Роман Брянский - Сычев К. В.

В это время к юрте подскакал седовласый, с непокрытой головой воин.

– Цэнгэл-батур! – крикнул старший стражник. – Тут купец к царевичу!

Суровый воин с кряхтением слез с коня. – А! Иля-купец! – улыбнулся он, прижимая руку к сердцу. – Здравствуй, почтенный!

– Здравствуй и ты! – кивнул головой Илья Всемилович и быстро вытащил из-за пазухи большой, украшенный голубой бирюзой, серебряный браслет. Вещица, блеснув в воздухе, быстро переправилась в руку монгольского сотника.

– Ты всегда был щедр и почтителен, купец урус! – воскликнул суровый воин. – Цэнгэл уже прошел большую часть жизненной реки, но не всегда видел таких достойных людей даже среди своих воинов!

– А вот Илья прошел уже почти всю жизнь, – покачал головой русский купец, – но таких отважных воинов, как ты, никогда не видел!

– Ну, что ж, Иля, твои слова просты, правдивы и приятны слуху, – пробормотал ханский сотник, покраснев от удовольствия. – Но кто же заставляет тебя ждать у входа в юрту моего повелителя?!

Стражники упали на колени.

– Ладно, воины, – усмехнулся Цэнгэл. – Вы же не знали, кто перед вами! Давайте, заносите-ка подарки в юрту!

Сартак-оглан принял купца Илью не совсем радушно. Правда, осмотрев подарки, он несколько подобрел, подошел вплотную к русскому купцу и пристально вгляделся в его лицо. – Значит это ты, знаменитый купец Иля, тот, что дружен с Болху-Тучигэном? – вопросил он и, не дожидаясь ответа, бросил: – Лишь на третий день ты пришел меня проведать! Разве ты не знаешь, что я – сын великого хана и первый человек в Сарае?

– Знаю, государь, – пробормотал купец, лихорадочно выискивая выход из нелегкого положения.

– Так что же ты забыл обо мне?

– Господи, помоги, вразуми меня, – лихорадочно молился про себя Илья Всемилович, и тут вдруг его осенило… – Видишь ли, государь, – решительно сказал он, – у нас, у русских, есть такой обычай: все то, что бывает третьим, священно! Не зря говорят: Господь любит троицу! Вот поэтому я и выбрал третий день для прихода к тебе! Это многое значит и, особенно – глубокое уважение!

По желтому, болезненному лицу Сартака, изуродованному крупными оспинами, пробежала то ли судорога, то ли дрожь. Царевич засмеялся. – Ну, и лукав ты, урус, – сказал он, завершая встречу вежливости, – даже, пожалуй, умен! Что ж, прощай, купец Иля, но помни: как не хитрит красная лисица, обходя степь, как не вертит своим хвостом, однако же попадает на шапку преглупой бабенки!

Надолго запомнил эти слова Илья Всемилович, они стояли у него в ушах и в далеком Хорезме, и в половецких степях, и у Хвалынского моря…

Постранствовав почти два года и успешно поторговав, накупив целую кучу диковинных самоцветов, смоленские купцы вернулись в Сарай, но на прием ни к государю, ни к его брату на обратном пути не попали. Как говорили, Бату-хан был тяжело болен и никого не принимал, Берке-тайджи находился в отъезде, а царевич Сартак, ограничившись лишь приемом подарков, к купцам не вышел.

Заплатив пошлину, составлявшую одну тридцатую часть стоимости имевшихся у них товаров, как это было принято в ханской столице, Илья Всемилович со своим младшим спутником пошел прощаться с Болху-Тучигэном.

– Ну, вот, Иля, – грустно произнес глава ордынской канцелярии, – ты теперь уходишь назад! Свидимся ли мы опять?

– А ты приезжай ко мне в Смоленск! – весело ответил Илья Всемилович. – Путь не совсем уж дальний. Вот бы Василиса тогда порадовалась!

– Эх, Иля, – покачал головой Болху-Тучигэн, – какая теперь поездка? Я уже стар! Мне четыре десятка лет и еще один год!

– А мне уже пять десятков в этом году стукнуло! – улыбнулся купец Илья – А я все странствую!

– Пусть же даст тебе твой Бог удачу! Да не взыщи за малую охрану твоему каравану. Я ничего не могу поделать, пока тут властвует царевич! Будь осторожен в пути и передай мое доброе слово своей мудрой супруге Василисе! А если получится, тогда айда к нам снова, в Сарай! – сказал в напутствие Болху и обнял Илью Всемиловича.

Когда же Сарай скрылся в мутной пыльной дымке осенней степи, купеческий караван вышел на большую, избитую конскими копытами дорогу, ведшую на север.

Неожиданно, как из-под земли, у передней телеги купца Ильи появился одинокий всадник. – Остановись, Иля! – крикнул седовласый татарский воин, разбудив задремавшего смоленского купца. – Хочу сказать тебе несколько слов!

– А, это ты, Цэнгэл! – вздрогнул русский купец. – Что случилось? Что заставило тебя догонять мой караван?

– Послушай, Иля, – склонил голову монгольский сотник и, согнувшись в седле, не слезая с лошади, приблизился к уху купца. – Тебе грозит опасность! – прошептал он. – Я случайно услышал, что какой-то неизвестный хочет устроить тебе беду ночью в дороге! Прячься в ваших лесах! Будь осторожен на привале: не спи в своей телеге, каждую ночь меняй места и охрану! Среди вас есть враг! Говорили: не доедет купец до Смулэнэ! А Цэнгэл сказал: – Тому не бывать! – И не успел потрясенный Илья Всемилович опомниться, как суровый воин, быстро выпрямившись в седле и хлестнув плетью лошадь, скрылся в степной бездне.

Вот и лежал Илья Всемилович в кустах рядом с сыном купца Ласко в окружении своих охранников, не смыкая глаз.

– Господи, спаси, – думал он, – чтобы еще раз сюда ехать! Помоги, Господи, выйти живым из этой заварухи! Вот ведь, обидел татарского царевича и сам себе навредил! Навлек опасность и на себя, и на невинного Мила!

Долго вслушивался он в окрестную тишину, но ничто не предвещало опасности. Лишь пискнет где-нибудь какой-то небольшой зверек, да прошуршат в кронах столетних сосен ветерок или птица…

Под утро, когда Илья Всемилович успокоился и стал засыпать, вдруг из середины поляны, где стояла его передовая телега со спящим купеческим слугой Милютой, донеслись какие-то странные звуки, как-будто там завязались то ли борьба, то ли возня. Неожиданно тишину спящего леса разбудил громкий, протяжный вопль! Затем, едва ли не со всех сторон, прозвучала визгливая татарская речь. Запылали факелы. Заплакали проснувшиеся от шума молодые женщины, живые ханские подарки.

– Батюшка, Илья Всемилич! – крикнул в мгновение вскочивший на ноги ближайший охранник Ставр. – Враги напали на твою телегу!

– Тихо, купец! – громко вдруг сказал выбежавший из темноты с факелом в руке татарский десятник Агбарчи. – Мы уж испугались, что это ты лежал там в арбе!

– О, Господи, так что же с телегой?! – переполошился резко вставший купец Илья. Он выхватил факел из руки татарина и побежал вперед.

Страшное зрелище ожидало русского купца. В повозке, зажав в ладони рукоять кинжала, лежал окаменевший, окровавленный Милюта. Голова покойного была как-то неестественно повернута лицом вниз…