Искусство наступать на швабру - Елизавета Абаринова-Кожухова

– Доктор, ведь я умру? – не то вопросительно, не то утвердительно сказала Вероника.

– Ну что вы! – деланно бодрым голосом ответил доктор. – И думать об этом бросьте. Мы еще погуляем на вашем восьмидесятилетии!

– Но если я умру, – продолжала Вероника, – то передайте моему приемному дяде, генералу Курскому, что я виновата перед ним и прошу у него прощения...

– Вы имеете в виду, что ваш дядя Александр Васильевич стал для вас приемным отцом? – уточнил Серапионыч.

– Я приемная дочка своих родителей, – голос Вероники перешел в еле слышный шепот, – но узнала об этом совсем случайно...

– Пожалуйста, не продолжайте, – засуетился доктор, – вам вредно много говорить. Давайте лучше сделаем укольчик, и баиньки.

– Ведь это я украла у дяди карту, а потом к нему ночью пришел Александр Петрович со своими головорезами, и его пытали. Передайте ему... -Не договорив, Вероника Николаевна вновь впала в забытье, а доктор стал деловито заправлять шприц.

После обеда справа показался берег. Яхта поплыла вдоль него, и вскоре штурман Грымзин увидал место, где в Кислое море впадала Кислоярка. "Инесса" развернулась и со скорбным гудком вошла в устье, а еще через несколько километров адмирал Рябинин распорядился поставить ее на якорь.

Вечером обитатели яхты собрались в кают-компании. Не было лишь Петровича и Егора, трудившихся в это время на кухне, кочегара Ибикусова, которого Грымзин распорядился не впускать, дабы не пачкать мебель, и радистки Кэт, подменявшей Cерапионыча у Вероники.

– Ну, доктор, как наша пациентка? – спросил адмирал.

– Так себе, – покачал головой Серапионыч. – Чтобы не дать ей просто тихо угаснуть, я сделал укол, после которого может наступить кризис. Так что если эту ночь Вероника Николаевна переживет, то жить будет. A если нет...

– Харе Кришна, Харе Рама, – тихо запел Гераклов, поправляя на себе балахон.

– Ну, ежели нету всех необходимых медикаментов, то никакая рама не поможет, – вздохнул доктор. – A кстати, между нами говоря, у нее весьма пухленькая попка. И очень занятная родинка на левой ягодице.

Со своего кресла с криком вскочил банкир Грымзин:

– Как? Как вы сказали?!

– Родинка слева на попке, – чуть удивленно повторил Cерапионыч. -Такая, знаете, в виде паучка.

– Это она! – Грымзин без чувств рухнул обратно в кресло.

– Все ясно, – махнул балахоном Гераклов. – Такой облом с кладом, тут уж у любого крыша поедет. Харе Крыша, Харе Рама...

Cерапионыч извлек из-под сюртука заветную скляночку и поднес ее к носу банкира.

– Это она, она! – вновь завопил Грымзин, приходя в себя.

– Кто – она? – переспросил адмирал.

– Это моя дочка, которая пропала пятнадцать лет назад.

– Вероника Николаевна – ваша дочка? – изумился Серапионыч.

– Все приметы совпадают, – уже спокойнее ответил Грымзин. – И родинка на левой ягодице в виде паучка, и имя, и возраст...

– Нет-нет, по-моему, вы что-то путаете, Евгений Максимыч, – мягко заговорил Гераклов. – Я ведь был лично знаком с покойным профессором Николаем Иванычем Курским, а с матерью Вероники даже работал в одной школе: Ольга Степановна – учителем ботаники, а я – истории. Правда, коммунистическое руководство школы меня выгнало после того как я на уроке рассказывал ученикам, что Робеспьер был нашим земляком, кислоярцем...

– Погодите, Константин Филиппович, о Робеспьере потом, – перебил его доктор. – Вероника сегодня говорила, что она – приемная дочь своих родителей, но я это принял за обычный бред. A выходит, что так оно и есть.

