Система научно-богословской аттестации в России в XIX – начале XX в. - Наталья Сухова

1869–1884 гг.

Коренным образом ситуация с защитой диссертаций, представляемых на ученые степени, изменилась в 1869 г. С этого времени защита магистерских работ, а на 15 лет (1869–1884) и докторских, стала если не самым важным, то самым заметным и эффектным моментом процесса научной аттестации.

Положение о публичных защитах магистерских и докторских диссертаций, ставшее одной из отличительных черт нового Устава, впервые появилось в проекте Комитета 1868 г., созданного для разработки новой реформы духовных академий[1114]. Как эта идея возникла в недрах духовного образования? С одной стороны, принципы действовавшей научно-богословской аттестации не во всем соответствовали принципам научной аттестации, уже отработанной к этому времени российскими университетами. Одно из главных отличий состояло в публичных защитах диссертаций, представляемых на соискание ученых степеней в духовных академиях: они проводились в университетах, но отсутствовали в духовных академиях. В состав Комитета 1868 г. входили представители светской высшей школы: профессор русской словесности Петербургского историко-филологического института и член Ученого комитета при Министерстве народного просвещения А. Д. Галахов и профессор полицейского права Санкт-Петербургского университета И. Е. Андреевский. Оба профессора активно участвовали в разработке университетского Устава 1863 г. и пожинали плоды его введения, поэтому могли прокомментировать плюсы и минусы тех или иных положений университетской научной системы. Объяснительная записка к проекту нового Устава духовных академий напоминала, что преобразование академий проводится вслед за университетской реформой 1863 г. Это было преамбулой к введению в духовно-академическую деятельность некоторых элементов научно-образовательного процесса, выработанных в университетах, в том числе публичных защит магистерских и докторских диссертаций[1115].

Однако предложение Комитета – публично защищать диссертации на соискание ученых богословских степеней – вызвало неоднозначную реакцию и среди епископата, и в духовно-учебных кругах. Так, архиепископ Казанский Антоний (Амфитеатров) в своем отзыве на проект нового Устава критиковал это положение, усматривая в нем стремление механически копировать университетскую систему. Другие архиереи также с сомнением относились к предлагаемому нововведению.

Но это положение проекта было включено и в окончательный вариант Устава 1869 г., и ординарные профессоры академий, которым надо было получить докторские степени в течение трех лет после введения Устава, первыми испытали на себе его плодотворные и проблемные черты. Естественно, что столичная – Санкт-Петербургская – академия должна была подать пример, тем более ее преобразовывали первой (вместе с Киевской, летом 1869 г.). И уже 23 октября 1869 г. ординарный профессор по кафедре общей церковной истории (древней) И. В. Чельцов обратился в новоучрежденный Совет академии с просьбой – разрешить ему представить на соискание докторской степени свое рассуждение «О древних формах символа веры»[1116]. При этом цер ковно-историческое отделение, к которому принадлежал И. В. Чельцов, представляло отзыв об этом сочинении экстраординарного профессора по кафедре общей церковной истории (новой) И. Е. Троицкого. При этом отделение предлагало Совету, если нужны «перекрестные» отзывы между отделениями, выделить двух рецензентов от богословского отделения – ординарного профессора по кафедре церковной археологии и литургики В. И. Долоцкого и доцента по кафедре догматического богословия А. Л. Катанского. Совет решил для первого раза ограничиться одним отзывом – И. Е. Троицкого, но просить полноценного и конструктивного отражения в нем всех достоинств сочинения, представляемого на соискание степени, его новизны, научной значимости[1117].

