздна, обрабатывая многочисленные бухгалтерские документы нашей фирмы, считая и пересчитывая по несколько раз каждое число.
Я больше всего боюсь где-нибудь ошибиться, поэтому откладываю очередной документ только тогда, когда результат совпадает не меньше трёх раз. Первое время от цифр у меня рябило в глазах, и даже во сне за мной гонялись значения ИНН, БИК и корреспондентских счетов. Но Марь Григорьевна говорит, что это пройдёт. Года через три…
~~~
Мне снится море. Тёплое и ласковое. Я иду по горячему белому песочку, держа за ручку свою дочку. О, какая Алёнка стала большая, уже ходит, удивляюсь я. Вдали, почти на линии горизонта, я вижу лодку, уткнувшуюся носом в песок. Моя дочка вырывает свою маленькую ручку и бежит к лодке. Её платьице, красное в крупный белый горошек, мелькает всё дальше и дальше.
Я догоняю дочку почти у лодки. Я бегу легко и свободно. Я даже не бегу, а лечу. Как в балете при замедленной съёмке. Так интересно. Я отталкиваюсь от земли и лечу как балерина почти в шпагате. «Смотри, смотри, Алёнка, как я могу!» – кричу я дочке.
Но Алёнка не слышит меня. С разбега она кидается на руки к мужчине, который стоит около лодки и смотрит на нас. Откуда он взялся? Его же не было. Мужчина подхватывает Алёнку на руки и кружит её, смеясь. Они поворачивают ко мне одинаково счастливые лица. Это Андрей. С нашей дочкой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я нисколько не удивляюсь этому. «О, привет, Андрей! Я про тебя совсем забыла… Представляешь, Андрей, я забыла, что ты есть…» «А меня и нет…» – отвечает мне Андрей. И растворяется в жаркой дымке вместе с нашей дочкой, крепко прижав к себе Алёнку…
