Загадка Александра Македонского - Неля Гульчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И совсем тихо Таида добавила:
– В порабощении родного города я принимать участия не буду.
– Неарх рассказывал, что Александр верит в свою божественность, так как боги Олимпа приближают к себе лучших из людей.
Таида с горечью в голосе проговорила:
– Божественные титулы присваивают себе тираны, чтобы быть безнаказанными в своих поступках.
– Александр, и все его друзья, и Неарх мечтают о славе и бессмертии, – проговорила Иола, вспомнив один из разговоров с Неархом перед разлукой.
– Иола, любимая Иола, славу и бессмертие можно обеспечить на века победами над врагами. Но разве можно достичь славы и бессмертия, проливая кровь ближайших друзей?
– Ты сейчас говоришь словами Демосфена.
– Да, возможно. Я обвиняла философа в его ненависти к македонцам, но сейчас… на многое в его философских взглядах и речах я смотрю иначе, чем раньше…
– Что ты имеешь в виду?
– Демосфена обвинили в растрате денег из казны Гарпала, казначея Александра, бежавшего в Афины с пятью тысячами талантов. Гарпал купил покровительство республики. Демосфен выступил против его выдачи македонцам, потому что считает, что афинское государство должно сохранять свою самостоятельность и уважать право гостеприимства. Недавно в Афинах призвали к суду всех, подозреваемых в подкупе Гарпалом. Демосфен также подвергся обвинению сторонниками македонской партии. Его посадили в темницу, но он бежал, вероятно, с ведома властей. Можно не соглашаться со взглядами Демосфена, но чтобы он, честнейший человек, растратил деньги… Это невозможно. Для Демосфена честь Афин превыше всего!..
– А где сейчас Демосфен?
– Он в безопасности. Жрица Паная сказала, что его укрыли в надежном месте… Опасность подстерегает отныне честных людей всюду, Иола…
– Я думала, Таида, что ты гордишься Александром и Птолемеем, а из твоих слов получается, что Александр твоя боль, да и Птолемей тоже, ведь он вернейший последователь дел и поступков царя…
– Да, к сожалению, это так…
– Война длится слишком долго… Теперь они устремляются в Индию… Сколько крови прольется там… Никто из окружения Александра не думает о мире…
– Извини, Иола, я хочу дочитать письмо… А ты сыграй на флейте мою любимую мелодию, посвященную рождению Афродиты…
Таида углубилась в чтение. Птолемей сообщал, что за время их разлуки произошло много очень важных событий.
«На зиму, – писал он, – мы остановились в Согдиане, в месте, укрытом от ветра скалами с водопадами и пещерами. Нас достигли новости о могучем вожде Оксиарте, ранее сдавшемся Александру, а ныне собирающем соплеменников для битвы. Старая история. Но Оксиарт владел неприступной Скалой Согдианы. Взятие такой твердыни – задача, посильная одним только орлам. Скала неприступна со всех сторон. Первый раз в жизни Александр не вел своих людей сам. И все-таки наши воины, выросшие в горах, взяли Скалу.
Был устроен грандиозный пир. Мы с Гефестионом и Кратером боялись, что согдианцы согласились на сдачу, чтобы в разгар веселья вонзить царю и нам вместе с ним ножи в спину. Ведь это непредсказуемый народ, постоянно занятый кровной враждой с племенами, живущими поблизости. В разгар пира в зал под ритм барабанов вошли танцовщицы. Царь не сводил глаз с одной из них. Это была дочь Оксиарта – Роксана. Ты знаешь, что царю нравятся все вещи, которые выделяются красотой среди подобных. Александр не отрывал от нее глаз».
Таида почувствовала волнение, охватившее все ее существо.
«Неожиданно Александр обратился к Гефестиону, который и так сильно переживает роман царя с Багоем, очень красивым мальчиком, ранее услаждавшим Дария, и сказал, что берет Роксану в жены».
Волнение Таиды сменилось негодованием. Она отказывалась верить своим глазам. Согдианка! Дочь какого-то вождя, живущего на неприступной скале!
– Иола, Александр выбрал в жены согдианку, дочь варвара. Неужели во всей Элладе не нашлось для него жен?
– Ну и что? Он попросту взял себе наложницу. У Дария их было больше трех сотен.
– Нет, это серьезно. Это же Александр!
Таида снова погрузилась в чтение.
«По глазам Александра я понял: все решено. Царь твердо сказал, что обязательно должен жениться в Азии. Это необходимо. Наши народы должны объединиться. Как ни странно, македонские воины встретили сообщение о женитьбе царя на азиатке спокойно. Все любят, чтобы у их полководца были свои странности, чтобы складывать о них красивые легенды. Они уже привыкли к красавцу Багою, кстати, великолепному танцору. Если бы постель Александра и дальше пустовала, их бы беспокоило его здоровье. Женитьба царя – совсем другое дело. Тут же на пиру царь сообщил, что скоро отправляемся в Индию.
