Дети мертвой звезды - Алекс Джун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне пришлось выйти из вагончика, чтобы проветрить голову. Я хотел посмотреть на звёзды и освежить в памяти идею, что наши души – вечные странники, а смерть лишь временный рубеж, момент, когда одна из страниц Книги Жизни переворачивается. Но небо было затянуто жирными тучами. Я сразу заметил, что Эй тоже выскользнула вслед за мной из нашего убежища, но решил не заговаривать с ней первым. У меня и без того было скверное настроение. Не хватало ещё слушать её колкости. Но она была на редкость добра и пробормотала что-то вроде: «Мне тоже приснился кошмар». Я лишь кивнул, и мы медленно пошли по рельсам, прислушиваясь к звукам ночи. Они не были зловещими – никаких завываний, стонов или криков. Обычная ночь, такая же, как и сотни предыдущих. И это успокаивало. Эй молчала, я тоже. Мне снова вспомнились обрывки фраз из листочков Врача про поезд жизни, у которого есть лишь одна станция. Я коротко рассказал про них Эй, но она в ответ посмеялась: «Зачем волноваться о смерти, если ты ещё не умер? А как помрёшь, так и беспокоиться уже будет поздно!» Её слова меня немного успокоили – кажется, я где-то уже читал подобное. Сегодня я даже рад, что не одинок. Иногда бывает здорово поделиться с кем-то своими переживаниями, пусть даже этот кто-то над тобой и смеётся. Я не особо люблю писать об этом, но я не всегда был один. Так или иначе, время от времени в моей жизни присутствовали другие люди. С ранних лет меня опекал дед, бабушку я почти не помнил, как, впрочем, и мать, но именно деду я благодарен за свою приспособленность к жизни. Он не был ласков со мной, никогда не звал по имени, лишь окликал: «Эй, ты!» Я как-то нашёл сборник анекдотов, где был один про мальчика, который до пяти лет думал, что его зовут «Заткнись». Мне не было смешно. Видимо, как дань своему детству я выбрал для Эй такое имя. Она сказала, чтобы я не ждал, что у нашего путешествия на поезде будет счастливый финал, как в сказке, а просто наслаждался поездкой. А я в это время не мог отделаться от навязчивой мысли, что она тоже умрёт. И я. И Врач. И даже Лёд. Единственное, что в моих силах – как можно сильнее отсрочить этот момент. Ведь на другой стороне реки Стикс мы всегда успеем побывать. Вспомнились строчки из моего любимого Гамлета: «Так создан мир: что живо, то умрёт и вслед за жизнью в вечностъ отойдёт»[15]. Но эта неясная Вечность меня совсем не привлекала, как и Гамлета. «Когда бы неизвестность после смерти, боязнь страны, откуда ни один не возвращался, не склоняла воли мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться! Так всех нас в трусов превращает мысль, и вянет, как цветок, решимость наша в бесплодье умственного тупика»[16]. Но Гамлет, мой любимый друг, сгорел, ушёл навеки. Раньше он возрождался, словно Феникс, каждый раз, когда я пролистывал книгу к началу. Но не теперь… Быть может, где-то в мире ещё живы другие книги. Другие Гамлеты. А может, мне стоило хоть как-то по памяти восстановить утраченные тома (идея Брэдбери!), а не писать свою чушь – к чему? Ведь всё давно сказано более умными и талантливыми писателями, даже о таких, как я. Но, боюсь, эта задача мне не по плечу. Я никогда не смогу воссоздать всего Шекспира, только поиздеваюсь над его детищами. Как жаль, что моя память такая убогая, – многие книги я помню очень смутно, хотя они мне ужасно понравились. Интересно, решето вместо мозга – это отличительная черта моего «доживающего» поколения, или люди прошлого тоже каждый день по крупице утрачивали даже самые дорогие сердцу воспоминания?
А ещё я подумал, что буквально каждый наш день – это жизнь в миниатюре. Похоже, я стал слишком загоняться, как Врач. Его бумажки действуют гипнотически (стоит ли их сжечь?). Да и Эй плохо на меня влияет. Я такой внушаемый и зависимый, аж противно.
Прогулявшись в темноте, мы с Эй так же тихо, как вышли, вернулись в поезд. Ничего более не было сказано, кроме того, что я написал выше. В книгах я читал о том, как люди легко беседуют друг с другом, становятся ближе, испытывают разные чувства. Но когда я оставался наедине с Эй, Льдом и даже Врачом, основными моими эмоциями были неловкость и раздражение. Даже не знаю, кто из этой троицы был бы для меня предпочтительнее в качестве компаньона. Я понимаю, что не особо умею общаться, мои спутники в этом тоже не сильны. В одном журнале мне попался занятный рассказ о том, как домашнему коту, который ел только специальный корм, принесли ещё живую рыбу. Она скакала по полу, а бедный кот ужасно испугался и просто не знал, что с ней делать. Так и я, большую часть жизни проводя в беседах с выдуманными персонажами, не совсем понимаю, как подступиться к живым людям и как с ними себя вести. Интересно, настанет тот день, когда мы проникнемся друг к другу тёплыми чувствами или хотя бы привыкнем?
Ночью ко мне пришли строки стихотворения, а утром я их первым делом записал:
Мы оставим следы, я знаю,
Не сотрёт их ни снег, ни ливень,
На дорогах, что мы выбираем
И считаем своими отныне.
Нас запомнят далёкие звёзды,
Те, что в наших глазах отражались,
Когда мы, вытирая слёзы,
С эти миром упорно сражались.
Не забудет изменчивый ветер,
Как встречал нас одних по пути,
Провожал, часто был незаметен,
А бывало, мешал нам идти.
Даже дождь, что хлестал беспощадно,
Сохранит отражение нас.
Ничему не уйти безвозвратно,
Капля вечности – здесь и сейчас.
Ваш поэт и писатель Тень
Запись двенадцатая
Знаете, я тут перечитал свои записи и понял, что у вас может сложиться обо мне неверное впечатление, например, что я добрый, умный и хороший человек. Но это не так. Я пытаюсь быть добрым и умным, но часто у меня не получается. Слишком часто. Зря я злился на Эй за то, что она испортила мои записи. Возможно, она хотела
