«Антика. 100 шедевров о любви» . Том 2 - Т. И. Каминская

XIV

Гипермнестра

Шлет Гипермнестра[176] письмо из стольких единому братьев, —Прочие пали толпой по преступлению жен.В доме сижу взаперти, тяжелой окована цепью,И наказанью тому нежное сердце виной.В том, что не смела рука пронзить твое горло железом,Я виновата, хвалой было б к убийству дерзнуть.Лучше ж виновною быть, чем этим отцу полюбиться;Каяться ль, если рука не погружалася в кровь?Жги нас, родитель, огнем, которого мы не сквернили,[177]Факелы в очи кидай, наш озарявшие брак,Или мечом обезглавь, не в пору нам отданным в руки,Чтобы жену погубил мужем избегнутый рок, —Но не добиться тебе, чтоб наши уста, умирая,«Каюсь» – промолвили. Нет! Чистому каяться в чем?Кайся в злодействе, Данай, и сестры жестокие, кайтесь, —Этот пристоен конец всем нечестивым дедам.Ужас припомнить душе ту ночь, оскверненную кровью,И возбраняет руке трепет внезапный начать.Эта ль, мечтал ты, рука исполнит убийство супруга.О пролитой и не мной крови робею писать.Все ж попытаюся я. Чуть сумерки обняли землю,Доля последняя дня, первая ночи была,Вводят сестер – Инахид[178] под славную кровлю Пелазга,Вооруженных к себе свекор невесток ведет.Всюду сияют кругом обвитые златом лампады,На оскорбленный алтарь[179] ладан безбожный кладут.Кличет толпа: «Гимен, Гименей!» – но бежит от призывов,И Громовержца сестра город оставила свой.Вот, ослабев от вина, под звучные спутников бликиСвежих венками цветов влажные кудри покрыв,Весело к спальням своим, – и к спальням, и к гробу несутсяИ на постели падут тяжко – к могильному сну.Отяжелев от вина и пищи и сна, возлежали,И беззаботно царил в Аргосе тихий покой; —Мне же казалось, – кругом умирающих слышатся стоны…Стоны и слышала я, час роковой наступил.Кровь отливает, и жар, и тело, и мысль оставляет,Похолодев, на своем ложе я новом лежу.Также, как легкий зефир колосья тонкие зыблет,Также, как вихрь ледяной тополя кудри крутит,Также и более я дрожала. Ты спал безмятежно:Сок усыпительный был в поданном мною вине.Ужас развеяло мой отца приказание злого;Я подымаюсь, беру меч задрожавшей рукой.Лгать я не стану тебе: три раза я меч подымала,Трижды, неловко подняв меч, упадала рука.К горлу приблизила я, – дозволь откровенно признаться, —Е горлу приблизила я острую сталь к твоему.Только я страх, и любовь мешали жестокому делу,И трепетала рука чистая казнь совершить.Пурпур одежд растерзав своих, растерзавши и косы,Так я промолвила тут шепотом легким к себе:«О Гипермнестра, жесток отец твой! родителя волюВыполни! Братьям вослед пусть погибает и он.Женщина, девушка я, природой мягка и годами,К слабым рукам не пристал этот жестокий снаряд.Ну же, покуда лежит, последуй решительным сестрам,Уж, вероятно, у всех мертвыми пали мужья.Если могла бы рука вот эта свершить убиенье,Кровью своей госпожи побагровела б она.Казни достойны ль они, хоть дядиным царством владели,[180]Царством, которое дать надо же чуждым зятьям?Даже пускай и стоят того; но мы в чем виновны,И за какую вину чистой мне быть не дают?Что мне в железе твоем? Что девушке в бранных доспехах?К этим рукам пристает более прялка да шерсть».Так-то я плакалась там, и слезы лились за речами,И из очей у меня пали на тело твое.Ты ж объятий искал и, сонные двигая руки,Чуть не поранил себе пальцев об острую сталь.Я уж боялась отца и рабов отцовских, и света,И сновиденья твои речь разгоняла моя:«Встань, пробудися, Белид,[181] из стольких оставшийся братьев!Не поторопишься – ночь вечною станет тебе».В ужасе ты поднялся; убегает сонная слабость.В робкой девичьей руке видишь безжалостный меч.Спрашивать стал ты, а я: «Беги, пока ночь позволяет.Пользуйся мглою ночной! В бегство! – а я остаюсь».Утро настало, – Данай зятьев, от убийства погибших,Пересчитал; одного там не хватало тебя.