Моя родина – Фаэтон. Вторая книга - Ленар Гиниятович Хатбуллин

Твердо сажусь за стол, на котором лежит еда, но к ней никто не притронулся, Откусить кусок и распробовать сладость или горечь блюда, которое раскрывается во всей красе во рту и на языке. Но не желание есть, никак не отражается на маме, выглядящей погруженной в мысли, которые долгие дни терзают и делают сердце обеспокоенным. Детали, которые раскрывают напряженность ситуации, когда никто не может выйти из состояния, хоть говорить или сдвинуть действия с мертвой точки. Ожидание, окрашивающее происходящее в липкие цвета.

Вижу, погружаюсь в грузность нависающих рассуждений, которые наблюдают за происходящим, тишиной, что становится плотной, хоть ножом режь, не в силах разрезать пелену из рассуждений. Сплелись в ком из противоречий, но схожих дум и сути. Нас объединила мысль о расставании, ставшая единственно идущей по кромке семейной жизни, и ничто не иное не может взять максимум внимания. Не ясно, что изменит привычную задумчивость до неузнаваемости: если будешь сравнивать изменения, но не найдешь и часть прежнего вида. Это две разные семьи, а не одна и та же, как может показаться.

Не знаю, о чем думал тогда, могу догадываться, исходя из чувств, которые, конечно, не именно это означают, если применить на обстоятельства, которые их породили, а также поменяли или воплотили так, что не понять, какой смысл вложен в суть. Восприятие зависит от множества факторов, ясно отражающих вопрос, не явление, которое меняется в зависимости от того, что видится сейчас, а не то, как понято событие или часть в изменении. Суть понятна, когда видно отношение между людьми. Но они молчат, не хотят раскрывать боль, таящуюся в них. Значит, самый слабый человек первым пойдет навстречу. Он готов шагнуть вперед, пробудить искренность в людях, хоть являющимися родными, но что-то мешает.

Возникает вопрос: сложно быть искренним, для начала хотя бы по отношению к себе, а потом к остальным, которые ждут шага, не всегда могущего произойти, когда остальные ждут, не понимая, как лучше двигаться по пути откровенности. Ничего не тая, избирая путь из сердца, если речь заходит об искренности, понимаемая из шага, который исходит от готовности души к изменяющимся условиям, когда не знаешь, как оценят и поймут. Презреть смущенность в чувствах, когда всё, будто сговорились, изначально не договариваясь о том, как будут себя вести, но понимая, какую позицию изберут люди, находящиеся в помещении.

Всегда возникает тысяча причин, когда выгодно промолчать, а не пойти на встречу, как неготовность перешагнуть через себя. Что будет в финале, не ясно, а это пугает больше, чем шаг, даже, если говорим об обыденном разговоре между родными людьми. Они поймут сложность в мотивации сделать первый шаг, в ином случае погубивший дело, которое надо начать и сделать, а не бояться. Сделать один шаг, родственники смогут увидеть, что не им одним страшно говорить о будущем, когда семья раскалывается на две части. Непонятность накладывает особенность, как боязнь приближаться к рубежу, который может случиться, а может оказаться провальным по причине нежелания мамы и папы разделять семью. Дети путешествуют, родители остаются дома. Тяготы лишений коробит внутри, не понимаю, как сделать, чтобы остались довольными все. Да состояние не может быть одинаковым для всех, что живут, слушая семью.

Невозможно достичь, так как всегда есть два интереса, которые никак не могут соединиться в точке, удовлетворившей оба запроса, ибо есть разные потребности. Всегда надо понимать, кто будет пострадавшим или выигравшим. Родители хотят, чтобы мы были рядом с ними, никуда не уезжали, не меняли свою жизнь, планы, либо желания под стать тому, что хотели видеть и в сути ничего не менять. Жить, как было до этого, ибо заведомо сейчас, стало приговором, который нельзя исправить.

Люди не совпадают в точках зрения, это наилучший подход к сути, которая принимает спектр цветов, присмотреться по-другому и станет иной цвет главным, а прежняя расцветка отойдет на второй. Мозг устроен таким образом, что предполагает трактовки на суть, которая изначально не была видна, или была запылена из-за того, что промчалась жизнь на всем ходу, а на раздумья не осталось времени. На сути остается пыль жизни, врастающая в неё, меняя и не оставляя части без изменения. Может, родители примут знание, что дети могут вырасти из дома, захотеть большего, а не одного события, которое навязывается повторяемостью, закрепленной в бесконечности познания явления, что видишь изо дня в день. Мозг молодой питается новым знанием, а не частью жизни, в которой выучил весь нотной стан, до тошноты ноты, репризой возведенной в ранг того, что надоело видеть день.

Если повторяется, то сначала навевают скуку, что ничем не согнать и не прогнать птицу, которая постоянно зевает и ускользает новое, отличимое, разное от взгляда, не видящего мозоль на глазу, который таковым стал из-за частых повторов копий в тенях быта. Мозг, укрытый фасадом темноты, не в силах переступить порог привычности, видя новизну в том, что не может придуматься со смыслом подоплекой дел, которые скрасят. Киснешь и ищешь. Но надо нарисовать план, как можно исправить и начать жизнь, разительно отличающуюся от того, что пытаются навязать родные люди, не понимающие, какую именно начинку несет забота. Быть может и яд.

Жизнь скучна и прямолинейна, что нельзя от неё отказаться, рубануть с плеча, не жалея о том, как сделал резко, либо поранив быстрым выпадом и уходом из привычности жизни, повтора в заедающем быте, не идущим, а вращающимся ржавым механизмом часов. Кто смажет и направит в верный путь озвученных планов, но не сдвинуться с молчания, точки, которая, чем дольше, тем больше забирает в себя, мешая идти.

Не смотреть назад, как жил до бунта, поменявшего в корне, ибо есть предел. Где именно он прерывается, решает каждый человек за себя, раня людей решением, что можешь, оказывается, решать, не видя взгляд, притупленный от того, что долго бьёт в одну точку. Конечно, можно разрушить камень, но хочется, чтобы целью ударов стала не моя голова, которая терпит.

Но сколько терпеть, вопрос, который лучше не повторять повторно, иначе прекрасно понимаю, к чему привело тогда, к бунту, когда не смог справиться с повторяемостью событий и начал путь, который меняет, переставляет фигуры, оказывающиеся на потолке, как на полу. Идут по шахматной доске, разя врагов, двигаются вперёд или назад, умирают от удара или пропуска хода, но до конца не понимают, вверх дном перевернут мир, а, значит, момент настал, когда не можешь принять вечное осознание того, что жизнь проходит мимо. Наносит отпечаток отчужденности и ужаса, которые