Елена Блаватская. Интервью из Шамбалы - Анна Бурдина

К концу 1886 года Вера с дочерью отправились домой, в Россию. Им на замену приехала графиня Вахтмейстер. Пора было возвращаться в Вюрцбург. Однако Елена настаивала на том, чтобы никуда не ехать, а остаться в Остенде, откуда до Лондона рукой подать, а значит, удобнее общаться с тамошними теософами. К тому же ей не хотелось сниматься с места, она постоянно писала, и для графини накопилось много секретарской работы. Решили остаться.

В один из тех дней, зайдя в кабинет «Старой Леди», графиня увидела, что весь пол усеян испорченными листами.

– Отчего такой беспорядок? – спросила она.

– Вот, двенадцать раз я пыталась правильно написать эту одну страницу, и всякий раз Учитель говорит, что все не то. Я, верно, с ума сойду от этих переделок; но оставьте меня. Буду работать, пока не справлюсь, – хоть всю ночь напролет. О, какие картины и панорамы, сцены, доисторические драмы и все такое! Никогда не видела и не слышала лучше… Каждое утро я просыпаюсь и вижу новое место и новое событие. Я снова веду двойную жизнь. Учитель находит, что мне слишком трудно смотреть на астральный свет, находясь в сознании. Поэтому уже примерно две недели я наблюдаю все, что мне нужно, как бы во сне. Я вижу огромные рулоны бумаги, на которых все написано, а потом восстанавливаю их по памяти.

Графиня Вахтмейстер принесла Елене чашечку кофе, чтобы хоть немного поддержать ослабшие силы «Старой

Леди», и оставила ее за утомительным занятием по переделке неудавшихся страниц. Через час Елена вновь позвала графиню. Она закончила работу, откинулась в кресле и закурила. После напряженной работы дамы любили поболтать за очередной чашечкой чая или кофе. Графиня, удобно устроившись в своем «вольтеровском» кресле, спросила:

– Почему могут происходить ошибки, когда вы записываете то, что считаете нужным?

– Видите ли, – объяснила Елена, – я делаю это так. Я создаю в воздухе перед собой нечто вроде вакуума, если так можно выразиться, и сосредоточиваю на нем взгляд и волю. И тогда передо мной проходят сцена за сценой, как картины в диораме. Если же мне нужно сослаться на сведения из какой-то книги, я концентрирую внимание, и появляется астральный двойник книги, из которой я беру то, что мне нужно. Чем меньше в уме смятения, огорчений, тем больше в нем энергии и целенаправленности, тем легче мне это удается. Но сегодня меня так расстроило письмо от X., что я никак не могла сосредоточиться, и сколько ни пыталась воспроизвести цитаты, получалось не то. Учитель говорит, что теперь все правильно, поэтому давайте пить чай.

Чаепитие предполагалось в конце каждого рабочего дня. Ровно в семь часов подавался чай, за которым велись бесконечные разговоры. Затем Елена Петровна принималась раскладывать пасьянс, считая, что при этом ум ее отдыхает. Графиня Вахтмейстер отмечала: «Похоже, механическое раскладывание карт давало ей возможность умственно расслабиться после дневного напряжения. По вечерам она никогда не заговаривала о теософии. Она настолько утомлялась за день, что нуждалась только в отдыхе. Поэтому я набирала как можно больше журналов и зачитывала из них статьи или отрывки, которые, как мне казалось, могли заинтересовать или развлечь ее. В девять она отправлялась в постель, где раскладывала вокруг себя русские газеты и читала их допоздна».

Благодаря помощи графини Вахтмейстер, работа над «Тайной Доктриной» стала быстро продвигаться, надо было только скорее записывать и обрабатывать имеющийся материал. В этот ответственный момент возникла неожиданная помеха: Елена Петровна была недовольна качеством чернил, продаваемых в Остенде. Она раздобыла более совершенную рецептуру по сравнению с той, которую использовала в Одессе, и начала изготавливать чернила сама, как некогда в России. Поскольку свойства новых чернил были оценены по достоинству, то производство их пришлось расширить, и вскоре оно выросло в маленькое доходное предприятие. Однако просуществовало оно недолго. По воспоминаниям графини: «Однажды в дверь Е.П.Б. постучалась впавшая в крайнюю нужду просительница. Глубоко тронутая историей несчастной женщины, Блаватская решила помочь ей. В кармане ее просторного рабочего капота денег не оказалось. Она выдвинула ящик письменного стола, но и там было пусто. Тогда она позвала: "Послушай, Констанс, отдай ей наш чернильный заводик; авось да выкарабкается". Так мы и поступили».

Вскоре после этого в Остенде появился некто Бертрам Китли, из Лондонской ложи ТО, который приложил немало усилий, чтобы убедить госпожу Блаватскую в целесообразности ее переезда в Лондон. Предполагалось, что она должна сформировать там центр основной теософской работы. Поначалу Елена Петровна сопротивлялась, как могла. Но, поразмыслив над всеми «за» и «против», все-таки согласилась, хотя и считала, что лучше Олкотта с этой работой не справится никто.

Глава 58

«Мейкотт»

О том, что приятная беседа, сигарета и чашечка чая служат для некоторых тремя составляющими одного философского понятия, именуемого «счастьем».

В Лондоне госпожа Блаватская поселилась в доме, окрещенным ее почитателями «Мейкотт», куда сразу стало приходить множество визитеров. Это был достаточно удобный для жизни и работы дом. Как только все привезенные из Остенда рабочие материалы были распакованы, Елена с головой ушла в работу и появлялась на людях только в отведенные им часы. «Ну вот, я и в альбионских туманах поселена! – писала она Вере. – Именно поселена, я не сама поселилась! Перетащили меня мои адмираторы, – чуть не на кровати, все время везли и на руках переносили. Далась я им!.. Решили, будто без меня и дороги в Царство Небесное не найдут. Прислали депутацию с петицией в 72 имени теософов, твердо решившихся лишить бедное Остенде моего „облагораживающего“ присутствия и „благодетельных магнетических токов“, – excusez du peu!.. Восчувствовали мы, – говорят, – дух святости и духовного усовершенствования в вашей атмосфере. Вы одни можете просветить нас и оживить впадающее в спячку и бездействие Лондонское общество! Ну вот, я приехала и поддала жару, – пусть не пеняют… Я сижу у стола и пишу, а они все у меня ходнем-ходят… Вчера был митинг, сформировали новую ветвь теософического общества и, вообрази, назвали единодушно – Blavatsky Lodge of the T. S.!..»

Действительно, новая теософская ложа была основана всего лишь через три недели после прибытия Елены Петровны в Лондон. Четырнадцать молодых людей объединились и создали знаменитую впоследствии Ложу Блаватской. Название они выбрали не случайно. Теософы тем самым публично выступили в поддержку основательницы своего движения, чье имя было запятнано усилиями различных клеветников.