Гневный от этой одной утраты в родственной смерти,Горько жалел он, что кровь мало еще пролилась.Нас увлекают от ног отцовских и, за косы взявши, —Вот и награда моей нежности, – прямо в тюрьму.Знать, пребывает с тех пор Юнонина злоба, с которыхСтала коровой жена, стала богиней потом.[182]Иль недостаточна казнь: замычала нежная дева,И красотою былой бога бессильна прельстить.Новая телка стоит у берега влаги родимой[183]И в отцовских волнах видит рога не свои;Плакать пытались уста, – одно вырывалось мычанье.Страшен и облик ей свой, страшен и голоса звук.Бедная, что вне себя дивишься ты собственной тени?Полно на теле ином новые ноги считать!Ты, красота, и сестру пугавшая вышнего бога,Ветками голоду больной, дерном спешишь утолить;Пьешь из потока, глядишь на свою в изумленьи наружность,От ополчивших тебя ж раны боишься рогов.Ты, столь недавно еще и Зевса достойная деваСветлым богатством, падешь голая к голой земле.И по морям, по странам, у рек блуждаешь родимых;Море и реки дают, страны дорогу тебе.Но для чего же бежать, по долгим затонам блуждая?Уж не спастися, Ио, от своего же лица!Что ж, Инахида, спешить? Сама и бежишь ты, и гонишь,Ты себе спутнику вождь, ты ж и сопутник вождю.Нил, рукавами семью вливаясь в открытое море,Облик коровы лишь он снимет с безумной с тебя.Что говорить о былом, которое древность седаяПередает? И моим плакать досталось годам.Войны родитель ведет и дядя. Из царства, из домаНас изгоняют. На край мира изгнанницам путь.Тот, беспощадный, один и троном, и царством владеет;С нищим мы все стариком нищею бродим толпой.Братьев из целой толпы ничтожная часть остается,И по убитым равна, и по убийцам тоска.Сколько братьев моих, и сестер погибнуло столько ж;Грустные слезы мои обе примите толпы!Жив ты, за это меня хранят для мучительной казни;Что же преступник узрит, если винят за добро,И, лишь сотая часть недавно в толпе однокровной,Бедная, встречу я смерть, с братом единым в живых?Если ж хранишь ты, Линкей, о нежной сестре попеченье,И по достоинству ты ценишь услуги мои,Иль помоги, иль смерти предай, отжившее ж телоХоть потаенно покрой сверху гробницей святой,Кости мои схорони, в слезах омытые верных,И на гробнице моей краткую надпись оставь:«Здесь Гипермнестра лежит: любви недостойная плата!Брата от казни спасла, казнь потерпела сама».Больше хотелось писать; но пала под тягостью цепиНаша рука, и прогнал силы последние страх.

XV

Парис

Это тебе Приамид я шлю, Ледея, «спасенье»,Мне ж от одной лишь тебя может достаться оно.Высказать, иль не нужны знакомому чувству признанья,И сильней, чем хочу, наша заметна любовь?Лучше б таилась она, покуда время настанет,Не приносящее враз и наслажденье, и страх.Но не умею таить; и кто потаиться сумеетЕжели блеском своим сам выдается огонь?Если ж, однако ты ждешь, чтоб слову я предал! мученья:Таю – и вот моего сердца известная речь.Сжалься над слабым, молю, и далее взором суровымТы не читай, но твоей взором достойным красы.Сладостно сердцу и то, что принято наше посланье;В сердце надежда, что так могут принять и меня.Пусть же не тщетно тебя обрекла, присудилаПарисуг Матерь Амура, меня в этот склонившая путь.Ибо по воде богов, – и так не греши же в незнаньи, —Здесь я пристал, мне в делах сильный предстателем бог.Правда, великой прошу, но также и должной награды:Знай, Киферея в мою спальню сулила тебя.Ей предводимый, с брегов Сигейских[184] по дальнему морюТрудный я путь совершил на Фереклийской ладье;[185]Легкое веянье та ж послала и ветер попутный:В море бесспорно у ней, в море родившейся, власть.О, постоянствуй и пыл питая и моря, и сердца,И вожделенья мои в гавань свою донеси!Пламя с собой принесли, не здесь снискали мы пламя,Долгой дороги моей было причиной оно ж.