Кровь Рафаэля. Круг Тварей. Круг Ведьм - Ноэми Норд

– Булла – указание свыше. И необсуждаема.

– Позор жечь на кострах красивых женщин по наущению завистниц. К чему приведет истребление красоты? Триста лет Испания выкорчевывала ересь из душ сограждан, а теперь взгляните на испанских донн! Даже при дворе остались одни дурнушки. Плоскогрудие и мужская комплекция введены в моду. Девятилетним девочкам туго бинтуют грудь, чтоб угодить модникам. А почему? Триста лет красивейшие из женщин по оговору соперниц сгорают в кострах, тонут, брошенные в реки. Вместе с женским обаянием мы отсекли от человечества понятия любви и верности. А я вот что скажу: если привлекательны лишь ведьмы, то они лучшее творение господа. А если женские прелести лишены смысла, не стоит ли человечеству уподобиться стаду, где свиньи спариваются не по зову сердца, а исключительно по зову мудей?

В зале снова поднялся шум. Раздались крики:

– Кощунец! Отступник! Еретик!

– Тебя ждет костер, брат, Базилио!

Караффа нахмурился:

– Брат, ты снова цитируешь Агриппу Ниттингеймского. Но не забудь, что чернокнижник этими же фразами обаял королеву. Он внушил монархине, а заодно ее фрейлине, кстати верной нашей осведомительнице, спесь и гордыню. Но дамы после допроса признались в грехе. Агриппа с позором был изгнан, и встретил смерть в нищете и забвении. Его судьба – напоминание каждому отступнику, что небесное правосудие рано или поздно обрушится на голову богохульника.

– Женское не выше мужского, – снова заговорил Гиззо. – Женщине имя – соблазн. Враг человеческий хитер. Он присылает в наши сны суккубов. Они смазливы и сладострастны. Дьявольским каверзам нет конца. Мир загнивает в руках блудниц. Красота – приманка, скрывающая отраву. Постыдную отраву похоти и греха. Ибо дьявол не случайно наполнил утробы женщин лобковыми вшами и гнойной кровью.

Караффа одобрительно закрыл глаза. «Гиззо, ты далеко пойдешь, – подумал он. – О тебе уже знает папа. Это плохо. Ты молод, Гиззо, а я стар. Слишком стар, чтобы так же неистово взаимно тебя ненавидеть».

Пылкая речь молодого монаха вдохновила противников епископа Базилио. Они зашумели:

– Костер – единственный заступник человечества от блудниц!

– Костры – позор нашей эпохи! – воскликнул в сердцах отец Базилио.

– Костер, брат Базилио, ждет и тебя!

– Перед нами предатель!

– Реформатора – на костер!

– Костер!

– Костер!

– Костер! Ибо нет зрелища величественнее!

– Тише, братья, тише! – снова остановил шум Караффа. – А тебе, брат Базилио, не стоит унижать собратьев, возможно, в чем-то переусердствовавших на поле брани за духовную чистоту. Погибший испанский инквизитор успел преподать Ватикану подвиг веры. Скрепим же, братья, сердца, закроем уши и глаза. Не предадимся жалости. Огнем и мечом возвернем приспешников ада в пламя костра! Откроем врата республики испанцам. Лишь Святая инквизиция вернет благочестие Сиене, Флоренции и Венеции.

– Откроем врата!

– Отразим атаку блудниц!

– Огнем и мечом!

– Развеем в прах!

– Аминь.

12. Debita animadversione puniendum!

Алессандрио долго вели вниз по сырой винтовой лестнице. Влажные от ледяного сквозняка стены обильно освещали войлочные факелы, от масляной копоти слезились глаза.

Художник закашлялся, сплюнув густую кровь, но тут же получил по лопаткам тыльным концом алебарды.

Процессия по беспрерывным анфиладам прошла в просторный куполообразный зал, в котором на ступенчатых возвышениях восседали десять судей.

Среди них было три епископа, два кардинала, остальные кутались в простые доминиканские рясы. Скромность одеяния не обличала высокого сана. Братья, дослужившие до кардинальских званий, считали за честь восседать в судах в латаных монашеских рясах.

Святые отцы ожесточенно спорили, тыча пальцами то в сторону распятия, то опуская глаза к четкам. Все гневно смотрели на епископа. Он с достоинством отбивался от нападок монахов, то и дело, поднимая над головой Библию и крест на груди.

Стражник, сопровождающий художника, взмахнул алебардой:

– Пошел, еретик, не оглядывайся! – и Алессандрио влетел в освещенный круг.

При виде прибывшей процессии братья-доминиканцы прекратили ожесточенный спор и с любопытством уставились на подсудимого.

– А, вот и подсудимый, ради которого созван высокий трибунал! – воскликнул великий инквизитор.