– Боже мой! – горестно воскликнул Грымзин, обхватив лицо руками. -Боже мой, неужели мне было суждено найти свою дочурку лишь для того, чтобы тут же снова ее потерять? Потерять навеки... – C этими словами всегда сдержанный банкир разразился горькими рыданиями. Гераклов, чтобы тоже не разреветься, вновь заголосил мантры, и даже Серапионыч снял пенсне и украдкой смахнул скупую докторскую слезу.

– Ну не убивайтесь так, дорогой мой, – обняв Грымзина за плечи, сказал адмирал, – может быть, да нет, я просто уверен, что Вероника Николаевна поправится. Давайте надеяться на лучшее!

– Господа, – тихим голосом сказал Грымзин, прервав рыдания. -Господа, умоляю вас об одном. Если... если случится худшее, то пусть все это останется строго между нами. Ведь Лидия Владимировна этого не переживет...

Перед сном Гераклов по привычке заглянул в радиорубку к Отрадину-Кручининой, чтобы послушать новости. Приемник был настроен на "Икс-игрек-зет плюс", и Яша Кульков сообщал главные новости минувшего вторника:

– Нет покоя детективу Василию Дубову и в могиле. Минувшей ночью место его последнего упокоения на Матвеевском кладбище подверглось злодейскому надругательству – могила была разрыта, а гроб с останками исчез в бесследном направлении. Но самое пикантное во всем этом деле, что, как выяснилось, через могилу Дубова проходил тоннель, один конец которого – в тюрьме Анри Матисса. По мнению инспектора милиции Столбового, именно через этот подземный лаз из тюрьмы сбежал заключенный Разбойников.

– Растяпы! – заявил Гераклов. – У них под носом заключенные бегут из тюрьмы, по дороге могилы оскверняют, а им хоть бы хны! Да, с таким правительством каши не сваришь...

A Кульков продолжал:

– В очередной раз воскрес из мертвых соратник Дудкина, известный сепаратист Соломон Бородуев. Он заявил, что продолжит борьбу до победного конца, и призвал в свидетели Иегову, Аллаха, Будду и Зевса. Не знаю, поклялся ли он заодно Венерой и всеми ее болезнями, но живучесть господина Бородуева нас восхищает. Специально для него мы сейчас поставим клевую песенку – "Я от тебя тащусь" в исполнении непревзойденной Кати Муркиной.

Адмирал Рябинин закрыл дверь своей каюты и стал, пусть на недолгое время, самим собой – то есть частным детективом Василием Дубовым. Он еще не знал об осквернении собственной могилы и потому пребывал в недурном расположении духа, омраченном лишь критическим состоянием Вероники.

"A дело это, однако же, весьма темное, – размышлял Дубов, застилая койку, – надо бы мне его раскрутить, когда вернусь в Кислоярск. Ах, я же числюсь покойником... Да нет, пора воскресать из мертвых – ведь мои главные враги, как говорится, "иных уж нет, а те – далече"... Железякин в могиле (в моей, между прочим), Разбойников скоро водворится обратно в тюрьму, а "сладкая парочка" крепко заперта на острове. Да, пора возвращаться, пора возвращаться".

Впервые с Вероникой Николаевной и ее дядей, генералом Курским, Дубов столкнулся совсем недавно, распутывая так называемое "Дело Чаликовой". Инспектор милиции Столбовой, в связке с которым Василий Николаевич тогда вел следствие, кое-что рассказал Дубову о гибели супругов Курских, случившейся лет десять назад. Они исчезли из дома, а через несколько дней их до неузнаваемости обезображенные трупы были обнаружены на городской свалке. И хотя по тем временам подобное преступление считалось чем-то из ряда вон выходящим, коллеги Столбового, расследовавшие эту трагедию, постоянно ощущали противодействие, идущее откуда-то "сверху", затем следствие было передано в прокуратуру, а по прошествии некоторого времени тихо сдано в архив.