Вовсе не буря гнала нас злая, не промах в дороге,Прямо к Тэнарской стране флот свой направил Парис.И не подумай, что глубь взрезал я несущим товарыСудном: богатства мои вышние боги хранят.Также не зрителем я являюся в Грайские грады,Много роскошнее есть в царстве моем города.Нет, за тобой, моему обреченной ложу Венерой,И уж алкая давно, раньше знакомства с тобой.Ранее сердцем твои узрел я, не взорами очи,Вестницей первой молва стала твоей красоты.Только, поверишь ли нам? – Пред истиной слава бледнеет,Слишком скупою была к этой молва красоте.Более здесь нахожу, чем сколько молва посулила,Пред красотою твоей слава бессильна твоя.Видно, недаром пылал Тезей всеведущий страстью,И показалася ты славной добычей бойцу,В час, как, по нравам родным, нагая в маститой палестреТешилась боем жена меж обнаженных мужей.Слава, о хищник, тебе; но диво, что вновь возвращаешь!Столь дорогую сильней надо б добычу держать.Ранее эту ссекут с кровавой голову шеи,Чем из светлицы моей, дивная, вырвут тебя.Наши ли руки вовек тебя б отпустить пожелали,Я ли б живой отпустил милую с нежной груди?Если ж отдать суждено, то прежде бы что-нибудь взял я,Чтоб не бесплодна совсем наша Венера была:Или бы девство свое отдала ты, иль то, что возможноБыло б похитить мужам, девство твое сохранив.Только доверься! Каков Парис постоянством, узнаешь,В пламени только костра пламя погаснет в груди.И величайшим тебя предпочел я царствам, какиеНам посулила давно Зевса сестра и жена;Только бы шею твою обнять мне своими руками, —Доблестью я пренебрег, даром Паллады святым.Каяться ль стану, скажу ль, что был безрассуден мой выбор?Крепко при мненьи былом мысль остается моя.Только надежде не дай моей оказаться напрасной,Смилуйся, стольких тревог страстных достойная впрямь!Или безродный ищу с тобой, благородною, брака?Верь, не позорно моей станешь, Елена, женой.Зевса с Плеядою[186] ты, дознавшися, в племени нашемВстретишь, когда предавать предков молчанью иных.Азии скипетр отец, из всех благодатнейший берег,На неоглядную даль чуть обнимает рукой.Там города без числа и кровли увидишь златые,Храмы там, скажешь сама, стоят небесные богов.Там Илион обозришь и, башен высоких в оплоте,Стены, под пенье твоей лиры возникшие, Феб.Что говорить о толпах тебе многолюдных народов?Чуть населенье свое сносит родная страна.Кучей сбегутся густой на встречу троянские жены,И фригиянок младых наши дворы не вместят.О, воскликнешь не раз: «Как наша ничтожна Ахайя»!Точно в жилище любом целого города блеск.Но непристойно и мне кичиться над вашею Спартой:Сердцу бесценна земля, коею ты рождена!Но бережлива она, – ты ж роскоши божьей достойна,И не подходят места эти к такой красоте.Эту б красу окружить богатством и роскошью пышной,Ей подобала бы, ей новых уборов краса.Вот пред тобою наряд мужчины из нашего рода, —Что же, ты мыслишь, каков женщин Дарданских убор?Будь милосердною лишь! И полно фригийцем – супругомПренебрегать, о жена из Терапиейских полей![187]Фригии жителем был и нам однокровным, который[188]Ныне богам на пирах нектар мешает с водой.Фригии житель и муж Авроры;[189] и все ж похищаетКрайний вершащая путь ночи богиня того.Фригии житель Анхиз,[190] с кем матери резвых АмуровСладостно ложе делить там, на Идейских холмах.И Менелай ли, когда сравнить и лицом, и годами,Перед Судом пред твоим юность мою победит?В свекры тебе не дадим, поверь, отклонившего ясный[191]Светоч, кто робких коней страхом погнал от стола;[192]И не Приаму отец, обрызганный кровию тестя[193]Или нарекший своей воды Миртои виной;И в Стигийской волне[194] хватает не прадед ПарисовЯблок, и в самой воде капли не может достать.Впрочем, и что до того, коль их ты досталась потомку,Если Юпитер в семье этой неволею тесть?