Волшебник - Колм Тойбин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром на пресс-конференции все вопросы вертелись вокруг одной темы: собирается ли он посетить Восточную зону, находящуюся под контролем Советов? Никого не устроил ответ, что он еще не определился с решением. Когда был объявлен последний вопрос, голос из угла зала спросил, собирается ли он остаться на освобожденной родине.
– Я американский гражданин, – ответил Томас, – и намерен вернуться домой в Штаты. Но я надеюсь, что этот визит не последний.
Вечером, в Паульскирхе, получая премию Гёте, Томас заметил в первом ряду делегацию из Восточной Германии. По окончании его речи зал встал, устроив овацию. Если к нему и не питали здесь добрых чувств, значит аудитория искусно притворялась.
Когда после обеда они вернулись в гостевой дом, Мочан сообщил ему, что здесь же остановился его старый друг, который хочет с ним повидаться. Томас снова вспомнил о Бертраме. Услышав это имя, Катя сказала, что предпочтет провести вечер в одиночестве, и удалилась к себе.
Томас приготовился к встрече с Бертрамом, продумал, с чего начнет разговор, но, когда Мочан провел его в маленькую приемную, почти кабинет, он не сразу признал мужчину, который представился с сильным американским акцентом. У него была стрижка ежиком и квадратная челюсть.
– Мы виделись несколько лет назад, – сказал он. – Я Алан Бёрд. Мы были приглашены на обед к Юджину и Агнес Мейер. Спор вышел горячий. На мой взгляд, легендарный. Я работаю на Государственный департамент.
Томас вспомнил имя и подозрительность, исходившую от этого человека, которую он тогда почувствовал.
Бёрд пригласил Томаса сесть; сделал знак Мочану, чтобы тот закрыл дверь. Томаса заинтриговала его решительность. Бёрд напоминал голодную гончую. Томас решил говорить как можно меньше.
– Моя миссия проста, – сказал Бёрд. – Я представляю американское правительство, и я здесь, чтобы вы знали: мы против вашей поездки в Восточную зону.
Томас кивнул и улыбнулся.
Бёрд распахнул дверь, чтобы убедиться, что за ней никого нет. Обернувшись к Томасу, он перешел на беглый немецкий, возможно с легкими ошибками в произношении, но в остальном безупречный, и начал излагать как по писаному:
– Отношения между нами и Советами ухудшаются. Сегодняшнее мероприятие, а также ваш визит в Мюнхен нам на руку. Однако один шаг через границу – и за это ухватится их пропаганда. Они раструбят об этом по всему миру.
Томас снова кивнул.
– Вы меня понимаете? – спросил Бёрд.
Томас не ответил.
– Я видел сегодня делегацию из Восточной Германии, – продолжил Бёрд. – Мрачное сборище. Лучшим выходом станет пресс-конференция, на которой завтра утром вы объявите, что не станете посещать Восточную зону, пока там не пройдут свободные выборы, не появится свободная пресса и не будут освобождены все политзаключенные.
Томас по-прежнему молчал.
– Я жду вашего согласия, – сказал Бёрд.
– Я американский гражданин, – сказал Томас. – Я верю в свободу, в том числе мою собственную свободу посетить мою родину.
– Восточная зона – не ваша родина.
Томас сложил руки и улыбнулся.
– Будучи американским гражданином, я остаюсь немецким писателем, верным немецкому языку, который и есть мой истинный дом.
– Есть множество слов на этом языке, которые не могут произнести жители Восточной Германии.
– Если я туда приеду, я буду говорить, о чем захочу. Без всяких ограничений.
– Не будьте так наивны. Стоит вам пересечь границу, и вас тут же ограничат.
– А может быть, это вы пытаетесь меня ограничить?
– Я взываю к вашему разуму. Я представляю страну, которая спасла вас и вашу семью от фашистов.
– Гёте родился во Франкфурте, но прожил жизнь в Веймаре. И мне все равно, где это – на восточной или на западной стороне.
– Веймар – это Бухенвальд. Вот что такое ваш Веймар.
– А Мюнхен – Дахау? Разве не каждый немецкий город себя запятнал? Разве не могу я вернуть в язык слово «Веймар» как одно из слов Гёте?
– Бухенвальд не пустует. Там коммунисты держат тысячи заключенных. Проезжая мимо него, вы намерены отвести глаза? Думаете, Гёте поступил бы так же?
– Что вы знаете о Гёте?
– Я уверен, он не хотел бы, чтобы его имя связывали с Бухенвальдом.
Томас не ответил.
– Мы против того, чтобы вы туда ехали, – повторил Бёрд. – Если вы это сделаете, по возвращении в Америку вас будет ждать холодный прием.
– Вы мне угрожаете? – спросил Томас.
Они посмотрели друг на друга с открытой враждебностью.
– Я буду присутствовать на вашей мюнхенской лекции, – сказал Бёрд, собираясь уходить. – Может быть, к тому времени вы опомнитесь.
– Вы за мной следите?
– После Эйнштейна вы самый значительный из немцев. С нашей стороны было бы беспечностью за вами не присматривать.
Жорж Мочан с аристократической вальяжностью перевез их из Франкфурта в Мюнхен. Его мощный голос был хорошо слышен с заднего сиденья.
– Мне не понравился вид этих людей из Восточной Германии. Не хотел бы я, чтобы в тюрьме они были моими надзирателями.
– Ваш акцент напоминает мне Давос, – сказала Катя. – Вы заставляете меня почти скучать по санаторию.
– Из того, что мы знаем о санаториях из «Волшебной горы», – ответил Жорж, – эти клиники были маленькими фабриками смерти, где людей убивали за большие деньги. Как мудро с вашей стороны, что вы оттуда сбежали!
Странно, подумал Томас, несмотря на постоянные хвалебные упоминания его книг, Жорж уделял особое внимание вовсе не ему, а Кате, стараясь произвести впечатление именно на нее. Он даже установил водительское зеркальце так, чтобы видеть ее лицо, когда она отвечала.
Жорж умел расположить к себе людей, не теряя достоинства. Его манеры были безупречны. Он знал, когда говорить, каких тем избегать, какой тон выбрать. Пребывание в его компании напомнило Томасу его ранние дни в Мюнхене, когда в компании задиристых молодых художников он ощущал себя застенчивым провинциалом. Помимо этого, Жорж Мочан с его безупречным тактом заставлял Томаса чувствовать себя старым и отставшим от жизни.
Томас утешался на заднем сиденье, представляя обнаженного Жоржа, лежащего на кровати в роскошно обставленной спальне, а свет, голубоватый от выпавшего снега, падал через окно.
Утром по прибытии в Мюнхен, когда Жорж спросил их, не хотят ли они посетить свой дом на Пошингерштрассе, они отказались. Когда, улыбнувшись, он поинтересовался, не хотят ли они посетить в Мюнхене что-нибудь еще, они снова ответили отказом.