Совет назначил диспут на 21 декабря 1869 г., но Святейший Синод, опасаясь за непродуманность нового жанра научной работы, просил отложить. Прежде чем первый диспут состоится, должны быть определены правила его проведения, четко регламентированы действия всех участников – и все это представлено на утверждение Синода[1118]. Диспут состоялся лишь 27 сентября 1870 г. под председательством митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского Исидора (Никольского) в присутствии почти всех членов Синода, обоих викарных епископов Санкт-Петербургской епархии – Тихона (Покровского) и Павла (Лебедева), членов Учебного комитета во главе с протоиереем Иосифом Васильевым, товарища министра Народного просвещения И. Д. Делянова, ректора столичного университета К. Ф. Кесслера и многих университетских профессоров при стечении столичного образованного общества и всех студентов академии. Очень важна была предварительная речь ректора СПбДА протоиерея Иоанна Янышева, в которой, с одной стороны, отмечалось значение богословия для науки и просвещения в целом, с другой – подчеркивалось, что теперь открылась большая возможность для участия общества в «умственной жизни Церкви». Сам диссертант и оба оппонента – И. Е. Троицкий и А. Л. Катанский – старались учесть в своих речах обе задачи диспутов: и представление лучших достижений богословской науки, и просвещение общества. Поэтому в речи были включены очерки иностранной и русской литературы по теме, главные достижения, важность исследуемого вопроса для богословия, истории[1119]. Правда, участник и один из официальных оппонентов А. Л. Катанский вспоминал спустя много лет, что долгий затвор духовной науки привел к неумению преподавателей академии держаться в общественных собраниях, оперативно отвечать на вопросы, вести научный диалог. Речи диссертанта и оппонентов на этом первом диспуте были мало связаны, ибо каждый говорил свое, заранее заготовленное[1120].

Тем не менее этот диспут задал тон – все остальные академии ждали с нетерпением примера, а столичная академия провела повторную «отладку» процесса через месяц, 25 октября того же года, на втором докторском диспуте экстраординарного профессора И. Ф. Нильского[1121]. Важна была и внешняя реакция – она была положительна, журналисты писали, что все было «очень солидно и с эффектной обстановкой»[1122]. Диспуты были важным событием и для академий, и для русской богословской науки: она явила свои плоды, в целом была признана серьезной, важной и интересной не только для узкого духовно-ученого круга[1123]. В лице профессоров И. В. Чельцова, И. Ф. Нильского и их последователей русское богословие получило первых докторов, не имевших священного сана, то есть степень доктора богословия приобрела новое значение – аттестации преимущественно научного достоинства, а не церковного учительства.

Второй вступила в эпоху докторских диспутов МДА. Из шести ординарных профессоров двое – Е. В. Амфитеатров и протоиерей Филарет Сергиевский – предпочли не получать докторской степени: первый уже должен бы вскоре выйти на пенсию, а второй предпочел принять предложенное ему ректорство Вифанской ДС. Двое профессоров – архимандрит Михаил (Лузин) и П. С. Казанский – решили представить на соискание степени свои старые работы с некоторыми дополнения ми, а двое – В. Д. Кудрявцев-Платонов и С. К. Смирнов – писали новые работы, хотя отчасти на основе имеющихся исследований.

Первая проведенная в МДА публичная защита – архимандрита Михаила (Лузина) – была построена не просто как диссертационный диспут, но как торжество истинной православной науки, не боящейся правды, если это научная правда. По крайней мере, внешне защита сочинения «О Евангелиях и евангельской истории», написанного по поводу книги Ренана «Жизнь Иисуса», проходила именно так[1124]. Хотя некоторые члены корпорации МДА считали, что пафоса в этом диспуте было больше, чем научного интереса, все присутствовавшие с удовлетворением констатировали, что русское богословие способно уже вполне самостоятельно давать оценку достижениям западной науки, формулировать собственные православные убеждения и подходы в области библеистики. Свое понимание задач научно-богословских исследований и смысла их обсуждения на публичных диспутах высказал сам диссертант. На богословской науке лежит ответственность и за правильные ориентиры всей науки, и за убеждения общества. Но эту задачу можно выполнить не внешними мерами, а полным и тщательным изучением западной богословской науки и развитием отечественной, а для этого нужно доверие к делателям науки, даже если будут ошибки и падения, простор для мысли и слова, открытые обсуждения и споры[1125]. Этот настрой был небесполезен и для студентов академии, посещавших с большим интересом все диспуты[1126].

Показательна была защита еще одного московского профессора церковно-исторического отделения – Н. И. Субботина, состоявшаяся через три года, в 1874 г. Диссертация была посвящена изучению предпосылок, причин и истории учреждения Австрийской старообрядческой иерархии[1127]. Исследование было построено на анализе источников, хотя работа и вызывала немало критических замечаний специалистов. На диспуте кроме официальных оппонентов высказывались специалисты по расколу, некоторые из которых не были согласны с выводами диссертанта и даже с его подходом к этому болезненному для Русской Православной Церкви вопросу. Поэтому выступил ряд неофициальных оппонентов: протоиерей И. Г. Виноградов, П. И. Мельников и др. Но все прошло благополучно: если диспутант и не убедил своих оппонентов, то по крайней мере вышел из споров с достоинством[1128].