О злодеянье, и тот недостойный целые ночиДержит тебя и в твоих чудных объятьях лежит.Мне же предстанешь едва когда уж – за самым обедом,Да и при этом душе сколько страданий и мук.Нашим достаньтесь врагам такие застольные муки,Как я почасту терплю, сидя за кубком вина!Жалко, что гость я царю, когда пред моими глазамиЭтот простак обовьет руки вкруг шеи твоей.Зависть терзает меня, да что и рассказывать это! —Как под накинутым им тело ты греешь плащом.Если ж лобзанья при мне друг другу вы нежно дарили,Чашу схвачу со стола, чашей закрою глаза.Долу склоняю свой взор, чуть только теснее прижмется,И на уста не идет в муке напрасной кусок.То застенаю не раз; и видел тебя я, шалунья,Как при стенаньи моем не воздержала ты смех.Часто пытаюсь вином залить свое пламя, но ярчеВстанет, и было вино пламенем в пламени мне.Чтобы не видеть уж вас, закинувши голову лягу,Но беспрерывно мои взоры влечешь за собой.Что же мне делать, ответь! Мучительно видеть мне это,Но тяжелее стократ взоров твоих не видать.Сколько лишь силы найду, таить я пытаюсь безумство,Но выдается легко, как ни скрываешься, страсть.И без признаний моих ты чувствуешь раны Париса, —Только одной бы тебе были известны они!Ах, как часто, сквозь слез набегающих, взор отклонял я,Чтоб о причине моих слез не выпытывал муж.Ах, как часто любовь чужую поведывал, выпив,Каждое слово к тебе, только к тебе относя,И признанье свое под измышленным именем делал, —Я, коль не ведаешь, тем вправду любовником был.Мало того, чтоб смелей пускаться в признания страсти,Я опьяненья не раз маску при вас надевал.Помню я, груди твои в широкой открылись туникеИ наготой моему взору сверкнули на миг,Груди белей молока и чистых снегов, и светлее,Чем обнимавший твою мать лучезарнейший бог.Весь обомлел я тогда и, – чашу как раз подымал я, —Ручка витая скользит разом из пальцев моих.Если дочке даришь поцелуи, я тотчас с восторгомУ Гермионы спешу с нежных их губок сорвать.То, раскидавшись, я пел старинные страсти преданья,То неприметным кивком тайные знаки давал.К первым из спутниц твоих, к Климене и к Эфре, недавноЯ обратиться посмел с ласкою льстивых речей.Обе однако-ж одно сказали: «Боимся, боимся!»И в середине молитв робких бежали от нас.Сделали б боги тебя великих ристаний наградой,Чтоб победитель возвел к ложу тебя своему,Как Схенеиду приял Гиппомен наградою бега,[195]Как и Фригийцу на грудь Гипподамия легла,Как могучий Алкид рога поломал Ахелою,Страстно к объятьям твоим, о Деянира, стремясь.Вот под условьем таким и наша бы страсть посмелела,Нашим бы подвигам ты пыл и отвагу дала.Ныне ж осталось одно, красавица, – с робкою мольбою,Если дозволишь, твои ноги Парису обнять.О, красота ты и честь близнецам великая братьям,И, не роди тебя бог, брака достойная с ним,Или к Сигейским брегам с тобою вернуся супругой,Или в Тэнарской земле лягу, изгнанник, во гроб.Верь, у меня не слегка порезана сверху стрелоюГрудь, глубоко до костей рана доходит моя.И, вспоминаю, что быть убитым мне божьей стрелою,Правду святую давно мне предсказала сестра.[196]Полно ж тебе презирать, красавица, страсть роковую,Полно, – и боги к мольбам будут усердней твоим.Много приходит на мысль; но, лично чтоб нам объясниться,Ночью безмолвной прими гостя на ложе свое.Или же брачную ты оскорбить стыдишься ВенеруИ осквернить чистоту ложа законного прав?О, простодушная ты, о глупая, чуть не сказал я,Разве с такой красотой можно невинною быть?Иль красоту изменить, иль сердца должна ты суровость,Вечно великий идет спор красоты с чистотой.Милы Юпитеру те и милы Венере проступки,Не через них ли тебе стал и Юпитер отцом?[197]Да и едва ли, когда есть в семени нрава зачатки,Леды с Юпитером дочь может невинною быть.Впрочем, невинной и будь, но в Трою со мной удалившись.Пусть лишь один остаюсь я преступленьем твоим.