– Тот самый Алессандрио да Сиена? – удивился отец Базилио.

– Как тот самый? Перед нами не какой-то «Алессандрио да Сиена». Сам Термигон Базельский, сожженный двести лет назад, творец дьявольских созданий, воскрес, представ заново перед Святым трибуналом! Очевидно, черный маг, некогда рассыпавший в прах Базель, соскучился по костру. Или палач был недостаточно искусен? А может, небесная канцелярия что-то перепутала в сроках? Смею уверить, братья, за двести с лишним лет мастера пыток усовершенствовали арсенал, и не позволят нашим потомкам в будущем лицезреть выходцев с того света, – сказал Караффа.

Великий инквизитор восседал на кресле с островерхой спинкой, расписанной сценами ада.

Алессандрио заинтересовался этой картиной. На ней черт с вилами в руках гнал обнаженного грешника на раскаленную сковороду. Живописец одиннадцатого века воплотил идею, как говорят, в глубоком смятении чувств. Морда рогатого дьявола была срисована с Иннокентия YIII, введшего в обиход священный кодекс инквизиции. У адского кулинара были те же резкие черты, настороженные глаза, ущербный подбородок.

Кто автор карикатуры?

Неизвестного художника, возможно, давно сожгли, но от его работ почему-то не избавились. Они стали украшением торжественных мероприятий, судебных канцелярий и усыпальниц высоких сановных персон.

Правду говорят: черт ненавидит черта, а кардинал кардинала. Блюстители ада не узнали себя среди подручных Сатаны.

Воистину, настоящий дьявол может спрятаться от охотников лишь в папском дворце.

– Итак, мастер Алессандрио да Сиена, ты предстал перед лицом Святого Трибунала. Догадался почему? Поведай нам, – приступил к допросу Караффа. – Расскажи. Только нет нужды в истории о том, как в переулке остановился незнакомый фургон, как выскочили из него три мерзавца в масках, повалили, заткнули рот и бросили в тюрьму. Эти подробности нам без тебя известны. Причем, не только из предыдущих допросов. Объясни трибуналу, в чем заключается твоя вина.

– Моя вина? В чем я виноват?

– Нет-нет, не спеши, хорошо обдумай ответ, обрати помыслы к небу и догадайся, почему судьи, оторванные от ежедневных молитв и постов, в сей момент скорбят, обеспокоенные плачевным видом узника, так и не смирившегося со своей жалкой судьбой. И подумай, подумай хорошенько, почему их сердца заходятся от жалости к обманутой дьяволом душе?

Алессандрио молчал.

– Не молчи, художник. Высокий трибунал желает найти оправдание таланту. И в случае оправдательного приговора, может посодействовать в росте и в карьере. Духовный суд внимают чистосердечным признаниям. Не бойся, художник. В свое время, доминиканский трибунал благословил талант Леонардо да Винчи.

– Позвольте заметить, Ваше Высокопреосвященство, – вмешался Базилио Соранцо, – что Леонардо да Винчи не только не благословлен, но до конца жизни не оправдан.

– О, да! Гнусные опыты над созданием его химер, парашюта и летательного аппарата для полета на шабаш пополнили папскую коллекцию вздорных изобретений. Художник до самой смерти наблюдался орденом Доминика. Сотни анатомических рисунков, сделанных одержимым художником, могли бы отправить его на костер. Лишь покровительство ФранцискаI 11препятствовало разоблачению некроманта. Предупрежденный знатными друзьями, бросив богатых заказчиков, он бежал в Милан. Бежал, как преступный вор, как колдун, страшащийся костра!

– Ну-ну, костер и папе римскому вчера приснился. Кто без греха? – сказал Базилио Соранцо.

– Особое благоволение к художникам пап из рода Медичи настораживает. Руками содомитов расписан собор Петра. Рафаэлло Санцио сглазил Юлия II. Сколько раз его заставали плачущим у ног Сикстинской мадонны. А ведь она списана с известной потаскушки! Художники опасны.

– Медичи всегда благоволили художникам. И не случайно. Где папа – там политика. Большая политика. И умная. Францисканец Юлий II начал потворствовать клану художников после падения Византии. Вспомните, братья, как в 1453 пал Константинополь, а в 1460 – Афины. Прекрасные древние храмы превратились в строительные карьеры, груды камней и щебенки. Но это не остановило турков, и в 1483 они затопили христианской кровью Балканы. И тогда Юлий II, возвысив золотую плеяду во главе с Рафаэлло, восполнил героический дух в сердцах соотечественников посредством искусства.

– Но именно ангельская плеяда обратила взоры христиан в прошлое, к разврату антиков, – возразил Караффа, и в зале снова поднялся шум. – Античные сатурналии – есть вера в Сатану.