Приключения-85 - Сергей Плеханов

Он говорит, что и рассказывать-то нечего. Ездил по делам, заодно за покупками. Пока туда-сюда, опоздал на последнюю электричку. И… решил навестить. А то после суда с Гатаевым так и не виделся — со-ску-чил-ся! Первая электричка все равно только в четыре утра. Позвонил?.. Да. Из вежливости, конечно, позвонил. Вдруг еще дома не окажется. Знаем этого господина — но ночам, может, шляется неизвестно где… Удобно ли было среди ночи? А у них с господином Гатаевым очень хорошие, близкие, почти родственные отношения — об удобствах друг друга не заботимся… Когда ушел? Около двух… При нем ли, при Пожарском, начал Гатаев работать? В смысле, на машинке стучать? Да, при нем. Сел и сказал, чтобы он, Пожарский, ему, Гатаеву, не мешал. Видите, какие непринужденные отношения сложились!.. Так что да, стучать на машинке Гатаев начал при нем, при Пожарском. Немного демонстративно, вы не находите? Потому, что стоило Пожарскому из комнаты выйти, как стук машинки сразу прекратился. И не возобновлялся, пока Пожарский плащ надевал, пока дверь пытался открыть, а потом закрыть. Замок там какой-то… И он просто хлопнул дверью. Она не захлопнулась, приоткрылась. Но это уже забота хозяина — мог бы выйти с гостем в коридор, проводить. Но он, Пожарский, не в обиде! Какие могут быть обиды?! Все-таки старые знакомые!..

Я смотрю на язвящего Пожарского и понимаю, что о смерти Гатаева он не знает… Ну, от меня он об этом не узнает. Я в конце концов не уполномочен сообщать разные факты разным бывшим начальникам ЖКО…

— Да, но все-таки чему обязан?.. Нет уж, вы, пожалуйста, доложите!.. Нет уж, вы просто так не уходите!.. Все же я хотел бы знать!.. Учтите, я буду звонить вашему руководству!.. Учтите, я официально обращусь!..

Вот пусть официальное руководство официально сообщит официальному инженеру ЖКО…

Сашке я сказал, что завтра едем. Отпуск оформили: он себе, я себе. Стали собираться, прибираться и просидели почти всю ночь, беседуя просто так — за жизнь. И к утру распогодилось. А его комбинезон мы раскинули на веревках над плитой. И сами в этой кухне парились. И сомлели к утру. Сашка решил заварить кофе. И спалил мою кофемолку. И виновато сказал, что он же не виноват. Что он знает — это статор полетел. Что просто срок эксплуатации истек. Что он отдаст своим парням в цехе — они в два счета починят.

Я ему киваю, но осуждающе. Понимаю, что он действительно не виноват. Но лучше держать Сашку в провинившемся состоянии. А то опять про «мои дожди» затянет. А кофемолка — что ж… Срок эксплуатации — это аргумент. Как у Гатаева. Эксплуатировали его, эксплуатировали… А на Пожарском у него сломался мотор. Не три года назад, так сейчас. Могло это произойти раньше, могло — позже. Могло и вовсе не произойти. И особой вины какой-то за Пожарским нет. Один из…

Отсутствие события преступления… Только сколько там наворочено за этим самым отсутствием события. Много там наворочено…

Лезу в душ, чтобы окончательно стряхнуть снулое состояние. А сам себе думаю… И сквозь душевой шорох и закрытую дверь прорезается телефонный звонок. Сашка снимает трубку, о чем-то с кем-то говорит. Я выскакиваю, туземно опоясанный полотенцем. А Сашка уже щелкает телефоном и говорит: «Порядок!»

Какой такой порядок? Кто звонил?

— Брюнет твой звонил! Я ему сказал, что ты уже укатил на «Яве». Он мне говорит: вы же вместе собирались! А я: производственная необходимость, кое-что надо сделать, а потом на своей коляске догоню… Здорово?! А то, слушай, мы так и не уедем никогда. Смотри, опять тучи!.. — И он довольно щурится, Сашка Панкратов…

Оно конечно… Только служебный нагоняй «на ковре» меня не пугает. Пришел бы и доложил: так и так! А как?! Куртов прав оказался — отсутствие события преступления. Уголовного… Он это определил еще в комнате Гатаева. И заключение о смерти Гатаева пришло из области. А я в этом убедился, перебудоражив столько людей!.. «Детективная мешанина».

Но сам себе думаю, что по-другому не смог бы, что здесь дело принципа. И прав был Гатаев, процитировав пииту Маяковского. И прав был Владимир Владимирович. «Очень много разных мерзавцев ходят по нашей земле и вокруг». И они действительно разные. И вероятно, отнюдь не одной черной краской выкрашены. Но тот же врач занимается в первую очередь пораженным участком — для врача не аргумент, что у больного, скажем, голова нормально варит, когда у больного, скажем, живот сводит. И тот же Сашка колдует над бракованным фланцем, тот же Сашка не говорит — мол, зато остальные фланцы во какие!

И Гатаев тоже… Он занимался пораженными участками. От Садиева до Пожарского. Это только те, кто попал в мое поле зрения. Ю. А. Дробышев тоже попал в поле зрения. Нет, не мерзавец, конечно! Какое я имею право? И основания?.. Но какая питательная среда!..

И мы вылетаем с Сашкой на шоссейку. Тарахтим. Он что-то радостно орет. Я ему вторю. А сам себе думаю…

Что Садиевы, Цеппелины, Короли — они как раз не самые опасные. Они — вот они, невооруженным глазом видно. А Пожарские? Может быть, и Дробышевы? А те, кому свой избяной мусор дороже всего?

А сам себе думаю, что жаль — я не Гатаев, нет у меня его пера. А то можно было бы… И ту же Светлану подключить… Почему бы и нет? Помогла бы. Жаль, что я не Гатаев… И начать можно было бы так:

«Свиньи вилками хлебали из говядины уху!» — такая идиотская абракадабра пришпилена булавкой к стене. Завершающий штрих к общему кавардаку…»

— Догоняй! — кричит мне Сашка…

Игорь Козлов

РАПОРТ ЛЕЙТЕНАНТА КЛИМОВА

В ту ночь начальник заставы капитан Михайленко как нормальный человек спал дома… В ту ночь на заставе дежурил его молодой заместитель — лейтенант Климов.

Под утро, когда снился капитану удивительный сон, неожиданно зазвонил телефон. Михайленко ошалело вскочил, схватил трубку и тихо, чтобы не разбудить жену, сказал:

— Слушаю…

— Извините, товарищ капитан, — робко начал Климов. — Тут вот какое дело… Приехал из тайги геолог. У них рабочего убили.

— Сейчас буду.

Михайленко положил трубку и на цыпочках вышел в соседнюю комнату. Здесь он надел форму, чертыхаясь, натянул не просохшие за ночь сапоги — всю неделю лил прямо-таки тропический дождь.

Облачившись в плащ-накидку, Михайленко открыл входную дверь и нырнул в сплошной поток воды. «Вот и ладушки — умываться не надо…» — усмехнулся он.

Часовой, нахохлившись как воробей, стоял посреди океанской лужи. Казалось, этим он выражает свой протест природе: прятаться куда-либо не имело смысла.

Увидев командира, солдат строевым шагом направился к нему, чтобы доложить по всей форме. Брызги из-под его сапог разлетались фонтаном.