Свадебный обряд был прост: мечом разрезали каравай хлеба и дали отведать жениху и невесте. Так женились все македонские цари. Впервые за всю историю Македонии азиатская девушка стала женой македонского царя. Поначалу царь навещал жену весьма часто, обыкновенно вечерами, но всегда возвращался к себе в шатер. Вскоре стало понятно, что он не стремится проводить с Роксаной все ночи. Визиты царя к жене становятся все более короткими, часто он выходит от нее сразу, всего лишь поинтересовавшись о здоровье. Ему нравится, чтобы все принадлежащие ему красивые вещи находились под рукой, а среди них и Роксана, и Багой; он привык ложиться спать поздно, а на следующее утро быть никем не тревожимым. Македонские воины не желают, чтобы их сынами правил согдианский наследник, и в душе надеяться, что Роксана будет бесплодной.
На днях все военачальники собрались в шатре Александра, было принято решение на днях выступить в поход, в Индию. Возможно, когда ты получишь мое письмо, мы будем уже в пути.
Таида, ты знаешь, как я люблю тебя. По возвращении из похода мы встретимся в Вавилоне. Александр желает, чтобы этот город стал столицей его царства. А меня влечет Египет.
Прими мои самые нежные поцелуи. Птолемей».
«Значит, с ним я должна соединить свою судьбу, ведь по возвращении из Коринфа я сразу получила его письмо», – подумала Таида и вдруг ощутила сильное недомогание, приступы тошноты, тело ее стало вялым и непослушным.
Таида с трудом дошла до ложа и быстро уснула. Во сне ее окружили неясные фигуры, которые то приближались, то исчезали, тела, которые то соединялись друг с другом, то расходились, стоная то ли от боли, то ли от страсти. Затем ей показалось, что перед ней стоит Александр, и она потянулась к нему, сгорая от желания испытать силу его любви, пусть даже грубой и разрушительной. Но он вдруг презрительно улыбнулся и растаял. А на смену ему явился Птолемей. Он склонялся к ней все ниже и ниже…
Она проснулась. И тут же почувствовала, как все внутри сжалось с такой силой, что пришлось глубоко вздохнуть, чтобы набрать как можно больше воздуха.
– Ты побледнела, – сказала обеспокоенная состоянием подруги Иола. – Тебя расстроило письмо Птолемея?
– У меня, кажется, будет ребенок…
Иола с удивлением посмотрела на Таиду.
– От царя?
– Нет!.. Это ребенок Птолемея. Вот и сбылись советы Афродиты. Я буду матерью и буду любить Птолемея!..
Иола наблюдала за переменой, произошедшей в этот миг во всем облике Таиды. Ей вдруг показалось, что Таида чувствует себя покинутой и одинокой. Великий завоеватель на краткий миг возвысил ее, но теперь вернулся к своей деятельной, не ведающей отдыха жизни, женился между битвами на азиатке, чтобы объединить народы, и оставил Таиду навсегда.
Но Иола ошибалась. Таида твердо сказала себе, что это не конец, а начало. Несколько месяцев спустя Птолемей, которого ждет трон, как предсказывали астрологи и она, Таида, узнает о рождении сына. В том, что у нее будет сын, она не сомневалась. В Экбатанах Таида заметила, что честолюбивые помыслы все больше и больше будоражат Птолемея. Александр вызвал в нем жажду власти и страстное стремление стать равным богам здесь, в этом мире и в этой жизни. Правление Птолемея, подумала Таида, будет мирным, без войн, в его царстве будут процветать музы. Их сын станет той самой лестницей, что поможет ей взойти на вершину славы вместе с Птолемеем. Только какая ей нужна слава? И тут же ответила сама себе: слава музы, дарящей радость от созерцания красоты.
В саду жрицы Панаи апельсиновые плоды набирали силу. Прохладный осенний воздух бодрил. Вход в сад был залит потоками солнечного света. Сквозь эти лучи трудно было что-либо рассмотреть, и прежде чем Таида поняла, что она не одна в саду, ее окликнули.
– Хайре! – услышала она голос жрицы Панаи. – А я все думала, когда же ты ко мне зайдешь снова? Мне уже стало казаться, что ты меня забыла.
– Разве можно тебя забыть, Паная. Я приходила бы к тебе хоть каждый день.
– Ты прекрасно выглядишь, – заметила жрица и улыбнулась. – Я очень рада, что ты пришла повидаться со мной.
– Мне не хотелось тебя волновать, – сказала Таида, – но мне стали известны некоторые сведения об Александре, которые я обязана сообщить тебе.