Ныне тот грех совершим, который исправится браком,Если не тщетный дала матерь Венера обет.Но ведь не тоже ль и муж велит нам, не словом, так делом,Он отъезжает, любви гостя не хочет мешать.Времени царь не имел, чтоб Критское царство увидеть,Раньше удобней! О вот дивный по хитрости муж!Он, уходя, говорил: «Еще поручить остается,Чтоб об Идейском за нас госте заботилась ты».Ты порученье, клянусь, забыла отбывшего мужа,Нет и малейшей в тебе думы о госте твоем.Или, ты думаешь, он, человек без сердца, Елена,В силах достойно сознать этой дары красоты?Нет, и не ведает он; и, если б великим считал онСчастье свое, так его-б вверить чужому не смел.Если ж ни голос тебя, ни пыл мой увлечь не умеет,То снисхожденье его нас заставляет сойтись:Или мы будем глупцы, его самого превосходней,Если надежное столь время бесплодно пройдет.Вводит любовника он едва не своими руками,Пользуйся ж ты простотой и порученьем его.В долгие ночи одна лежишь на пустой ты постели,Также лежу одинок я на постели пустой.Общие радости нас пускай сочетают обоих;Полдня блистательней нам станет желанная ночь.[198]Тут я тебе поклянусь какими угодно богами,Брака священный союз клятвой тебе закреплю.Тут я, коль только моей нелживо души упованье,Смело добьюся, чтоб ты в царство мое прибыла.Если же стыдно, чтоб вслед за мной не считали бежавшей,Сам преступленья того буду виновником я.Следую братьев твоих деянью, деянью Эгида, —И к убежденью пример ближе не может и быть.Те двоих Левкиппид, Тезей же тебя похищает,[199]Пусть же четвертым меня станут примером считать.Флот Троянский со мной, людьми и снарядом богатый,Легкий готовят уж путь ветер ему и весло.Ты царицей пойдешь великой по градам Дарданским,И за богиню тебя новую встретит народ;Где лишь направишь стопы, огни корицей запахнут,И по кровавой земле мёртвые жертвы падут.Встретят дарами отец и братья и с матерью сестры,Все Илионки почтят, целая Троя тебя.Ах, и малую часть грядущего чуть открываю.Больше получишь, чем здесь наше посланье сулит.И не страшися, что вслед за нами жестокие войныВспыхнут, что Греция вся силы свои соберет.Скольких похитили жен, – кого ж добывали войною?Верь мне, пустые одни страхи волнуют тебя.Так Аквилон повелел, и взяли Орифию[200] деву, —Что же? Не тронут войной берег Бистонии был.В новой ладье Фазийку[201] Язон увез Пагазейский,Волхов рука не вредит и Фессалийской земле.Так похититель и твой, Тезей, Миноиду[202] похитил,Но не сзывает Минос Критян к войне никакой.Знать, опасенье всегда сильнее опасности самой;Любо бояться подчас, – но уж позорно дрожать.Если желаешь, представь, что грозно война, разгорится, —Силы ведь есть и во мне, стрелы разят и мои.И Азиатская рать не менее родины вашей,Столько бойцов у нее, столько и бранных коней.И не сильнее в груди Менелая Атрида отвага,Чем у Париса, в бою я ли ему уступлю?Отрок едва, воротил я скот уведенный,[203] побившиВорогов, и потому имя свое получил;Отрок едва, молодежь в бою победил разнородном,Илионея средь них и Деифоба[204] сразив.И не подумай, что я в бою рукопашном лишь страшен:Прямо в желанную цель наша вонзится стрела.[205]Эти ли мужу придашь деяния юности ранней,Иль ополчишь ты его славным искусством моим?Если ж и всем оделишь, не дашь ему Гектора в братья,Он же в сраженьях один равен бойцам без числа.Силы не знаешь моей, моим обманулась ты видом,Где тебе ведать, с каким та обручишься борцом.Знай же, совсем за тебя войны не поднимут тревожной,Или ж уступит мечам нашим Дорийская рать.Я ль недостойным сочту поднять за такую супругуМеч свой? Великая нас двинет награда на бой!Ты же, когда за тебя вселенная вся в состязаньеВступит, навеки предашь имя потомству свое.Только надейся смелей и, выйдя отсюда с богами,С полною верою жди всех обреченных даров.

XVI